Субмарины уходят в вечность - Богдан Сушинский

Для Брауна оставалось полной загадкой, как этот человек, при его росте метр шестьдесят и такой вот общей комплекции, мог оказаться в рядах СС, пусть даже «зеленых», полевые, то есть более низкого уровня в сравнении с «черными».

— Вы добровольно вступили в команду германских космонавтов, Шредер?

— Так точно, мой фюрер.

— Ракета, которую вы, штурмбаннфюрер, поведете, нацелена на Нью-Йорк. Мы должны нанести решительный удар по Америке, чтобы президент и все американские военные поняли: им не удастся отсидеться за океаном, избегая наших ответных атак возмездия! — Голос фюрера становился все более твердым и резким, и по мере этого «возмужания» Шредер все тянулся и тянулся перед ним, стараясь продемонстрировать свою готовность до конца, до последнего вздоха служить фюреру и рейху. — Несколько таких актов возмездия за бомбардировки американцами германских городов, и президент США сам предложит нам вступить переговоры, потому что этого от него потребует американский народ.

— Я осуществлю этот акт возмездия, мой фюрер.

— Помолчите, пилот, помолчите, — вполголоса подсказал ему адьютант фюрера. — Слушайте, с вами говорит фюрер!

— Вам, штурмбаннфюрер Шредер, выпала честь нанести первый удар по самому могучему и доселе недостижимому врагу — Америке. Поэтому ваше имя войдет в историю Германских ракетных войск и авиации, в историю войны и в историю самого рейха. Сколько на вашем счету сбитых вражеских машин, штурмбаннфюрер Шредер?

— Двадцать одна, мой фюрер.

— Двадцать одна? — переспросил Гитлер и взглянул на Шауба. На него же смотрел и Шредер, пытаясь выяснить, следует ли ему что-либо объяснять по этому поводу.

— Неплохо, тем не менее для настоящего аса маловато, — все так же, вполголоса, резюмировал личный адъютант фюрера, пытаясь выступать в роли мудрого советника их обоих.

— Дело в том, что войну я начинал пилотом военно-транспортного самолета, — понял Шредер, что без объяснений не обойтись. — И только потом… Словом, на германский праздник воздушного рыцарства я попросту запоздал. К тому же мне не везло. Да и опыта оказалось маловато. «Транспортник-тихоход, переучившийся в истребителя?!» — иронизировал кое-кто из моих коллег. А многие вообще не верили, что такое возможно. Считали, что это неестественно и бесперспективно.

— Значит, вас не награждали Большим крестом?

— Нет, мой фюрер. Теперь им награждают пилотов, сбивших более ста самолетов противника. Таких, как Эрих Хартманн, Герд Баркхорн или Отто Китель, с которым я имел честь служить в одном полку.

— А в сорок первом вообще… награждали за двадцать пять сбитых самолетов[47], — благодушно ухмыляясь, проворчал личный адъютант фюрера. — В наши дни об этом странно слышать.

— Потому что вы плохо представляете себе, обергруппенфюрер, — не поворачиваясь к нему лицом, проговорил Шредер, — что такое сбить в воздушном поединке русского или английского аса, который не уступает тебе ни по мастерству, ни по опыту и храбрости. Хотя бы одного… сбить. В бою, — поиграл он желваками, при этом изуродованный огнем подбородок его стал еще багровее, словно вновь готов был воспламениться. — Вам, никогда не познавшему, что такое азарт воздушной атаки, судить об этом трудно.

— У каждого своя служба, — растерянно заметил Шауб, явно не ожидая от майора СС такой болезненной реакции. — И потом, мое замечание вашей чести не задевает.

— Оно задевает честь всех пилотов. Причем не только люфтваффе. Все наше летное братство. Потому что даже к летчикам противника мы привыкли относиться с уважением. Мы ведь не всегда враждовали там, в небесах; и до скончания мира сего враждовать тоже не собираемся.

— Ну, хватит, хватит, штурмбаннфюрер, — как можно миролюбивее произнес Шауб. Он прекрасно знал, что после июльского покушения, после «заговора генералов», фюрер откровенно недолюбливает свой генералитет и при каждом удобном случае старается принять сторону низших чинов.

— Извините, мой фюрер, — вновь обратился Шредер к Гитлеру. — Я заговорился. Позвольте занять свое место в кабине пилота. Там, в кабине, все понятнее.

— Господин конструктор, — кивнул фюрер в сторону Ракетного Барона, — заверяет, что программой полета предусмотрено ваше катапультирование над океаном. То есть у вас есть шанс остаться в живых. Субмарина вас подберет.

— Когда я отправлялся в каждый очередной полет на обычном боевом самолете, никто, кроме разгильдяя авиамеханика, моим самолетом не интересовался; никто, кроме него, в полет меня не провожал, и никто никаких гарантий спасения во время боя не давал.

— Это верно, — признал фюрер, приятно поражаясь житейской логике и мужеству Шредера. — Как военный летчик, вы абсолютно правы. Я награждаю вас Большим крестом, вне зависимости от количества сбитых вами машин.

— Благодарю, мой фюрер, но просил бы не делать этого. — Фюрер недовольно посопел, однако промолчал. Очевидно, вспомнил, что беседует со смертником, которому, в общем-то, терять нечего. — Ни при жизни, ни даже гибелью своей я никак не смогу объяснить, почему награжден этим крестом.

— А вы и не обязаны никому ничего объяснять! — изумленно воскликнул Гитлер. — Вас наградил фюрер. Лично. У кого и какие по этому поводу могут возникать вопросы?

— Незаслуженная награда столь же оскорбительна, как и незаслуженная обида.

— Награждаю вас Железным крестом, — поспешно выпалил фюрер, очевидно, сбитый с толку упрямством пилота и той житейской логикой, за которую только что хвалил его. — Запишите, Шауб: «Штурмбаннфюрера Рудольфа Шредера — Железным крестом. За мужество».

— Которое он еще не продемонстрировал? — пожал плечами личный адъютант фюрера, однако записную книжку из папочки все же извлек.

— В любом случае свой полет на воздушной торпеде, — продолжил рейх-камикадзе прерванную фюрером мысль, — я воспринимаю всего лишь как свой очередной, сто девятнадцатый, боевой вылет.

И за награду благодарить не стал.

28

Декабрь 1944 года. Атлантический океан.

Борт субмарины «U-17»(позывной — «Черный призрак»).

Встречать барона фон Штубера, обер-фельдфебеля Зебольда и гауптштурмфюрера Гольвега, пребывавшего на субмарине в чине унтер-офицера, вышел сам командир «Черного призрака». Алькен действительно хотел продолжить переговоры; но с командиром или старшим офицером «Колумбуса». Появление же на его борту этого рослого смуглолицего эсэсовца в план Алькена не входило. Тем более что вместе с Кеммером-Штубером по трапу прогрохотало ботинками еще двое каких-то верзил, по рожам и спортивным фигурам которых нетрудно было определить, что они тоже из морской пехоты или какого-то диверсионного подразделения.

— Никогда не были на субмаринах, подобных вашей, обер-лейтенант, — сразу же захватил инициативу в этой встрече Штубер.

— И на многих вам приходилось бывать? — любезно поинтересовался Алькен.

— На вражеской — пока что ни одной, — в свойственной ему манере черного юмора пошутил Зебольд.

— Штабс-боцман Зебольд, — представил его Штубер, — или, как я еще называю его, мой вечный фельдфебель Зебольд. Является главным специалистом нашей морской пехоты по захвату вражеских субмарин. Правда, практических навыков он пока что не приобрел, но…

— Отрабатывали захват в основном на своих, германских субмаринах, — уточнил Зебольд.

— Вот видите, Алькен, обучали их, оказывается, захватывать свои, германские субмарины! — артистично возмутился Штубер. — Кстати, вы, насколько я понял, все еще командуете одной из германских?

— Поскольку для захвата моей субмарины вас маловато, — оглядел Алькен странную троицу эсэс-визитеров, — то смею предположить, что привели вас сюда какие-то иные намерения, нежели мысль о захвате моего «Черного призрака».

— …А этот молчаливый джентльмен в гражданском одеянии, — проигнорировал его умозаключения Штубер, — является унтер-офицером особого диверсионного подразделения. На субмарине его пока что сильно укачивает, но мы не теряем надежды превратить его в бывалого военного моряка.

— Лучше — в пирата, — потупив глаза, предложил Гольвег.

— Ну как тут не вздрогнуть?! — прокомментировал его заявление Кеммер-Штубер.

— Унтер-офицер Гольвег, — представился тем временем «джентльмен в гражданском», но таким скрежещущим тоном, словно голос его долетал из металлической бочки.

Они молча дошли до кают-компании, выпили по рюмочке аргентинского вина, и только потом командир «Черного призрака» напомнил Штуберу:

— Вы так и не ответили на мой вопрос, унтерштурмфюрер.

— Захват вашей субхмарины пока откладывается, господин обер-лейтенант цур зее. Чего не скажешь о кораблях противника, которых в прибрежных водах и на международных трансатлантических линиях наблюдается великое множество, причем в большинстве своем совершенно непуганых. Не то, что наши суда, там, в Европе, где-нибудь на Балтике или в Северном море.