Остатки былой роскоши - Лариса Соболева

– Зина, ты с ума сошла! – Ежов съежился от ее предложения. – Зина, нас посадят, ты понимаешь это? Тогда карьера, почет и уважение разом рухнут. Деньги – дело наживное, а от тюрьмы не отмоешься. Как ты будешь в тюрьме сидеть, ты подумала? Да тебя там живьем сварят, изуродуют, когда узнают, что ты занимала ответственный пост. Ты чиновник, а чиновников ненавидят в тюрьме, как насильников и милиционеров.

– Трусишь, да? – упрямо вскинула головку Зиночка. – Мне и тебе, всем нам уготованы гробы, как ты этого не понимаешь? Так вот, я в гроб ложиться не намерена. А иным путем мы Рощина не заставим прекратить нас косить.

– Что вы молчите, Николай Ефремович? – обратился за поддержкой к Сабельникову Ежов и обомлел: – Что с вами, Николай Ефремович?

Мэр сузил глаза и косил их то в один угол кабинета, то в другой, не реагируя на зама. Дело в том, что чертей вдруг стало вдвое больше. Было трое, а теперь шестеро! И никто, кроме Сабельникова, их не замечал. Значит, защитить всех и себя самого от бесов может только Николай Ефремович. Он внутренне готовился к обороне, а от Ежова отмахнулся:

– Ничего, ничего. Доверяю вам решать все вопросы по части борьбы с Рощиным. Я подчинюсь вашему решению.

Пятьдесят на пятьдесят! Ежов чувствовал, что Зина его уломает.

– Тогда ты скажи, как нам защититься? – угадала его мысли Зиночка, блеснув слезой в правом глазу, слезой отчаяния. – У нас нет выхода. Да и кто посмеет тронуть нас в нашем городе? Мы здесь главные, мы всем вершим. Я прошу тебя, Валя, давай сделаем, как предлагаю, и завтра к вечеру этот кошмар прекратится. У нас осталось всего два дня, слышишь? Два дня. Нас Рощин оставил на закуску.

– Хорошо, Зина, если ты берешь на себя всю ответственность.

Не стесняясь Сабельникова, она приблизилась к Ежову, обняла за шею и поцеловала в губы со страстью вампира. Ежов слегка похолодел от этой страсти, от Зины веяло губительной силой. Черт возьми, оказывается, она много сильнее его, она вытягивает его волю.

Эту ночь решили провести в отсеке мэра. Вместе не так страшно.

5

Туркина и Ежов вышли в начале восьмого утра. Степа бодрствовал, Яна и Толик спали, он растолкал обоих. Дождавшись, когда высокопоставленные лица отъехали в автомобиле Ежова, осторожно двинулись за ними. С семи утра город начинает гудеть, во всяком случае, транспорт разъезжает активно, поэтому автомобиль с преследователями не обратил на себя внимания замов мэра, тем более что Толик ловко прятался за машинами, идущими впереди. Подъехал Ежов к школе. Но стал не на площадке перед входом, где останавливаются родители, привозя детей, а поодаль, в маленьком сквере, который и сквером-то не назовешь, а так, посадка из хилых деревьев. Он поставил автомобиль между кустов. Степа недоумевал, зачем они сюда пожаловали? Яна высказалась, что, возможно, проведя ночь вне дома, кто-нибудь из них пожелал увидеться со своими детьми. И добавила, вздохнув:

– Перед смертью.

– Стоп! – подпрыгнул Степа. – А Сабельников? Его тоже нельзя упускать. Как же быть? Давай, Яна, ты останешься здесь, а меня назад Толик быстренько отвезет и сразу вернется к тебе. Вы будете ездить за Туркиной и Ежовым, а я за Сабельниковым. Два на два и один на один. Выходи, Янка, быстрей. Вот что значит хронически недосыпать – мозги уже не работают.

– А если здесь что-нибудь...

– Не каркай, – прервал ее Степа. – Здесь близко, мы мигом.

Яна, сидя на выступе фундамента недостроенного частного дома неподалеку от школы, прождала недолго. Вскоре заметила мальчика, пересекающего посадку. Мальчик как мальчик, ничего в нем особенного она не усмотрела, но мальчик почему-то остановился и посмотрел в сторону автомобиля Ежова. Видимо, его окликнули, догадалась девушка. Яна приподнялась, заинтересовавшись происходящим. А мальчик в это время подошел к автомобилю. Туркина открыла заднюю дверцу и протянула к нему руки, приглашая внутрь. Малыш добровольно сел в машину, Ежов уехал. Яна вновь опустилась на выступ фундамента, подумав о странностях человеческого организма: сутками торчит в машине, стоит же постоять минуту, сразу тянет присесть. Подъехал Толик:

– А где тачка Ежова?

– Уехали, – беспечно сказала Яна. – Они ждали мальчика, он шел в школу, но сел в их машину. Наверное, он их сын.

– Эх, нехорошо получилось, – почесывал в затылке Толик. – Надо было за ними... Степа рассердится, что упустила замов.

– А на чем мне было за ними гнаться? Бегом бежать?

– Тоже верно. Тогда поехали к Степе.

Яна с удовольствием плюхнулась на сиденье, захлопнула дверцу.

Он провел в следственном изоляторе шестьдесят часов тридцать восемь минут. Специально засекал время, когда отобрали часы и когда вышел на волю. А вышел Бражник за пределы тюрьмы в четверг в десять тридцать утра. Его сопровождал адвокат, который должен начать оформление сделки купли-продажи. Но Бражник попросил сегодня не трогать его, так как безумно устал, жаждет выкупаться, выпить водки и завалиться спать на чистую простыню. Адвокат не стал возражать, и они расстались.

Бражник пошел пешком, наслаждаясь свободой и свежим воздухом. Домой несли ноги, стремилась душа. А ведь стоит побывать в тюрьме, чтобы оценить дом. Бражник оценил. Ему страшно хотелось съесть чего-нибудь домашнего и выпить водочки из запотевшей бутылки. Пожалуй, водки хотелось больше всего, чтоб хоть немного снять стресс после отсидки в тюрьме. Сегодня Бражник уже не жалел о потерях, главное – он избежал пребывания в местах не столь отдаленных в течение многих лет. Об этом даже страшно было подумать! Водки просила душа, а в кармане ни шиша.

Навстречу шел знакомый. Бражник его окликнул, тот несколько удивленно на него смотрел какое-то время, будто не узнавал, все же приблизился. Геннадий Павлович обратился к нему с просьбой:

– Ты не мог бы дать взаймы стольник? Или хотя бы полтинник? Я вечером отдам, к тебе домой занесу. Очень нужно, я забыл деньги дома.

– Полтинник могу. – И приятель полез в карман. – А говорили, что ты в тюрьме сидишь, что тебя с партией наркотиков взяли.

– Слушай больше, – ухмыльнулся Бражник, взяв деньги.

– Ты не читаешь газету «Грани»?

– Иногда, – потух Бражник и напрягся: – А что?

– В сегодняшней газете пропечатали наших паханов города. Говорят, несусветное совершили. Ты ведь не ладишь с ними, порадуйся.

– У тебя есть газета?

– Нет, как раз иду за ней. Меня еще вчера предупредили, чтоб обязательно купил. Во всем городе ажиотаж идет. Так я позвонил знакомой, попросил – она в газетном киоске работает, – чтоб оставила мне экземпляр. Вот иду за ней по пути на работу.

– Спасибо за информацию, куплю.

Бражник поспешил к ближайшему киоску. Газета была, но ее распродали. Ринулся к другому киоску с бьющимся сердцем, потому как подозревал, что там достанется и ему. Та же история. В третьем купил. Стоило открыть газету, как со второй страницы по глазам полоснули фотографии. У Бражника закружилась голова. Теперь водка просто необходима, как эликсир, способный поддержать жизнь. Он добежал до маленького кафе, где всего девять столиков, поставленных в три ряда. Посетителей в столь ранний час не было, потому как кафе только-только открылось. Бражник сел за столик и попросил сто пятьдесят водки, сигарет пачку и зажигалку самую дешевую.

– Что на закуску? – спросила юная официантка.

– Вот моя закуска, – огрызнулся он, разворачивая газету.

Она, пожав плечами, ушла, а он принялся лихорадочно читать.

«А НА КЛАДБИЩЕ НЕСПОКОЙНЕНЬКО. Тем, кто читает нашу газету постоянно, напомню субботнюю статью от четырнадцатого мая, она называлась «Отцы города расстреливают прошлое». А говорилось в ней об акте вандализма на старом, историческом кладбище. Семь уважаемых и известных в городе людей тренировались в стрельбе по часовне ночью. С тех пор прошло всего ничего, отцы города не угомонились и в ночь на четырнадцатое мая вновь посетили кладбище, но уже новое. Хотелось бы спросить: господа, так это у вас хобби такое – бродить по кладбищам по ночам? Конечно, нельзя человеку вменять в вину, что он предпочитает для места прогулки пейзаж с надгробиями, нежели парк, набережную или улицу. Но не одними хождениями ограничилось пребывание все той же группы, все в том же числе. На сей раз наши знакомые запаслись лопатами и в течение нескольких часов старательно копали. А раскопали они могилу Кима Рощина, который был когда-то фигурой очень известной в городе, первым местным миллионером, но по воле судьбы разорился, отсидел срок, затем почил. Я не в силах прокомментировать этот проступок. Что это? Ненависть к Рощину, даже лежащему в могиле? Страсть к вандализму? Некрофилия? Кладоискательство? Кто знает, может, Рощин унес с собой сокровище? Или это некая мания, которая еще не встречалась в практике психиатрии? Да и какие тут комментарии возможны? Меня удивляет одна вещь. Первая статья в городе N не вызвала никакого резонанса. Разве там живут слепые и глухие? Разве не видят они, кто ими руководит? Тогда смотрите, смотрите внимательно. И читайте под снимками имена и фамилии. Специальный корреспондент газеты Кимрова».