Беда по вызову - Ольга Степнова

— Он что, там много зарабатывает?

— Мадамочка, говорил же, скажите прямо — что вам нужно? А то диссертация, нравы, способы выживания… Еще пятьсят и все что знаю, расскажу.

— Правильно, — поддакнул доктор бывших экономических наук. — Новые условия, знаете ли, а жить надо…

— Что, они опять новые? — снова всполошился неарденталец.

Я возмутилась обдираловке, но послушно выложила деньги.

— Зинон появился на свалке полгода назад, — начал доктор наук хорошо поставленным голосом, привыкшим работать на большую аудиторию. — Он действительно артист, причем заслуженный. Зиновий Петров. Актер одной роли. Играл Ленина во времена расцвета социалистического реализма, чем и прославился. Когда спрос на Ленина резко упал, Зинон запил. Дети у него в другом городе, жена умерла. Какие-то дельцы его облапошили, когда он квартиру на меньшую с доплатой менял, и остался он на улице. Месяц Ленина в подземном переходе изображал. Подавали ему хорошо, народ даже специально ходил на него посмотреть. Только конкуренты этого не вынесли, избили Зинона и больше в переход не пустили. Тогда он и пришел на свалку. Смотрим — Ленин идет. Руки за спиной, взгляд с прищуром, кепка… Реквизит у Зинона до сих пор остался. Ленина здесь приняли и даже полюбили, у многих наших тоска по прежним временам. Выделили ему здесь участочек, тем он и жил. Тут и поесть, и попить, и одеться.

— Значит, он по ночам теперь где-то Ленина играет?

— Может, и не Ленина, но кого-то точно играет, и платят ему за это хорошо. Реквизитик у него побогаче стал — костюмы, галстуки, дипломат кожаный, мобильник, и куча всяких очков. Что-то я не помню, чтобы Ильич темными очками увлекался. В-общем, Зинон как-то очень хорошо устроился. Говорит, к весне квартиру купит, но что и где не рассказывает.

— Этот парень седой, — встрял доктор, — его старый друг. Он поэт. Они вместе служили искусству, и вместе выпивали. А горластый, на джипе — это их главный. Режиссер, наверное, хотя с виду не скажешь.

Больше обитатели помойки ничего не знали. Как я их не пытала, рассказ ходил по кругу: пришел на свалку Ленин, прижился, но вскоре нашел денежную работу по специальности с помощью друга-поэта, стал меньше пить, и теперь собирается купить квартиру. А горластый — главный режиссер, хотя с виду не скажешь.

Я распрощалась с «бывшими», но с полпути вернулась.

— Эй! — крикнула я издалека. — А в том «Ягуаре» никаких бумаг не находили? Расписок там каких-нибудь?

Они запожимали плечами.

— Чистая вроде машина была. Ни вмятин, ни крови, ни трупов, ни бумаг, ни даже номеров.

Мозаика событий, происшедших за последние дни, сведения, добытые мною не всегда праведным путем, позволяли делать выводы. Я чувствовала, что разгадка где-то на поверхности, что я хожу рядом с ней, и не хватает буквально нескольких сильных и четких штрихов, чтобы из хаоса возникла простая и ясная картина. Я хожу где-то рядом, и, кажется, знаю как подойти поближе.

Я изменила планы и не поехала ночевать в квартиру к Сазону. Мне совсем расхотелось сидеть одной на восьмом этаже. На трассе у меня заглох мотор. Наученная горьким опытом, я не стала пинать колеса и протирать фары, а сразу сунулась в бензобак. Бензина не было. На этот раз я его прокатала: сначала лечила депрессию, нарезая круги вокруг города, потом — незапланированная гонка за дедами.

Я проторчала на дороге полчаса, прежде чем появилась первая машина. Старый «Жигуль» ехал как-то странно, зигзагами. Я решила, что водитель в стельку пьян и не стала его тормозить, но он сам притормозил у обочины.

Водитель не был пьян, он был кос на оба глаза и безнадежно заикался.

— Мар, мар, мар, — сказал водитель. — Тьян.

Я поняла, что он зачем-то представился.

— Да мне по-барабану. Хоть Квазимодо. Мне бы отсосать…

— Ыык?! — глаза у Мартьяна сошлись в кучу у переносицы и он подзадохнулся.

— Бензин! — испугалась я за него.

Он расслабился, распустил глаза подальше друг от друга и засуетился, проделывая все необходимые манипуляции.

Я сунула ему сто рублей, но он заладил:

— Бзь, бзь, бзь…

Может, это означало «бесплатно», но я сунула еще сотню, лишь бы он заглох, и побыстрее уехала. Интересно, за какие деньги он прошел медкомиссию?

На въезде в город, там где еще не было освещения, на меня упало дерево. Вернее, это оказалась большая ветка, но когда она влепилась в лобовое, показалось, что на меня рухнул целый тополь. Я резко затормозила и выскочила из машины. Ветка была ниоткуда — вокруг не росло ни одного дерева, только низкорослый кустарник. Мне это не понравилось.

Я отволокла ветку на обочину и уже почти забралась в салон, как услышала выстрел. Помня уроки Глеба, я плашмя грохнулась на дорогу рядом с машиной, очками в пыль, и зачем-то прикрыла голову руками. Судя по всему, в меня не попали, во всяком случае я этого не почувствовала. Я ждала продолжения, но его не последовало. Где-то впереди послышался звук мотора, я приподняла голову и увидела как белая машина уезжает без фар. Я попыталась получше ее рассмотреть, но только на юге бывают такие темные ночи. Одно точно: это или спортивка, или у нее прогоревший глушитель — ревела она как самолет. Я повалялась еще немного, покурила свой любимый Житан, и даже поразглядывала звезды, потом обдула очки от пыли и вползла в машину. Или меня хотели попугать, потому что не попали даже в машину, или стрелявший такой же косой как Мартьян.

Я набрала Бэлку. Раз уж так повелось, что она отвечает за мою безопасность, пусть объясняет.

— Бэлка! В меня стреляли! — крикнула я в ответ на ее томное «алло». Наверное, она сегодня опять блондинка.

— Не может быть! — всполошилась Бэлка. — Твои друзья зализывают раны, они попали в аварию. У них синяки, шишки, и сломанные челюсти. Мои парни от них ни на шаг, как няни…

Элка, ты ранена?

— Вроде нет. Только испачкалась сильно.

— Обоссалась, что ли?

— Нет. Подтерла собой дорогу. Понимаешь, когда стреляют, лучше упасть на землю, а не изображать мишень.

— Как ты интересно живешь! — вздохнула Бэлка.

— Да. Интересно, — согласилась я.

— Приезжай в «Гиену», посидим…

Я опять почувствовала себя неприкаянной, одинокой, беззащитной, и мне захотелось к Бэлке, в ее «Гиену» для своих. К ее дури, как будто мне своей не хватало.

— У тебя скучно, — сказала я, — давай ко мне.

— Блин! Это куда?

Я подумала и назвала адрес бабы Музы.

— Еду! — в трубке послышался визг колес: она или стартанула, или резко развернулась. Надеюсь, она справится с управлением, а то за ее темпераментом не поспевает даже красный «Мерседес».

Наверное, я струсила, раз позвала к себе Бэлку. Хуже всего, что я не очень хорошо представляю, кто мог быть в этой белой машине. Хотя, предположить, конечно, можно. Я хожу где-то рядом с разгадкой и меня стали бояться. Может, они думают, что после этого выстрела я соберу манатки и уеду с курорта? Я молодец, что позвала к себе Бэлку.

До частного сектора я добралась без приключений, если не считать, что у меня кончились сигареты и я ни в одном киоске не могла найти Житан без фильтра.

Привычкой курить только черный Житан я обзавелась два года назад. В Сибирск, в один из НИИ, с какой-то новой программой по переработке нефти, приехал арабский шейх, миллиардер, и большой знаток роскоши. Меня от газеты заслали на пресс-конференцию.

Я безбожно опоздала, влетела с мороза в вестибюль Дома культуры, где проходила конференция, швырнула гардеробщице дубленку и побежала в зал. Но по дороге подумала, что с такой красной мордой и инеем на бровях, появляться перед арабским шейхом неудобно. Я решила перекурить в холле, но обнаружила, что сигареты оставила в кармане дубленки. Под огромной пальмой в кадке, лицом к окну, стоял чернявый парень в черном костюме и курил.

— Эй, дай закурить! — крикнула я ему.

Он посмотрел на меня снизу вверх и протянул черную пачку Житана без фильтра. Я встала рядом и закурила.

— Там как, в разгаре? — кивнула я на двери зала.

— Скьючно, — сказал парень. — И хьелодно.

В холле стоял рояль и я сбацала ему «Мурку» так, что пальма в кадке затряслась как осина. Парень повеселел и громко свистнул пару раз в два пальца, как деревенский хулиган. Прибежал администратор, заорал, но осекся, засмущался и заговорил почему-то на небогатом английском: «sory» да «please». Мы пошли в зал, только парень не сел со мной рядом в зале, а двинулся под аплодисменты на сцену. Это и был тот арабский шейх, нефтяной магнат и миллиардер. Сигареты у него оказались крепкими, как стручок перца «чили». После них другие — паленая солома. Так что для кого как, а для меня черный Житан — сигареты королей и миллиардеров, и я ни разу не изменила им за два года.

Около домика бабы Музы стоял красный «Мерседес». Бэлка была сегодня без косметики, без парика и без накладных ресниц. Джинсики «а ля мои», черная майка, и кроссовки, на которые не позарился бы неарденталец со свалки. Бэлка сидела на крылечке, держала заляпанную баночку с козьим молоком и смотрела на звезды.