Кольцо времени - Борис Тараканов

— В 1602 году, — немного подумав, продолжил профессор, — через два года после казни Бруно, монах-доминиканец Томмазо Кампанелла, пожизненный узник неаполитанской тюрьмы, открыл миру свой «Город Солнца» — записанный им рассказ знакомого мореплавателя, якобы попавшего на загадочный остров, находящийся, как сказано у Кампанелла, «за гранью мира». Его жители значительно опередили другие народы в науке, технике и социальном устройстве. Такие рассказы с разной степенью бездарности писались во все времена, однако, некоторые детали именно этой монографии позволяют смотреть на нее не просто как на «средневековую утопическую фантастику».

— А почему этот Кампанелла сидел в тюрьме? — спросил Вовка.

— В 1598 году он возглавил в Калабрии заговор с целью свержения на юге Италии испанского владычества. Хотел построить там идеальное общество, подобное тому, что опишет затем в «Городе Солнца».

— За что и поплатился свободой, — добавил Стас.

— Несомненно, — профессор вздохнул, вновь немного помолчал, затем добавил, — я вот подумал… легенды о «Летучем Голландце», скорее всего, возникали отнюдь не на пустом месте. И пропавшие без вести корабли не обязательно затонули — вполне возможно, что с некоторыми из них в море случился тот же эффект, что с «поездом-призраком» на железной дороге.

— То есть получается, что каким-то образом эти корабли тоже пересекли границу между пространствами… Любопытная гипотеза. Значит, логично будет также предположить, что некоторые из мореплавателей как-то смогли вернуться? Тогда легенды о чудесных островах и городах «за гранью мира» вполне объяснимы.

— Кстати, Станислав, известно ли Вам, что Джордано Бруно весьма негативно оценивал возможность контактов между обитателя-ми различных миров? Об этом идет речь… — профессор вновь полистал свои бумаги, — ага, нашел… в десятом аргументе из его диалога «О бесконечности, Вселенной и мирах». Для обитателей нашего мира оказалось лучше всего то, что после Вавилонского Столпотворения Всевышний разделил различные народы своеобразными «локальными барьерами» — горами, морями, да и просто большими расстояниями. Когда человеческий разум эти барьеры преодолел, и было установлено между людьми общение, то это оказалось скорее злом, нежели благом — ведь благодаря этому порока в мире стало гораздо больше, чем добродетели. Можно только гадать, какие войны развяжет человечество, получи оно возможность вторгаться в параллельные миры и в другое время.

Стас развел руками.

— Достаточно взглянуть на колонизацию Америки.

Возвращаясь в гостиницу, Стас пытался представить, что почувствовал средневековый философ, когда ему удался опыт со Временем. Гордость? Радость? Приступ мании величия? А, может быть, страх? Ведь Бруно мог сделать открытие случайно, не понимая до конца, что и как «работает». Или же наоборот, он все прекрасно понимал и осознавал всю опасность того, что может сотворить род людской, попади в его руки это страшное открытие. Ведь и академик Сахаров, придумав водородную бомбу, ужаснулся, когда понял, какое зло несет его открытие человечеству. Кстати, и Сахаров, как недавно стало известно, занимался изучением свойств Времени и даже ставил какие-то опыты. И тоже использовал при этом зеркала, как и Джордано Бруно. Зеркала в сочетании с механикой.

К башне отправились пешком, благо находилась она неподалеку от гостиницы. По дороге с интересом рассматривали местные достопримечательности — церкви, дворцы, средневековые скульптуры и поздние памятники. Тамара, конечно же, не оставляла без внимания витрины модных магазинов, которые и здесь были представлены в приятном изобилии.

Бондарь вновь упивался возможностью поделиться с попутчиками знанием истории и тайн этих мест:

— … и самое странное, друзья, что до сих пор не понятно, почему пизанская знать, неплохо обосновавшаяся в центре города, в XI веке вдруг взяла и выкупила землю на гнилой окраине, сравняла с землей лачуги бедноты и начала возводить на этом месте грандиозный даже по сегодняшним меркам архитектурный ансамбль: Кафедральный Собор, Баптистерий, и падающую колокольню…

— А что такое баптистерий? — спросил Вовка, услышав незнакомое слово.

— Крестильня… — ответил Бондарь и продолжил изливать знания. — Все эти сооружения полны скрытой символики, тайны которой до сих пор не разгаданы. Например, в соборе специальное возвышение для проповедей, которое называется «Пульпит», стоит своими опорами на спинах мраморных львов, каждый из которых пожирает лань. Тут же встречается изображение странной женщины, которая за заднюю лапу держит вниз головой могучего льва… Никто толком не знает, что заключается в этих символах, а все трактовки искусствоведов сводятся к тривиальному «стремлению к первозданной природе». Есть в Пизанском символизме что-то опасное. Впрочем, как и в характере самого создателя этих скульптур, Джованни Пизано…

Вовка закатил глаза. Тамара сдержано хихикнула. «По-моему, легче остановить паровоз, чем этого токующего глухаря», — подумал Стас, но вслух сказал:

— Глубинный подтекст в этих изображениях, безусловно, есть. Но те толкования, что признаны официальными, не кажутся мне удовлетворительными — есть в них какая-то… ограниченность, что ли.

— Немудрено… — отозвался Бондарь. В Стасе он видел достойного оппонента своим историческим монологам.

Юра понял, что настала пора выправлять положение и, дождавшись ближайшей паузы, ввернул:

— Да! Ну а башня-то почему падает? — и добавил саркастически, — Или «на этот вопрос трудно ответить однозначно»?

Бондарь запнулся, но быстро перестроился.

— Вы правы, мой дорогой. На этот вопрос существует множество ответов, но все они по-своему несостоятельны. — Бондарь помолчал, а Юра почувствовал, что в очередной раз, помимо своей воли, начинает играть роль «рыжего на ковре». Однако Бондарь вновь вернулся на повествовательную стезю:

— Но кроме ответов на Ваш вопрос, Юра, существуют еще и легенды. А легенды порой могут рассказать гораздо больше, чем некоторые научные исследования.

— Расскажите хотя бы одну, — попросила Тамара.

— Охотно. Вот… хотя бы эта легенда, которую любят местные старожилы:

Архитектор Бонанно Пизано взялся построить колокольню для пизанского кафедрального собора. Она была красивой, как кружево, и прямой, как стрела. Венчали ее семь колоколов. Но, когда строительство было завершено, архитектору отказались заплатить за работу. Что-то не понравилось в этой колокольне местному герцогу. Тогда мастер подошел к Башне, погладил третью справа от входа колонну и сказал: «Иди за мной!». И Башня наклонилась. Архитектор тут же получил причитающуюся сумму, но Башня так и осталась стоять — наклоненной туда, куда позвал ее создатель…