Народ, или Когда-то мы были дельфинами. - Терри Пратчетт

— Давай, — сказала она.

Дафна облизала раковину, не ощутив никакого вкуса, опустилась на циновку и расслабилась.

И вдруг испугалась. Не успела ее голова коснуться циновки, капля сорвалась с пальца и полетела к ней.

Она хотела закричать:

— Мне не хватит вре…

Но тут ее поглотила тьма, и грохот волн сомкнулся над головой.

Мау бежал вперед, но голос Локахи не отставал.

«Мау, ты устаешь? Ноги болят, просят отдыха?»

«Нет! — ответил Мау. — Но… ты сказал, что есть правила. Что за правила?»

«Ох, Мау… Я только согласился, что правила должны быть. Это не значит, что я должен тебе их открыть

«Но ты должен меня поймать, верно?»

«Твое предположение истинно», — ответил Локаха.

«Что это значит?»

«Это значит, что ты отгадал правильно. Ты уверен, что не начал уставать?» «Да!»

На самом деле сила приливала к ногам Мау. Он чувствовал себя живым как никогда. Колонны полетели мимо еще быстрее. Он настиг стайку рыбок, которые в панике бросились врассыпную, оставляя серебристый след. А на темном горизонте забрезжил свет. Кажется, там дома, белые, большие, как те, из рассказа Пилу про Порт-Мерсию. Откуда взялись дома под водой?

Что-то белое мелькнуло и под ногами. Мау посмотрел под ноги и чуть не споткнулся. Он бежал по белым каменным блокам. Бежал так быстро, что их не удавалось толком разглядеть, а притормозить он не осмеливался, но размером эти камни были точно как якоря богов.

«Прекрасно, замечательно, — произнес Локаха. — Мау, а тебе не приходило в голову, что ты бежишь не в ту сторону?»

Последние слова были произнесены дуэтом. Протянулись руки и схватили Мау.

— Туда! — завопила Дафна прямо ему в ухо и потянула его обратно, в ту сторону, откуда он бежал. — Почему ты меня не слушал?

— Но… — начал Мау, упираясь, чтобы поглядеть на белые здания. Из них выходило что-то вроде столбика дыма… а может, просто большой пучок водорослей трепало течением… или луч света на них падал.

— Я сказала — туда! Ты что, хочешь умереть насовсем? Да беги же!

Но куда ушла сила из ног? Теперь он словно бежал в воде, в настоящей воде. Он взглянул на Дафну, которая почти тащила его.

— Как ты сюда попала?

— Умерла, очевидно… Да будешь ты бежать или нет! И что бы ты ни делал, не оглядывайся!

— Почему?

— Потому что я только что оглянулась! Быстрее!

— Ты взаправду умерла?

— Да, но я должна скоро поправиться. Скорее, миссис Бурбур! Капля уже сорвалась!

Тишина обрушилась, как молот из перышек, оставив отверстия, формой похожие на шум прибоя.

Беглецы остановились — не по собственной воле, а по необходимости. Ноги Мау, бесполезные, висели, не касаясь земли. Воздух посерел.

— Мы идем по стопам Локахи, — произнес Мау. — Он простер над нами свои крыла.

Слова сами полились у Дафны с языка. Она услышала их впервые лишь несколькими неделями раньше, на похоронах юнги Скэттерлинга, убитого мятежниками. Юнга был рыжий и конопатый и не очень нравился Дафне, но она плакала, когда волны поглотили парусиновый сверток. Капитан Роберте принадлежал к Братству Способствующих — члены братства верили Евангелию от Марии Магдалины, как… как Священному Писанию.[11] В церкви Святой Троицы этого куска никогда не читали, но Дафна сохранила его в закоулке памяти, а теперь он вырвался, оглушительный, как боевой клич:

— И тех, кого поглотит пучина, она не удержит!

Сломленные и разметанные будут исцелены!

Снова восстанут в вечное утро, облекшись в новые ризы!

В кораблях из тверди вознесутся они средь звезд!

— Миссис Бур…

Глава 9

Отвалите камень

Капля разбилась о лицо Дафны. Она открыла глаза и закончила:

— …бур!

Кале и старуха стояли над ней и улыбались. Моргая от яркого света, Дафна чувствовала, как старуха осторожно выпутывает что-то у нее из волос. Но происходило и что-то еще. Воспоминания выливались из нее потоком. Лик смерти… огромные столпы, на которых покоится мир… белые камни… все это уносилось в прошлое, стремительно, как серебряные рыбки, и тускнело на лету.

Дафна посмотрела на циновку рядом с собой. Мау лежал неподвижно и похрапывал.

«Ничего особенного не произошло, — подумала она. Голова немного кружилась. — Он ужасно замерз, и его принесли сюда, чтобы он хоть немного согрелся». Потом случилось… что-то — очертания еще оставались в памяти, но заполнить их Дафна уже не могла. Разве что…

— Там были серебряные рыбки? — подумала она вслух.

Миссис Бурбур, кажется, страшно удивилась. Она что-то сказала Кале, которая закивала и заулыбалась.

— Она говорит, что ты действительно женщина, обладающая силой, — перевела Кале. — Ты вытащила его из темного сна.

— Да? Я не помню. Но там были рыбы.

Когда Кале ушла, дырка в памяти Дафны все еще не затянулась, и в ней по-прежнему плавали рыбы. Случилось что-то большое, важное, и Дафна была там, а теперь ничего не может вспомнить, кроме рыб?

Миссис Бурбур скрючилась у себя в углу и вроде бы уснула. Дафна была уверена, что старуха не спит. Наверняка подглядывает сквозь щелочки почти опущенных век и подслушивает изо всей силы, только что ушами не хлопает. Все женщины слишком сильно интересовались ею и Мау. Точно как горничные у них дома — лишь бы посплетничать. Очень глупо и ни к чему, совершенно ни к чему!

Мау лежал на циновке и казался очень маленьким. Он уже не дергался, а лежал, скорчившись, сжавшись в комок. Теперь Дафну пугала его неподвижность.

— Эрминтруда, — сказал голос в воздухе.

— Да, — ответила она и добавила: — Ты — это я, правда?

— Во сне он по-прежнему видит темные воды. Коснись его. Обними его. Согрей его. Дай ему знать, что он не один.

Голос был, похоже, ее собственный, и она покраснела. Она чувствовала, как розовый жар поднимается по шее вверх.

— Это будет непристойно, — прошипела она, не подумав. И тут же чуть не прикусила себе язык: «Это не я! Это какая-то дура внучка какой-то вздорной старухи!»

— Тогда кто же ты? — спросил голос из воздуха. — Создание, которое умеет чувствовать, но не умеет касаться? Здесь? В этом месте? Мау одинок. Он думает, что у него нет души, и потому строит себе душу. Помоги ему. Спаси его. Скажи ему, что глупые старики заблуждаются.

— Глупые ста… — начала Дафна, и память тут же подсунула нужное. — Дедушки?

— Да! Помоги ему отвалить камень! Он — дитя женщины, и он плачет!

— Кто ты? — спросила она в воздух.

— Кто ты? — донеслось словно эхом. И голос умолк, не оставив даже очертаний в тишине.