Загадка фарфоровой балерины (СИ) - Тюрина Елена Александровна

Конечно, хвалили работу художника – самобытные костюмы и декорации. А один из материалов почти полностью был посвящен соперникам Армену и Гико, которых автор назвала высокими красавцами с буйными шевелюрами. Журналистка восхищалась боем, в котором герои сталкиваются в прыжке.

Особенно пылкие овации достались главной героине, артистам, танцевавшим лезгинку и легендарный «Танец с саблями», а еще рукоплесканий удостоились сложные вращения в исполнении Нунэ. При мысли об этом лицо Анастасии всякий раз расплывалось в довольной улыбке. Все еще находящаяся под впечатлением от столь невероятного события, она не сразу поняла, что случилось – мимо пронеслась Татьяна и исчезла за стеклянными распашными дверями театра. Нарядные одежды солистки красиво развевались, словно паруса. Следом, расталкивая людей, мчался Павел. Но догнать девушку ему не дали. Тайгряна окликнул Королевич. Тот отмахнулся, и собирался продолжать погоню, однако с другой стороны уже подъезжала телекамера.

– Вот еще одна молодая надежда нашего балета, – представил юношу режиссер.

Тайгряну пришлось отвечать на вопросы репортера. При этом говорил Павел рассеянно, то и дело бросая взгляды на двери, за которыми скрылась Гальская.

А всего минуту назад случилось следующее. Павел стоял возле лестницы, ведущей к служебному входу, когда к нему подошла сбежавшая из гримуборной Тамара.

– Чего скучаешь? – спросила девушка. – Прячешься от прессы? Все собрались в ресторан. Королевич угощает. И этот иностранец вместе с ним.

– Я не поеду, – отрезал Тайгрян, опершись на перила.

– Это из-за Таньки? Я слышала, вы с ней разругались.

– Кто тебе сказал?

– Никто. Это Мартынова Артему говорила, а я случайно услышала. Па-а-аш, вот чего ты с ней носишься? Ты же понимаешь, что Гальский ее за тебя не отдаст?

Тома походила на самодовольную, ласково урчащую рыжую кошечку, которая ищет внимания. Тайгрян, знавший ее много лет, кажется, только теперь заметил, как она изменилась, какой женственной стала.

– Тебе какая разница? – не слишком вежливо пробурчал юноша.

– Да просто жаль тебя. У вас же с ней еще ничего не было, да? Разве что только на сцене…

– Тома, давай не будем начинать…

– Что начинать, Паш? Я говорю как есть. Это ни для кого не секрет. И жаль, что ты сам этого не видишь. Как и многого другого.

– Чего, например?

– Меня!

– Тома, – вздохнул он и намеревался продолжить, но она не позволила.

Подошла вплотную, закинула руки ему на плечи, и сама потянулась к его губам. Успела коснуться. Мягко, чувственно. Но он не ответил. Отстранился. И вдруг застыл, глядя куда-то за ее спину. Татьяна стояла чуть поодаль. Взгляд, исполненный гнева и боли, кажется, сверкал, как у пантеры. Но это блестели слезы. Гальская в тот же миг повернулась и бросилась прочь.

Оказавшись на улице, Таня сбежала по ступеням вниз и остановилась, растеряно озираясь. Стояла, обнимая себя руками. У театра было почти пусто. Зрители разъехались, а артисты, собиравшиеся в ресторан, еще не выходили. Только около припаркованных автомобилей сновали несколько человек. Возле черной «Чайки» какой-то мужчина болтал с другим, а потом они попрощались и первый повернулся, чтобы сесть в машину. Тут он и заметил балерину.

– Татьяна? Добрый вечер. С дебютом вас.

– Платон Альбертович, здравствуйте. Спасибо.

Беспомощно покрутила головой, но что делать, так и не придумала. Возвращаться в театр было бы слишком глупо. И совершенно не было желания никого видеть. Иначе все раздиравшие ее чувства могли вырваться наружу и обернуться для нее и окружающих чем-то страшным.

– Помните, вы хотели со мной поговорить?

Отчим Павла после недолгой паузы кивнул.

– Я сейчас свободна, что вы хотели сказать?

– Э, – озадаченно протянул он. – А вам так не холодно?

– Нет, только давайте сядем в машину.

– Конечно, прошу вас, – он открыл перед ней дверь переднего пассажирского сидения. – У вас что-то случилось?

– Поедемте отсюда, пожалуйста.

– Как скажете.

Платон Альбертович завел автомобиль, и через некоторое время машина уже выруливала со стоянки перед театром.

– Вы что, пили алкоголь? – вдруг обеспокоенно спросила Гальская.

– Бокальчик шампанского выпил, а что? – усмехнулся мужчина.

– Ничего.

На банкете в ресторане «Аскольд» Татьяна в тот вечер так и не появилась. Тайгрян сидел мрачнее тучи. Остальные веселились, звучали тосты и поздравления с успешной премьерой.

Анастасия рассматривала все вокруг и удивлялась, как одновременно роскошно и чудно – хрустальные люстры, огромные зеркала, лепнина, ковровые дорожки, пальмы в кадках… Но, вместе с тем, неуловимо похоже на столовую – салфетки в стаканах, и вообще сервировка простоватая. В ее времени даже в самых захудалых кафе украшают столы поизящнее. Однако и некий лоск здесь все же чувствовался. Интерьер ресторана был выполнен в охотничьем стиле – арбалеты и ружья на стенах, фигурки лучников, шкуры, рога, головы животных. Красиво и для периферии несколько необычно. Настя даже не знала, что в ее городе когда-то было подобное заведение.

«И я спешу туда, там льется добрый свет…» – приятным баритоном исполнял вокалист какого-то ВИА на специальной эстраде. Настя заслушалась.

– Нет, до Талькова далеко, – рассуждал Королевич, уже опустошивший несколько рюмок коньяка. – Эту песню не каждый певец вытянет. Даже Пугачева, говорят, отказалась. Попробовала и отказалась.

Евгений Владимирович однажды хвастался, что у него идеальный музыкальный слух. И поэтому любил критиковать эстрадных исполнителей за якобы отвратительные голоса. По его мнению, каждый второй безбожно фальшивил. Недавно так же про самого Талькова сказал: «Обычный ресторанный певец». А теперь вот превозносит.

Настя улыбнулась. Она раньше не знала такого артиста. Иначе, наверняка, и его попыталась бы предостеречь от гибели, до которой оставалось не так много времени[19]. Песня и исполнение ей понравились. Очень необычный голос, от которого по спине бежали мурашки. Подумала, что будущий супруг мог бы пригласить ее на танец. А тот был занят болтовней с иностранцем, другом Королевича. Кстати, Настя так и не запомнила его имени. Какой-то француз – все, что было о нем известно. С Артемом они легко нашли общий язык. Наверное, потому что у Мартовицкого крестный – дипломат-переводчик.

В голове упорно крутилась мысль, где же Татьяна, и почему она так быстро куда-то бежала? Была бы внимательнее, заметила бы, что и Тома сидит, потупившись, вяло ковыряется в своей тарелке и ни с кем не общается.

– Слушай, а ты же с Виноградовой в одной комнате в общаге живешь? – к Насте неожиданно подсел парень со старшего курса, танцевавший в кордебалете.

– Ну да.

Внешне непримечательный, лопоухий и нос великоват. Зато глаза кажутся очень добрыми из-за чуть опущенных уголков.

– А у нее кто-нибудь есть, не знаешь?

Настя невольно покосилась на Тайгряна.

– Не знаю, если честно, – ответила она. – А что?

– Да хотел с ней поближе познакомиться. Она классная! Но на меня вообще не смотрит. Может, поможешь?

– Нет уж, давай сам. Ко мне ведь не постеснялся подойти.

– Ну, это другое… – протянул парень. – Я же к тебе с другой целью. Все знают, что ты с Мартом.

Потом многие отправились на улицу, подышать воздухом или покурить. Анастасия тоже вышла. Вдохнула холодный колкий воздух, прошлась к перилам, разминая ноги, уставшие до ломоты из-за напряжения и долгого сидения в одной позе. Повела головой, наслаждаясь тяжестью распущенных волос. Наконец-то они освобождены от привычной шишки, в которую балеринам следовало ежедневно их скручивать. И тут Настя неожиданно услышала, как кто-то из сотрудников со смехом заметил, что Гальская, мол, не промах – запрыгнула в «Чайку» и была такова.

Девушка подбежала к Артему. Тот с готовностью раскрыл объятья, прижал к себе. Со всех сторон послышались смешки и шуточки: «О-о-о, Тема влюби-и-ился», «мартовские котятки», «Мартовицкий и Мартынова – тили-тили-тесто, жених и невеста».