Течёт река… - Нина Михальская

Первые две недели пролетели быстро, а потом все уже подустали и все чаще мысли устремлялись к Москве, к дому. От свежего воздуха и довольно больших норм, которые с каждым днем возрастали, поскольку холода приближались, а дни становились короче, возрастал и наш аппетит. Хотелось есть. По утрам, когда шли к месту работы, наша бригада проходила мимо большого поля, на котором рос турнепс. Его уборка ещё предстояла. Но получилось как-то так, что началась она без ведома начальства и без распоряжения бригадира. Просто каждый, проходя мимо грядок с турнепсом, выдергивал по одной турнепсине, стряхивал с неё землю, чистил (а свои ножи были у каждого) и с удовольствием съедал. Поле заметно опустошалось. Очевидно, чтобы не весь урожай турнепса был истреблен, назначили день его организованной уборки. Мы потрудились на славу и с веселыми песнями до-выдергивали остававшиеся в земле корнеплоды, без особого напряжения перевыполнив дневную норму: все было убрано за полдня. Поле опустело. Кучки турнепса перетащены в корзинах в грузовик. На прощание каждый съел по одной штучке, а к ужину все мы получили по кусочку желанного омлета с селедкой.

В последнюю субботу октября уезжали в Москву. От Красновидова до Можайска шли пешком километров шестнадцать, а потом на поезде часа за три доехали до Москвы Уже совсем немного времени осталось до начала занятий. Ах, как мне хотелось, чтобы этот день наступил! Как я его ждала! Как не терпелось стать студенткой! Надо было хорошо приготовиться. Нужны тетради. Я нахожу в ящиках письменного стола остатки пожелтевших листов бумаги и сшиваю тетради. Обложки — из картона старых коробок. Есть несколько карандашей. Есть школьная тонкая ручка с металлическим перышком, но нет чернил. Ничего! Записывать буду химическим карандашом, который старательно и очень осторожно подтачиваю. Носить все буду в потёртом, но, как мне кажется, красивом портфеле, приобретенном мамой ещё в пору её учительской деятельности. В портфеле два отделения: для тетрадей и книг. Но учебников пока нет, хотя так хочется, чтобы они уже были.

Иду узнать расписание занятий. Оно вывешено на первом этаже серого здания на Большой Бронной. Расписание только на два первых дня. С трепетом записываю в самодельный блокнот перечень лекций — теория литературы, античная литература, история древнего мира, а затем — языкознание, история партии, иностранный язык, древнерусская литература. Но ведь начала первой лекции надо ждать ещё целый день и целую ночь, а потом ещё половину дня, потому что занятия первого курса будут проходить во вторую смену — с трёх часов.

У доски с расписанием познакомилась с Магдой Гритчук. Она, как и я, — первокурсница. Домой шли вместе. Оказалось, что и живем по соседству: её дом на углу Большого Новинского переулка и Садового кольца. Магда уже училась один год в Бауманском институте, но точные науки, бесконечные чертежи оказались ей не под силу и ничего не давали её душе. Теперь она всецело посвятит себя филологии, в которую влюблен её отец — учитель литературы Мы шли пешком по Бульварному кольцу до Арбатской площади, потом по Арбату до Смоленской, потом по Садовой до Большого Новинского, а дальше — к Горбатому переулку мимо женской Новинской тюрьмы. Магда проводила меня до самого дома, показав и свой дом. Теперь мы знакомы, и завтра, как было решено, пойдем в университет вместе.

И вот наступил этот заветный и долгожданный час, когда мы шли на первую лекцию. У дверей аудитории уже собралось довольно много народа: всем не терпелось войти, во было ещё рано и занятия первой смены не кончились. Но как только раздался звонок, все хлынули в аудиторию, стараясь занять места поближе к возвышению, на котором стоял стол и профессорская кафедра. И с самого первого дня так было всегда: наш курс устремлялся мощным потоком навстречу знаниям. Толпа жаждущих приобщиться к ним стояла не только перед дверями лекционных аудиторий, но и перед входом в читальный зал факультета, в университетскую библиотеку на Моховой, в очереди в Ленинку, являясь туда задолго до её открытия. Мы хотели учиться, слушать, читать, говорить друг с другом. И учились с радостью.

24

Уже первый день университетских занятий определил мою судьбу: все, что довелось услышать и пережить за насколько часов, проведенных в аудитории, раскрыло такие горизонты и значило для меня так много, что и высказать это сразу кому бы то ни было казалось просто невозможным. Когда вместе с Магдой мы возвращались домой, я молчала. Говорить была не в состоянии. Хотелось вновь и вновь вспоминать о том, что произошло в этот день между тремя и восемью часами, что произошло, пока я слушала три первые в своей жизни лекции.

Происходило следующее. Ровно в три в аудитории появился невысокий человеке седыми волосами и небольшой белой бородкой, с ясными добрыми глазами; весь его облик был благороден; шел он нетвердой походкой, опираясь на палку; с трудом поднялся на кафедру и говорить начал негромко. Но с каждой минутой голос его звучал все громче, напевные интонации нарастали, завораживая слушателей, заставляя их, как мне казалось, забыть обо всем и всецело погрузиться в тот мир, который он нам открывал. Профессор Сергей Иванович Радциг говорил о Древней Элладе и о её певце Гомере. Нет, он не говорил, он пел, подобно тому, как воспевал героев Троянской войны великий слепой певец. Иногда голос его дрожал, глаза наполнялись слезами, а сцена прощания Гектора с Андромахой произвела на всех столь сильное впечатление, что навсегда осталась в памяти. Мы перестали писать, мы были зачарованы звуками чудной речи, мы были пленены старцем, стоящим перед нами и повествующим о происходящем в давние времена. Когда профессор замолк, ни звука, ни шороха не раздалось в аудитории. И вдруг тишина взорвалась аплодисментами. Все были едины в стремлении выразить восторг, восхищение, благодарность. Произошла встреча с Гомером. Произошло наше приобщение к филологии, к магии слова, таящего в себе сокровища культуры.

Все встали. Сергей Иванович Радциг медленно двигался к двери. И вот он скрылся за нею, а мы все стояли, теперь уже молча. Не хотелось выходить на перемену. Мы ждали продолжения. Свершится ли вновь нечто подобное? Возможно ли это?

Это оказалось возможным, но уже в другом варианте. Появился историк Бокщанин, энергичный, высокий, статный и сильный. Мощные раскаты его голоса разнеслись по аудитории, и сила его воли подчинила слушателей. Древний Египет предстал перед нами в очертаниях храмов и пирамид, в перечне имен фараонов, в потоке сведений о труде, о быте, о войнах, о письменности тех, кто населял тысячелетия назад никогда никем из нас не виданные земли, скудные сведения о которых содержались в кратких абзацах на страницах школьных учебников. И вот теперь открылась возможность услышать о жизни египтян рассказ столь содержательный и яркий, что о конце его не хотелось и думать. Однако всему приходит конец, и лекция была завершена. Будет и следующая. Мы это знали и тем утешились.