Хождение к морям студёным - Вадим Бурлак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, надоело Маркизу и Бушлату уговаривать осторожных слушателей и собутыльников. Поняли они, что поддержки тут не добьются, и перестали появляться в трактире.
Вскоре прошел слух, что приятели отправились гоп-стопничать на ночные дороги. Правда это или нет — не доказано. Однако спустя какое-то время в лесу неподалеку от Архангельска Маркиз и Бушлат все же начали строительство аэростата.
— Ну и хваткие, босяки!.. И откуда столько сшибли деньжищ? — и удивлялись, и восторгались, и завидовали завсегдатаи трактира. — А вдруг и впрямь доберутся до Северного полюса и добудут серебряный столб?! Говорили, спорили на эту тему, а Маркиз и Бушлат знай себе работали!
Наконец, донеслась весть: «Взлетели!..»
Нашлись свидетели, которые сами видели, как аэростат уносил бродяг на Север.
Целый день обсуждали завсегдатаи трактира эту новость, а ближе к ночи вдруг заявился Маркиз. Синяк под глазом, рожа и руки в ссадинах и материт всех подряд.
— Откуда взялся? — вопрошал народ.
— С неба свалился! — зло отвечал бродяга.
— А дружок твой где?
— В небе остался!..
Как выяснилось, аэростат действительно взлетел, и Маркиз по неосторожности вывалился из его корзины. Бушлат ничем не мог помочь другу, поскольку сильный ветер быстро погнал аэростат.
Когда Маркиз очухался от удара о землю, приятеля уже не было видно.
— А может, ты дружка своего ножичком по горлу?.. Может, не поделили чего и вовсе не собирались лететь на Север? — высказал кто-то предположение.
Тут уж Маркиз совсем рассвирепел, схватил со стола бутылку, принялся ею размахивать да еще орал что есть мочи.
— Да мне Север — закодычник, а Бушлат — братан родимый!.. Да за такие слова я любой падле враз натяну тумбочку на уши и вверх ногами пущу по морю Ледовитому!
Побушевал, погорланил Маркиз и вдруг сник. Приуныл, съежился и даже слезу пустил:
— Эх-эх… Как же там Бушлат между небом и землей один-одинешенек носится?
Тут уж народ Маркизу посочувствовал. Накормили, напоили его и успокоили как могли.
Прошел день, прошел месяц, а никаких вестей о Бушлате не было. Правда, заявляли вернувшиеся с промысла рыбаки и охотники, будто видели, как что-то носится по небу. А что именно — так и не разглядели.
От тоски и безделья Маркиз спился. Шатался целыми днями по улицам и клянчил у встречных деньги. По вечерам приходил он в трактир и тоскливо горланил одну и ту же песню:
Сударыня, голубушка,Шальная авантюрушка,Хмельнее водки рыковой,Судьбинушка моя…
У посетителей он тоже просил денег на выпивку и на свечки. А когда трактир закрывался и посетителей выпроваживали, Маркиз, если еще держался на ногах, зажигал свечку и подавал знаки своему другу в ночное небо. При этом уверял всех:
— Бушлат полетает-полетает, да и вернется на мой огонек…
С приходом в Архангельск осенних холодов сгинул навсегда из города Маркиз. Предполагали, что отправился он бродяжничать в теплые края или махнул за Пай-Хой к отшельнику. Но кое-кто утверждал, будто прилетел за Маркизом Бушлат, и оба отправились в путешествие к Северному полюсу.
Забыли негра снять со льдины
Главное наслаждение — одолевать препятствия, будь то препятствия материальные, как при физическом труде и житейских делах, или духовные, как в науке и исследованиях, все равно: борьба с ними и победа дают счастье. Если нет повода к борьбе, человек как-нибудь сам создает его…
Артур ШопенгауэрИскра в горючую смесь
Может, это была моя вина, может — тещи вертолетчика полярной авиации. Ведь именно во время проведения эксперимента она вздумала праздновать свои именины. И нет чтобы скромно отметить день ангела, так созвала уйму народа, в том числе и экипаж вертолета своего зятя.
Моя же вина состояла в том, что я много и красочно рассказывал Ваське о своей программе «Тайны Земли», о том, как приходилось в одиночку выживать в пустынных, Богом забытых уголках планеты, о приключениях поджидавших участников подобных экспериментов.
В общем, бросил искру в горючую смесь Васькиного африканского темперамента и романтизма. И начал он меня донимать.
Речи его были убедительны. Вопросы чередовались с жесткими ультимативными заявлениями.
— А не расист ли ты, — вопрошал Васька, — если не брал в экспедиции чернокожих товарищей? А не ошибка ли то, что жителей Африки ты не отправлял в Арктику, а жителей тундры — в пустыню Сахара — выживать в экстремальных условиях?
Железная логика странных Васькиных вопросов сразила меня. Особенно его последний довод:
— А представляешь, как я буду выглядеть в снегах Арктики? Черное в белом… А?..
— Эстет! Звезда экрана!..
Вот так и оказался Васька на льдине Северного Ледовитого океана. Ну, если точнее, это была не дрейфующая льдина, а припай. Да и Васька — вовсе не Васька, а не то Вассоу, не то Вэссау, не то еще как-то.
Но поскольку его имя с трудом поддавалось языку русского человека, во время учебы в Москве этот Вассоу-Вэссау и перекрестил себя в Василия. В общем, черный друг из Африки…
На третий день Васькиной одиночной борьбы за выживание я отмечал победу человеческой воли и разума над суровой природой Севера. Отмечал в обществе трех капитанов.
Митя, Саня и Даня не были ни моряками, ни летчиками. Саня — пограничник, Митя — милиционер, а Даня — капитан соседствующей организации. Готовились мы к встрече полярника-экспериментатора Васьки в холостяцкой избушке Сани. Она стала чем-то вроде штаба экспедиции.
И вот наконец дверь избушки распахнулась, и вместе с морозным воздухом ворвались шемные, веселые летчики-вертолетчики — те, что должны были по дороге прихватить Ваську.
Дыша стужей и перегаром, они как но команде выхватили из карманов курток пол-литровые бутылки со спиртом и с победным видом установили на столе перед нами.
Дожевывая кусок строганины, поднялся с табуретки Саня и заглянул за спины вертолетчиков:
— О! А где же Васька?..
Авиация недоуменно переглянулась:
— Мать твою!.. — схватился за голову вертолетчик Валера, чья теща устроила именины. — Забыли негра снять со льдины!
Я отчаянно и яростно грохнул кулаком по столу:
— Е!.. Забыли снять негра со льдины?!
Капитан Митя в изумлении вытаращил глаза. И присвистнул растерянно капитан Даня:
— Забыли негра снять со льдины…
Матеря и проклиная все на свете, вертолетчики вывалились из дома с такой же стремительностью, с какой ввалились минуту назад.
В спешке даже дверь за собой не прикрыли.
Некоторое время три суровых капитана и я тупо вглядывались в лиловые морозные сумерки, не в силах пошевелиться.
И казалось нам, что уже летит по тундре вспугнутой полярной совой страшная весть, от которой попрятались в норы песцы, заревели где-то на льдинах белые медведи, по-волчьи завыли собаки, затрубили олени…
Забыли негра снять со льдины!..
Потомок арапа Петра Великого
Конечно, я верил, что закаленный невзгодами студенческого московского быта Васька не пропадет и что лопасти вертолета вскоре взметнут снежную пыль не над окоченевшим телом, а над осатаневшим от стужи, но по-прежнему бодрым и темпераментным африканским другом.
Васька умел быстро осваиваться в любой обстановке. Приехав учиться в Москву, он мог сказать по-русски только «здрас-с-сте» и еще почему-то пионерский призыв «Будь готов!». Но эти слова любил произносить чуть ли не каждому встречному. Незнакомые люди подозрительно смотрели на веселого негра и недоумевали: к чему же надо быть готовым?
Дитя жаркой Африки стремительно постигал русский язык не в библиотечной тиши и институтских аудиториях. Он рвался в народ, в гущу событий, в круговорот информации и страстей — короче, в пивные, рюмочные и прочие подобные заведения. В этих университетах он вскоре изучил язык так, что стал говорить почти без акцента. Словарный запас его был красочным и безграничным. Студенты-иностранцы завидовали Васькиным познаниям. Да и некоторые русские тоже.
Преподаватели изумлялись, слушая его речи, но поправлять не решались. И лишь украдкой со вздохом произносили: «О, великий и могучий русский язык!..»
Упорное обучение в пивных не мешало Ваське увлекаться и классикой. Он преклонялся перед Пушкиным и доказывал, что является прямым потомком арапа Петра Великого Абрама Ганнибала. А раз так — значит, дальним родственником Александра Сергеевича.
Многие москвичи верили в это, потому что хотели верить. И на великосветских презентациях, и в захудалых пивнушках очень эффектно воздействовала на всех фраза: «А вон тот кучерявый парень — родственник самого Пушкина и потомок арапа Петра Великого…»