Левентик - Виктор Титов

— В стихотворении нет мысли, — сказал я небрежно. — Истинная сила в соединении мысли и чувства.

— Знаю. Только идея и действие порождают бессмертие, — ответила Лиза, — если бы ты сказал, что стихотворение отличное, то прослыл бы дураком. Развиваем диалог. Жду ответа.

Она вышла в сад. Солнце заливало комнату сквозь огромные окна, облака рисовали на полу подвижные узоры. Я упал на диван и засмеялся. Бестия, сущий дьяволёнок. Я желал увидеть самое сильное её произведение. Выжмем из себя все соки, вознесём мысль на грань безумия.

С виду Лиза казалась обыкновенной девочкой. Зеленеющий сад хватал её за тонкие косички, весенний ветер колыхал лёгкую расстегнутую курточку. Она шепталась с деревьями как любой маленький ребёнок. Солнце припекало её непокрытую головку, а непринуждённый смех пробуждал в сердце радость.

Глава 48

Но вызов не покидал меня. К ночи температура подскочила, из-за опустошения болела голова. В комнате лежали исписанные и перечёркнутые листы, сломанные карандаши и ручки. Ни на йоту не приблизился я к стихотворению Лизы. Попытка совместить мысль и чувства окончилась неудачей. Вместо полёта на Марс я упал на старте.

Лиза скорчила гримасу, когда прочитала мой ответ. Не того она ожидала от создателя знаменитой «Алой розы». В глазах девочки колебался вопрос: «Стоит ли продолжать?» Но видя мой испуг, она смягчилась. Вынула из кармана сложенный вчетверо листок и положила на стол. Со стороны я выглядел комично. Взрослый человек будто бы провинился перед ребёнком. За ограниченность мировоззрения и скудность мысли.

Лиза взяла стакан сока. Мои руки сами потянулись к заветному листку, будто к спасительному лекарству. Она издевалась надо мной. Внутренне я ожидал увидеть слияние великого и волшебного с обыденным и простым. Но на деле стихотворение оказалось подобием прошлого. В известных кругах им восхищались бы и восхваляли, но здесь, в тихом особняке, душа моя жаждала большего. Лиза будто бы знала мой уровень и шла вровень. Прочувствуй великое через муки и страдания. Каждый вечер я писал, будто приговорённый, рвал на себе волосы и чуть ли не об стенку долбился, чтобы выбить нужные слова. Они приходили по крупинке, по щепотке. Лиза видела эти маленькие сдвиги и своими стихотворениями подготавливала плодородную почву для нового ростка.

Мы рождали произведения и убивали их в тот же вечер. Творили, пока сон не сковывал очи, пока карандаш не становился молотом конца.

Через месяц заметил интересную деталь. Лиза стала несговорчивой. Будто её выматывало наше соперничество. Через два месяца Лиза сказала, что прекращает наш «диалог», что ей понятна моя планка. Не знаю, что бы ей ответил, если бы не произошло одно знаменательное событие.

Наш особняк находился на окраине небольшого, но чрезвычайно престижного посёлка. За продуктами ездили в местный супермаркет.

Небо затянуло тучами, хлынул неприятный моросящий дождь. Я отправился в посёлок. Противная морось разогнала жителей по домам.

Гуляя по супермаркету, думал о новом стихотворении. Как это ни кощунственно, слабое недомогание Лизы вызвало во мне если не радость, то удовлетворение. Организму требовалась передышка, несколько отрешённых вздохов. Набирая продукты и витая в облаках, чуть не столкнулся с человеком не просто огромных, а гигантских размеров. Этим необъятным существом оказалась женщина. Шеи у неё не было, а тело не имело никакой размерности. Пальцы, будто бы перекачанные гелием, почти не сгибались. Глаза скрывались в жировых прослойках и смотрели на мир через узкие щели между нависшими бровями и вздутыми щеками. Но не её огромные формы были причиной моего удивления. Спустя годы вспыхнули воспоминания. Этим безразмерным существом оказалась Клара. Несколько лет научили меня сдерживать эмоции и оценивать ситуацию. Подавив в себе желание разбить Кларе голову корзинкой, шмыгнул в соседний отдел с овощами и фруктами. Она не успела оглянуться. Меня будто вернули в реальный мир, напомнили о его грязи. Клара взяла пакет сметаны и три баночки йогурта. Грузно двинулась в овощной отдел. Я отвернулся, будто бы выбирая фрукты. Клара заняла большую часть прохода, складывая в корзинку морковь, капусту, салат…

Стоя спиной к предательнице, раздумывал план мщения. Сколько раз грань отчаяния хватала меня за шею. Сколько раз в голове возникали мысли о самоубийстве. Цинизм предательства не простит ни один священник.

— Молодой человек, — раздался позади усталый голос.

Развернуться и ударить, что есть мочи. И бить корзинкой до тех пор, пока на полу вместо головы не останется мокрое пятно.

— Молодой человек, передайте, пожалуйста, апельсины, — повторила Клара.

Боже, с каким наслаждением я взял пачку апельсинов и развернулся. Смотри на смерть, Клара-предательница, смотри и не отворачивайся!

Но Клара и ухом не повела. Поблагодарила за апельсины и двинулась к кассе. У меня ноги подкосились. Она не могла не узнать меня, пусть спустя столько лет. Оплатив покупку, мы друг за другом выехали со стоянки. Неплохую иномарку она себе купила. Стерва. Наверняка живёт в пятиэтажном пентхаусе.

Мы колесили минут пятнадцать, пока не выехали к окраине посёлка. До меня доходили слухи, что здесь, в серых высотках, живёт бедное коренное население. Дождь усилился, скрывая уносящуюся вдаль Клару. Прибавил газу, рискуя вылететь с разбитой дороги.

Клара остановилась у выброшенной на край леса высотки. Здание поражало убогостью. Штукатурка отвалилась, оголив кирпичную кладку. Левый её угол, судя по всему нежилой, частично обвалился. Чёрные дыры зияли в выбитых стёклах, и ветер гудел в них, словно в пещерах. Метровые сосульки, никем не сбиваемые, терпеливо выжидали зазевавшихся путников.

Клара припарковала машину у противоположного подъезда. Остановился в тридцати метрах рядом с убогим спортзалом, больше похожим на барак для бездомных. Как только объект наблюдения исчез в дверях, подбежал к подъезду и вслушался в шаркающую походку Клары. На третьем этаже шаги прекратились. Звон ключей как сигнал к действию. Взлетел тёмным коршуном и схватил девушку за рукав. Испуганная, ничего не понимающая девушка обернулась.

— Клара? — спросил я, совершенно сбитый с толку.

— Лера, — ответила девушка, — зачем вы ищите Клару.

— Хотел повидать старую знакомую, принял вас за неё.

— Клара дома, но вряд ли вам захочется её видеть.

Я назвался Ваней и беззаботно улыбнулся. Лера несколько скисла и отворила внутреннюю дверь. Подобного убожества не видел давно. Ночлежки бомжей, и те благоустроеннее. В прихожей не было обоев, одежда висела на трёх ржавых гвоздях. На двух скрипучих стульях отсутствовала обивка, с потолка сыпалась штукатурка. Чёрные стены ознаменовали недавний пожар, вода на плинтусах — постоянное протекание. Половицы скрипели