Меч Заратустры - Антон Антонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему? – удивился Лев. – Мое войско растет с каждым днем. Разумные люди предпочитают быть на стороне сильного.
– Эти разумные люди тоже хотят грабить и убивать. В каждом человеке сидит убийца, только не все выпускают его на свободу. И чтобы люди, которым нравится убивать, могли жить сытно и вольготно, им нужны те, другие. Иначе им просто будет нечего есть. Только тот, кто задавил в себе убийцу, может растить для воинов хлеб.
– Дачники охотно продают еду в обмен на вещи. А вещей мы конфискуем достаточно.
Князь Света хорошо знал, за что его ненавидят простые горожане и за что его боготворят белые воины Армагеддона. Для фанатиков, составивших костяк и опору Белого воинства, не было дороже зрелища, чем ежедневные аутодафе на закопченных руинах университета.
И вдруг какой-то новичок предлагает все это прекратить. Да ведь завтра же Белого воинства не будет и в помине.
Приблудные просто разбегутся, а фанатики сначала прикончат самого Льва, как пособника еретиков, а потом пойдут устраивать новые аутодафе своими силами и не успокоятся до тех пор, пока не истребят всех окружающих или сами не погибнут в неравной борьбе с еретиками, которым тоже хочется жить.
Но обо всем этом Лев промолчал, чувствуя себя неловко под пронзительным взглядом Торквемады. Сказал только о дачниках, благодаря которым приток еды в город еще долго не иссякнет. И услышал в ответ:
– Если твой инквизитор будет и дальше хватать на рынках самых красивых дачниц и тащить их на костер, как ведьм, то базары скоро опустеют совсем, а в дачной земле твоих заготовителей станут без разговоров поднимать на вилы. И некому будет выковать для тебя оружие против них, потому что все, кто знает хоть какое-то ремесло, уже ушли из города.
По счастью Князь Света был не фанатиком, а циником. А Торквемада явно говорил дело.
Но Лев пока не понимал, к чему он клонит. И высказал, наконец, вслух ту мысль, которая с самого начала разговора вертелась в его голове.
– Белое войско Армагеддона создано для истребления еретиков. Те, чьи тела сожжены и пепел развеян по ветру, не смогут по зову черных труб встать под знамена сатаны и выйти заодно с бесами на поле последней битвы. Сжигая еретиков и ведьм живыми или мертвыми, мы уменьшаем силу армии преисподней.
От его взгляда не укрылась саркастическая усмешка Торквемады, и Лев счел нужным добавить:
– Ты можешь в это не верить. И я могу не верить. А они верят! – он простер руку в сторону окна, за которым в ожидании очередного аутодафе шумели нетерпеливо белые воины – фанатики и приблудные. – И без этой веры назавтра от войска останутся одни воспоминания. И от нас с тобой тоже!
– Ну, от меня вряд ли… – таинственно произнес Торквемада. – А от тебя может быть.
И не успел Князь Света обидеться, как оказалось, что обижаться на Торквемаду очень даже недальновидно. Потому что предложение его с лихвой искупало любые неучтивые слова.
– Ты, возможно, слышал: недавно в Таборе учредили Западную империю, а императора выбрать не могут. Тебе стоит задуматься, пока место вакантно. Заодно и воины твои разомнутся. Очистить от скверны целую империю будет потруднее, чем выгнать всех жителей из Москвы.
45
Старый мастер Даниил Берман задумался об уходе из города еще в те часы, когда в Кремле, поминутно свергая друг друга, правили фюреры. Время их правления действительно измерялось часами, и тем не менее они успели не только объявить гонения на евреев, но и начать их на практике.
В те часы, когда к территории ЗиЛа приближалась лавина поджигателей, и сообщения с улиц напоминали фронтовые сводки, это решение созрело окончательно.
А после того, как один из фюреров переквалифицировался в инквизиторы, мастеру Берману попросту не оставалось ничего другого, кроме как бежать из Москвы без оглядки. Он был слишком стар, чтобы снова угодить в тюрьму, но еще не настолько стар, чтобы с легкой душой сунуть голову в петлю.
Завод имени Лихачева в эти дни напоминал осажденную крепость. Его директор отказался допустить на территорию завода белых воинов Армагеддона, за что сам был объявлен ересиархом и внесен в черный список инквизиции под почетным номером в верхней двадцатке.
Завод, однако, находился под защитой спецназа, а его собственная охрана могла дать белым воинам сто очков вперед, но самое главное – Князь Света Лев не хотел ссориться с Кремлем. Поэтому он дал своим людям команду оставить ЗиЛ в покое.
Но команда – это одно, а исполнение – совсем другое. Неугомонные фанатики с оловянными глазами проникали на территорию любыми путями, несли бессонную вахту под забором, и зиловцы, которые не удосужились сбежать пораньше, жили теперь в постоянном страхе, не выходя за территорию и не удаляясь сильно от административного здания, которое охранялось особенно надежно.
Понятно, что ни о какой плодотворной работе и речи не шло. При первой возможности народ утекал с завода через метро «Тульская», а когда Кремль попытался пресечь этот процесс, усилив посты на станции и категорически приказав штатских вниз не пропускать, заводская охрана однажды ничью без лишних разговоров разогнала усиленный караул.
Он ведь только по названию был спецназовский, а на самом деле состоял из пацанов, пошедших на службу Аквариуму за кусок хлеба.
В этот самый день мастер Даниил Берман со всей семьей и спустился в подземелье.
Заводская охрана шла следом. На заводе уже никого не осталось, и задержать беглецов не мог никакой спецназ.
Даже директор завода сбежал вместе со всеми. У него тоже появился стимул.
Накануне беспризорные мальчишки, способные проникать в любые щели, принесли на завод листовку, в которой сообщалось, что президент Экумены Гарин собирает в Белом Таборе первый караван для отправки к нефтяным месторождениям и ему срочно требуются инженеры и рабочие, готовые потрудиться на ниве возрождения цивилизации.
В Таборе, однако, желающим объясняли, что караван собирается не здесь, а за Можаем. И показывали дорогу.
На вопрос, что такое Можай, табориты охотно давали ответ:
– Это поселок такой. Сто первый километр от города.
И махали рукой в сторону запада.
Самые настырные и любопытные имели шанс выведать некоторые подробности. Например, что Можай – это последнее большое селение Таборной земли. Расположено оно примерно там, где до Катастрофы был Можайск, и славится тем, что в нем есть мост через Москву-реку.
Известно, что Белый Табор мог похвастаться только лодочным перевозом и паромной переправой. Ближайшие мосты были в Москве. Или в Можае.
Река там сужалась настолько, что построить деревянный мостик не составляло труда. А вверх по течению сменяли друг друга три хутора – Коровий Брод, Партизанский Брод и Лягушачий Брод.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});