Мертвые незнакомцы - Итан Блэк

И наконец, на самом подробном наброске показано другое строение.

Микки смотрит на четырехэтажное здание со спутниковыми антеннами на крыше и бетонным пандусом, ведущим к стеклянным дверям парадного входа. Вот большая площадка перед домом, скамейки и пара деревьев для тени. Вот стальная скульптура в стиле модерн и маленькая церковь. Часть здания заслоняют бетонные защитные ограждения метра два высотой.

– Почему вы сохранили их? – спрашивает Микки.

– Может быть, – медленно говорит женщина, – в глубине души я полагала, что, возможно, когда-нибудь мне придется их кому-то показать. – И с любопытством спрашивает: – Вы знаете эти места? У вас такой вид…

В доме прохладно, но Микки бросает в жар, по спине течет пот. Он переворачивает рисунки. На последнем листе стоит дата… 20 октября.

Через два дня.

– Да-а, знаю. Первое здание – полицейский участок на Манхэттене. А второе… Я там работаю. Это Полис-плаза, один.

В комнате нет адвокатов, но есть нормы доказательственного права. Нет судей, однако выдвигаются обвинения. Нет присяжных, но выносятся приговоры.

– На следующем слайде Конрад Воорт. – Белокурая женщина, которую здесь знают как фотографа, управляет диапроектором, глядя на красивое лицо детектива на экране. – Это его дом на Тринадцатой улице. Это он в каяке на Гудзоне. Вот Воорт в Музее современного искусства – сопровождает доктора Таун.

– Доктор Таун больше нас не интересует, – говорит человек с поврежденной левой рукой. – Она отказалась от деятельности, которая привлекла к ней внимание Вашингтона.

– Полковник, он интересует нас по-прежнему. Это Воорт вчера в Вест-Пойнте. Он расспрашивал о вас.

Они на третьем этаже особняка в том самом квартале, где Мичум отдавал вещи в химчистку. Дом стоит напротив кафе, недалеко от киоска с пиццей. Это двести футов от места, где Конрад Воорт пьет кофе и решает, ждать ли подкрепления или войти так.

– Что будем с ним делать? – спрашивает референт с лицом купидона, третий человек в комнате.

Но Шеска погружен в свои мысли. «Сегодня был бы ее день рождения». Фотограф предлагает:

– Каяк может столкнуться с моторкой. Эти лодки такие медленные.

А Шеска мысленно слышит женский голос: «Я стреляю собак».

В комнате блондинка – капитан разведки морской пехоты – наклоняется к нему и повышает голос, чтобы привлечь его внимание:

– Люди Воорта наводят справки в Пентагоне.

И Шеска вскидывается:

– Они что-нибудь узнали?

– Нет, но, судя по вопросам, подбираются все ближе.

– Насколько хороши наши источники в управлении полиции?

Женщина пожимает плечами:

– Мы созданы не для этого. Мы можем только получить представление о том, что они думают, прослушивая вопросы, которые они задают.

– Черт, – тихо произносит второй мужчина.

– Забудьте о гребле, – медленно говорит Шеска. – Забудьте о несчастных случаях. Воорт расследует несчастные случаи из списка Мичума. Он должен был что-то где-то записывать, должен был с кем-то говорить. С напарником. С начальством. Если с ним произойдет несчастный случай, для полиции это станет красной тряпкой.

Референт – лейтенант военно-морской разведки – явно обеспокоен.

– Так мы бездействуем?

– Месяц-другой, – отвечает Шеска. – Потом посмотрим.

– Что же, мы позволили ему вертеться вокруг месяц? – Референт потрясен.

– Или, – Шеска, нащупав идею, размышляет вслух, – если Воорт погибнет, это должно выглядеть убийством. Не несчастным случаем. Явным, неподдельным убийством. Интересно, над какими еще делами он работает? Или, может быть, найдется человек, которого он когда-то арестовал и который только что вышел из заключения.

Референт оживляется:

– Точно! Кто-то другой, чье дело он расследует, его шлепнул!

– Выбор тут невелик, – говорит Шеска.

– Нью-йоркские копы расследуют десяток дел одновременно, – стоит на своем референт. – Воорт работал над сотнями дел. В городе просто обязаны быть люди, у которых на него зуб.

Шеска продолжает размышлять:

– А дальше остается надеяться, что у человека, который унаследует дело Мичума, не будет к нему личного отношения. Потому что, если мы все сделаем правильно, никто не сможет доказать, что мы связаны с каким-то там списком. В отсутствие личных мотивов вся эта история должна рассосаться. И тогда мы сможем завершить начатое.

– Хорошо, – говорит фотограф.

– Только так – или ничего не делать, – отвечает Шеска.

– Мы не можем сидеть сложа руки, – говорит референт.

– Хотя все это нехорошо, – вздыхает блондинка. – Он просто делает свое дело, как и мы. Такой красивый мужчина.

– Надо узнать, какие дела он расследует, – медленно произносит Шеска. – Кого собирается арестовать. Неплох был бы какой-нибудь подонок из низов. Подозреваемый в сексуальных преступлениях, наркоман. Рецидивист. Упившийся вдрызг бомж, который ничего не может вспомнить. Я сделаю остальное. Смерть, которая привлечет внимание. Громкая смерть. Мы используем то, что Воорт – коп.

Блондинка кивает.

– Никаких несчастных случаев, – повторяет референт.

Шеска пожимает плечами:

– А в Вашингтоне у нас есть защита от расследования. В данный момент нас ищет лично Воорт. Но он добрался до Вест-Пойнта, а?

Остальные ему полностью доверяют. Они все сделали правильно, и если Шеска говорит, что в Вашингтоне им ничего не грозит, то так оно и есть.

– Я выясню, над чем еще он работает, – говорит женщина.

«Лупе, как мне тебя недостает».

В день ее рождения Шеска никогда не может до конца избавиться от кошмаров. В день ее рождения прошлое настигает его. Прошлое – это непреходящая боль в сердце.

Он даже слышит запахи Кито, дождя, который в октябре никогда не прекращается, зелени Андского плато, на котором выстроен город, вонь выхлопов и нечистот одной из столиц третьего мира, освежителя воздуха, перекачиваемого воздушной системой отеля «Конкистадор», где он обедает в ресторане на первом этаже вместе с полковником Рурком – якобы торговым атташе посольства, – дипломатами и бизнесменами из Франции и Германии – и вместе с женщиной, которая очень скоро станет его женой.

В настоящем белокурая женщина окликает:

– Полковник?

Но Шеска едва слышит – в эту долю мгновения. Он снова в Кито в конце президентского срока Джорджа Буша, после службы в Ираке.

«Я стреляю собак».

В памяти Шески – в ресторане отеля – француз насмехается над Америкой:

– В «Макдоналдсах» и «Бургер-кингах» вы едите в машинах.

Сколько раз он слышал похожее за границей! Во всех городах, где он работал, Шеска выслушивал нескончаемую критику военной мощи Америки, ее бизнеса, подростков, телевизионных программ, системы образования или отсутствия всеобщего здравоохранения.

Немец, владелец швейной фабрики, говорит:

– У вас «тяжелый металл» вместо Вагнера. Стивен Кинг вместо Шекспира. Норман Рокуэлл вместо Пикассо.

Полковник Рурк, прекрасный актер, наливает чилийское красное вино и смеется – эдакий хороший парень, всем свой в доску. Но Шеска знает, что внутренне он кипит.

– Последние пятьдесят лет мы спасали задницу Европы. – Так Рурк всегда говорит в посольстве, наедине с Шеской, когда они разрабатывают стратегию помощи эквадорской национальной полиции.

– Американское телевидение! – смеется француз. – Так много каналов! Так мало содержания!

– Американцы ничего не знают о других культурах, однако вы хотите указывать нам, что делать, – говорит немец.

– Вы дети, пытающиеся править миром! – соглашается француз.

Внезапно женщина, сидящая напротив Шески, набрасывается на критиков:

– Вы не правы!

До сих пор Шеска ее в общем-то не замечал. Это племянница человека, принимающего их в Эквадоре, владельца авиакомпании; приехала с Галапагосских островов, где занимается научной работой. Не красотка, квадратные очки, свободное платье, не подчеркивающее, а скрывающее фигуру. Довольно крупная. Черные, вьющиеся от природы и жесткие, как перманент, волосы вокруг угловатого лица. Хорошая кожа, хоть в данный момент и покраснела от негодования. Тонкие, почти бескровные от политического гнева губы.

– Это вы, критики Америки, внушаете мне отвращение!

Именно ее пыл привлекает Шеску, поражает и согревает его – и делает ее прекрасной. Он много лет спал только с проститутками, отказывался отличной жизни, предлагая верность только своей стране.

В прошлом – в ресторане – он вдруг узнает в другой женщине страстность бабушки. Огонь, готовый вспыхнуть в любой миг. Эта женщина даже не американка, однако защищает Америку! В настоящем белокурая женщина говорит:

– Мы не сумели найти Фрэнка Грина. Он не появился у дома в Бруклине, где раньше жил.