Сыновья - Николай Чергинец

Роберт, весело улыбаясь, широко распростер руки и шел через весь зал к Леонову. Рядом с американцем семенил переводчик.

— О, Антон! Я рад вас снова видеть, — словно старому другу, говорил он, выражая желание обнять Леонова.

Антон увернулся от его рук. Американец, делая вид, что не замечает настороженности парня, насильно обнял его за плечи, явно позируя снимавшим эту сцену людям. Затем он подвел Леонова к столику с едой.

— Садись, подкрепись, друг.

У Антона от запаха еды потемнело в глазах, закружилась голова. Он понял замысел американца: сделать фотографию русского солдата в прекрасной обстановке, за едой. Антон отвернулся и со злостью сказал:

— Нас кормят здесь и содержат как собак. А вы, господин хороший, хотите изобразить это иначе. Не выйдет! Я требую, чтобы меня и моего товарища передали представителям моей Родины! — Голос у Антона вдруг сорвался. Он гневно глянул в глаза американцу — Не надо пытаться сделать из меня изменника Родины! У вас ничего не получится!

Роберт выслушал переводчика, повернулся к одному из сопровождавших его мужчин и щелкнул пальцами. Тот подошел к американцу и передал ему какой-то журнал. Роберт открыл его на нужной странице.

— Посмотрите, товарищ младший сержант Леонов!

Антон увидел несколько фотографий в журнале. Советские солдаты в кишлаке, на фоне дувалов стреляют в мирных людей. На земле лежат убитые женщины, мужчины, дети… И вдруг словно током ударило парня. Он увидел себя. Антон стоял у какой-то стены. Недалеко лежали убитые. Рядом с этой фотографией была другая. На ней его военный билет. Четко видны его фотография, фамилия…

— Да что же это такое?! Кто вам дал право фальсифицировать фото? — Он яростно шагнул к Роберту.

Американец испуганно отпрянул.

— Спокойно, молодой человек. Я хочу, чтобы вы сами поняли, что обратного пути у вас нет. После публикации этих фотоматериалов все будут уверены в том, что вы добровольно перешли на нашу сторону. А это значит, что вам остается смириться с судьбой и мыслить реалистически. Поймите, вы ничего не теряете. Вы уже взрослый человек и отбросьте все сентиментальности, думая о своих родственниках. Так устроена жизнь, а вам улыбается счастливая звезда: приобрести свободу, иметь все необходимое под рукой, ездить куда захочется. Кстати, немало советских солдат, которые ранее оказались в вашем положении, последовали именно нашему совету и сейчас не жалеют об этом.

— Это ложь! — сам того не замечая, кричал Леонов. — Никто из советских людей не пойдет на поводу у вас. Знайте, что среди советских солдат вы не найдете предателя. Ваши фотоштучки — грязная ложь и провокация! Никто им не поверит.

— Я сейчас не буду вступать с вами в полемику. Думаю, время и ваше положение заставят вас быть разумным и прислушаться к нашему предложению…

Леонов вошел в камеру и, не скрывая слез, рассказал Алексею обо всем.

Николаев нервно ходил из угла в угол, затем сел рядом с Антоном и дотронулся до его плеча.

— Я уверен, что никто не поверит этой фотостряпне. Наши знают, на что они способны. — Николаев неожиданно улыбнулся. — Ты так расстроился, что даже не заметил, что сегодня дежурит «наш» охранник, а у дувала за время твоего отсутствия стали два грузовика.

— Ну да? — вскочил на ноги Леонов.

Он подбежал к окошку и радостно потер руки.

— Ну, Леша, или сегодня, или никогда! Доставай проволоку, сделаем крючок!

— Не торопись, Антон, займемся этим, когда стемнеет, да и жрать еще принесут.

Их план, на первый взгляд, казался неосуществимым, но это был единственный шанс вырваться отсюда. О том, что их ждет, если побег закончится неудачей, ребята не думали. Если побег не осуществится, то жить дальше не имеет смысла. Они были готовы ко всему ради борьбы за свою свободу.

Вскоре принесли еду: каждому по небольшой лепешке и чай без сахара. Кормили их два раза в день. Утром, как правило, какой-то бурдой, называемой супом, и вареной, дурно пахнущей фасолью. Ребята же, одержимые мыслью о побеге, не обращали внимания ни на вид еды, ни на запах, ни на грязную посуду. Ели все, лишь бы поддержать силы. Вот и сейчас они не спеша съели и выпили все, что им принесли. Дождались, когда уберут посуду, достали проволоку, осторожно примерили ее и изготовили крючок, которым через маленькое оконце можно будет дотянуться до задвижки, закрывающей дверь. Они хорошо изучили повадки сегодняшнего охранника. До наступления темноты он сидит у дверей, а затем выходит на небольшое каменное крыльцо, садится на ступени. Иногда, чтобы скоротать время, тихо напевает какой-то мотив.

В этот вечер время тянулось мучительно долго. Охранник, казалось, вел себя сегодня не как обычно: на крыльцо не выходил, устроился на самодельном табурете у самой двери, камеры и часто заглядывал туда через маленькое окошко. Николаев, чтобы еще раз осмотреться, попросился в туалет. Но охранник отрицательно покачал головой.

— Что это с ним? — тихо спросил Леонов. — Почему-то ведет себя настороженно. На дворе уже стемнело. Обычно в это время он уже на крыльце торчит. Чувствует, наверное… — Леонов лег на пол. — Ложись и ты, пусть думает, что мы уже спим.

Алексей лег. В коридоре послышались громкие голоса. Пришли несколько человек, они о чем-то говорили с охранником и даже заглянули через окошко в камеру.

— Ишь ты, — шепнул Николаев, — даже пост проверяют. Но пронюхать же о наших намерениях они не могли.

Полные тревожного ожидания, они пролежали еще около часа. Движение во дворе постепенно замолкало.

— Уже поздно, а он сидит как истукан у дверей! — зло прошептал Леонов, но больше сказать не успел.

Во дворе послышались голоса, топот ног. Парни подошли к окошку и увидели, что там скопилось не менее сотни людей. По чьей-то громкой команде отворились огромные ворота. Люди построились в шеренгу по два.

Через несколько минут во двор въехали три джипа. Они остановились как раз напротив окна камеры, но рассмотреть, кто приехал, Леонов и Николаев не смогли. Приехавшие подошли к шеренге душманов. Кто-то из них начал говорить. По обрывкам фраз парни поняли, что он обращался к душманам по-английски, а переводчик переводил на дари.

— Наверное, банда в поход собралась, а эти прибыли их вдохновить, — предположил Николаев.

Вскоре с улицы донеслись звуки моторов. Очевидно, бандитов дожидались грузовики. Группа приехавших двинулась к джипам.

И вот во дворе наступила обычная для этого времени глубокая ночная тишина. Даже часовой, поняв, что больше гостей и проверяющих не будет, прикрыл окошко в дверях, набросил небольшой крючок и устроился на свое привычное место на крыльце.

Вскоре он замурлыкал и свои любимые мотивы.

— Ну что, брат, начнем? — прерывисто дыша от волнения, тихонько спросил Леонов.

— Да, Антон, пора! Если что случится с кем-либо из нас, второй не останавливается, уходит. Главное, чтобы на Родине узнали правду.

Леонов вытащил из земляного пола проволоку, осторожно засунул ее в щель, нащупал крючок и начал потихоньку его приподнимать. Послышался легкий щелчок: оконце было открыто.

Охранник продолжал тянуть свой мотив. Антон перевел дух, засучил правый рукав и принялся теперь за дверной засов. Дотянулся до него крючком, зацепил и начал медленно тянуть…

В эти секунды решалось все. Стоило охраннику встать и подойти к своему месту у дверей — и случилось бы непоправимое. Но, к счастью, он сидел и негромко пел.

Весь в поту, дрожа от напряжения, Антон медленно тянул на себя засов. И вот дверь вздрогнула и слегка приоткрылась. Теперь наступила очередь Николаева! Тихо ступая босыми ногами — он заранее разулся, — Алексей начал приближаться к охраннику. Автомат у того лежал на крыльце под правой рукой. Но сейчас главная опасность была не в оружии, а в том, что душман поднимет крик.

Еще днем Алексей убедил Леонова, что охранника должен брать он: «Я же самбист, а ты, несмотря на то, что десантник, сильно ослаб, не оправился от ран».

Подкравшись к душману, Алексей неожиданно схватил его правой рукой за шею, а левой закрыл рот. Леонов забрал автомат. Душман был так ошарашен и испуган, что практически не оказал никакого сопротивления. Его быстро втащили в камеру, сняли рубашку, разорвали ее и, сделав кляп, заткнули ему рот. Ремнем пленники надежно связали охраннику руки, а лоскутом рубахи ноги, чтобы он не смог, добравшись до дверей, стучать. Уложили в камере в дальнем углу и заперли дверь. Теперь остановить их могла только смерть, а они были готовы и к ней… Парни бесшумно добрались к автомашине и залезли в кузов. Взобрались на борт, а с него залезли на дувал. Николаев зашептал:

— Антон, держись за ремень автомата и спускайся.

— А ты как?

— Спрыгну, не волнуйся. Действуй.

Дувал был высотой не менее четырех метров. Николаев уселся на него верхом и крепко взялся за автомат. Леонов, уцепившись за ремень, начал спуск. Вскоре он повис на руках. До земли было еще далековато. Но что поделаешь? И он, разжав руки, тяжело упал на землю. Вскочил на ноги — кажется, все в порядке! Тихо сказал: