Всадник авангарда - Роберт Маккаммон

Глаза Джентри, когда-то глубоко сидевшие в демонически-красивом лице, вдруг стали испуганными и нездорово-желтыми. И голос его был гулким хрипом.

— Батюшка? — сказал он, адресуясь к Мэтью. — Я уроки уже сделал.

Лезвие пилило туда-сюда, туда-сюда… На щеках великана выступила испарина.

Ария не сдержала вопля, но тут же подавила его. Глаза у нее лезли из орбит, сапфир превратился в оникс. Сидевший за ней Адам Уилсон наклонился в сторону бойни, глаза за очками горели, ноздри подергивались, жадно вдыхая запах крови в невероятных количествах. Сезар Саброзо, с отвисшей челюстью и помертвевшими глазами, вцепился руками в винные бутылки, будто удерживал собственную жизнь.

Вдруг Джентри, словно очнувшись, издал прерывистый крик и попытался встать, но рука великана крепко держала его за волосы, и силы быстро оставили доктора. Видимо, эликсир отсутствия и вправду был мощным зельем. Джентри рухнул обратно в кресло, голова свесилась налево, руки подергивались на подлокотниках, колени стучали снизу по столу — ноги пытались бежать. Но бежать было некуда.

— Ох, — простонал запинающийся голос мертвеца из дергающегося тела.

— Батюшка… я сегодня… поцеловал Сару.

Со следующим движением пилы хлынул поток почти черной крови, и с ним из перекошенного рта донесся последний всхлип детской бравады или же жалкий крик мольбы о жизни:

— Кажется, я ей нравлюсь.

Пила дошла до кости и заскрежетала так, что у Мэтью волосы встали дыбом. С треском рухнуло кресло Минкс Каттер: она встала и отступила от стола. Кажется, на этом ужине она уже наелась досыта.

— Если тебя тошнит, выйди! — рявкнула на нее Матушка Диар. Минкс направилась к лестнице, но не бегом: шла контролируемым и почти презрительным шагом.

Скрежет пилы по кости. Стук каблуков Джентри по залитому кровью полу. Мэтью готов был вскочить и удрать из зала вслед за Минкс, но крутой и суровый Натан Спейд остался бы — значит, и ему тоже придется.

Хотя это потребовало колоссальных усилий: в следующий мучительный момент Сирки прорезал позвоночник и сорвал голову с хлещущего кровью стебля.

Голову Джонатана Джентри, секунду назад бывшего живым, гигант положил напротив тела ее бывшего владельца, и пока желтоватое лицо с запавшими глазами продолжало кривиться и дергаться в агонии умирающих нервов, это тело соскользнуло под стол с бескостной грацией сырой устрицы.

Настала тишина, нарушаемая лишь звуком капели.

— Урок окончен, — сказал автомат, показывая вверх указательным пальцем правой руки.

Тут заговорил Джек Таккер.

— Господин профессор… сэр? А десерт нам дадут?

Рука автомата опустилась. С шумом движущейся цепи повернулась из стороны в сторону механическая голова, будто разыскивая говорившего.

— Конечно, дадут, — донесся жутковатый металлический голос, — и вы его заслужили. В патио вы найдете ванильный пирог, засахаренный миндаль и несколько бутылок очень хорошего «Шато-Икем». Лучшее, что у меня есть — для лучших, кто у меня есть.

Голова слегка наклонилась, и тот же голос добавил:

— На этом я пожелаю всем спокойной ночи.

Сирки обвернул измазанный кровью нож двойной салфеткой. Обойдя автомат сзади, он перебросил рычаг — очевидно, выключающий машину. Шум шестерен и цепей стих. Фигура застыла неподвижно в той самой позе, в которой появилась впервые. Сирки снова закутал ее покрывалом и повез к потайной двери.

Лицо Джентри перестало трепетать. Доктор покинул этот мир весьма неприятным образом, уйдя то ли в Небесную Аптеку, то ли в Яму Неизлечимых Болезней. Мэтью прижал салфетку ко рту, отметив про себя, как много крови оказалось на его костюме. Остров Маятник смертелен не только для людей — он еще и с одеждой обращается убийственно. Кроме того, Мэтью теперь знал, кто отрезал головы у трупов в доме на Нассау-стрит: обрубок шеи выглядел точно так же. Наблюдение, которое сделал бы только он, — и он цеплялся за свои способности решателя проблем, чтобы удостовериться: его не до конца поглотила эта яма — маска, надетая им на себя.

— А пойду-ка возьму себе ванильного пирога, — сказал Мэк, прижимая руку к животу.

Очевидно, эта драма заставила Таккеров хотя бы на время оставить свою вражду со Спейди. Они встали, таща Штучку между собой, и загрохотали вверх по лестнице, возбужденные, как будто только что наслаждались каким-то особенно волнующим бальным танцем… или, в их случае, — барной дракой.

Каким-то образом — Мэтью не знал, сколько времени у него это заняло, — он встал из кресла и, оскользаясь на окровавленном полу, дошел до лестницы. Никем больше он не интересовался, как никто не интересовался им. Было у него впечатление, что на лице Адама Уилсона играет едва скрываемая ухмылка восторга, будто этот финансист-невидимка питает склонность к лицезрению крови и внутренностей. Поднимаясь, Мэтью подумал, что кому-то придется убрать голову со стола, унести тело и вычистить эту безбожную грязь. И этому кому-то очень нужна работа, если он соглашается заниматься подобными делами.

А может, слуги в этом доме давно уже ко всему привыкли.

На подкашивающихся ногах он неуверенно шел к главной лестнице. Его не тянуло сейчас на ванильный пирог, засахаренный миндаль и десертное вино. Посреди лестницы юноша почувствовал, будто в нем что-то сломалось, и тут же на коже выступил холодный пот. Пришлось как следует схватиться за перила, чтобы его не вынесло из этого мира. Потом Мэтью выпрямился, насколько мог, и потащился вверх, хватаясь за перила, как утопающий за брошенную веревку.

Он вошел в комнату, обливаясь потом, все еще ощущая в ноздрях запах крови. Закрыл за собой дверь, запер на задвижку. На белом комоде все также горели три свечи в канделябре, и он не стал их гасить. Первым импульсом было опорожнить пузырь в ночную вазу, но вместо этого Мэтью подошел к решетчатым дверям — как следует вдохнуть морской воздух и, быть может, очистить голову от кровавого тумана.

И тут он увидел, что рядом с кроватью в белом кресле с высокой спиной, украшенной черной вышивкой, сидит автомат профессора Фелла.

Сидит, закинув ногу на ногу.

— Добрый вечер, Мэтью! — поздоровалась машина голосом совершенно не металлическим и не скрежещущим, но все равно жутким в своем механическом спокойствии. — Я думаю, что нам непременно нужно побеседовать.

Глава двадцатая

Земля прекратила вращение свое? Пол провалился под Мэтью? Захохотал огненный ад демонов или возрыдали эскадрильи ангелов?

Нет. Но Мэтью все равно чуть не упал, сердце едва не лопнуло и мозг завертелся волчком от мысли, что автомат профессора Фелла — не машина, а сам профессор.

Это существо было одето все в тот же белый костюм с золотой оторочкой и декоративными золотыми спиралями. И та же на голове треуголка с золотым шитьем. Те же телесного цвета перчатки, закрывающие руки с длинными пальцами, тот же телесного цвета клобук на голове и лице, сквозь который угадываются кончик носа, скулы и глазные впадины. Но когда фигура заговорила, Мэтью отметил легчайший трепет материи над ртом.

— Да, — сказал профессор Фелл. — Меня радуют эти игры.

Мэтью онемел. Как на только что лишенном тела лице Джентри отражались попытки понять, где-как-почему, так и лицо Мэтью дергалось от тех же вопросов.

— Вы очень молоды, — продолжал профессор. — Я к этому не был готов.

Мэтью сделал несколько судорожных вдохов, и к нему вернулся голос.

— Я настолько немолод, насколько… мне нужно.

— Старше, быть может, чем вам положено. — Пальцы рук в перчатках переплелись. — Вы повидали много страшных картин.

Мэтью заставил себя кивнуть, а ответ пришел без усилия:

— Сегодня, вероятно… было самое худшее.

— Я бы принес свои извинения, но эта сцена была необходимой. Она послужила многим целям.

Мэтью ответил пересохшим ртом:

— Цели испортить мне аппетит к десерту она определенно послужила.

— Будут и другие трапезы, — сказал профессор. — И другие десерты.

— И другие отпиленные головы?

Уж не улыбка ли это мелькнула под клобуком?

— Возможно. Но не за обеденным столом.

Осмелится ли он спросить? Осмелился:

— Чьи?

— Пока не знаю. Буду ждать, пока вы мне не скажете.

У Мэтью возникло ощущение, что он застрял в середине дурного сна. Это происходит на самом деле, или он отравился устрицей? Вдруг показалось, что в комнате темно, хотя свечи горели весело. Хотелось, чтобы профессор не сидел так близко. Хотелось оказаться где угодно, только не здесь, не с императором преступного мира и злым роком Кэтрин Герральд в четырех шагах от себя.

— Я? — переспросил он. — Скажу вам? — Он еще сильнее наморщил лоб. — Что скажу?