Братья-оборотни - Вадим Проскурин

— Хуйня какая-то, — помотал головой Мэтью. — В священном писании про сотворение мира написано совсем другое. Шесть дней на все ушло, вначале господь отделил свет от тьмы, потом небо от земли… или наоборот…

— Изложение этой истории в книге бытия содержит внутренние противоречия, — сказал Бенедикт. — Более того, там подряд приведены два разных рассказа, очень похожих, но противоречащих друг другу в мелочах. Как будто книжному переписчику попались две версии одного текста, он не смог выбрать истинную и вставил в книгу обе. Это примерно как с четырьмя евангелиями, но там проще, там никто не спорит, что жизнеописание Иисуса весьма приблизительно и дается, так сказать, сквозь призму мировосприятия апостолов, бывших простыми людьми… Понял?

— Не понял, — покачал головой Мэтью. — Вы так говорите, словно в книге бытия написана не священная история происхождения вселенной, а какая-то бредовая хуйня, все высокие иерархи это знают, но держат свое знание при себе, чтобы не смущать рядовых священников.

Бенедикт печально улыбнулся и сказал:

— Ты произнес эти слова, не я.

— Бля, — сказал Мэтью.

Бенедикт немного помолчал, затем сказал:

— Земля не есть центр вселенной, но есть рядовая планета, наряду с Меркурием, Венерой, Марсом и всеми прочими.

— Чего? — не понял Мэтью. — Я прошу прощения, святой отец, но вы… гм… вы точно башкой не ебанулись? Может, вам лекаря позвать?

— Лекаря звать не надо, — сказал Бенедикт. — Существуют журналы астрологических наблюдений, у нас в монастыре, например, Рейли Аул такой журнал сейчас ведет. Гипотезу о том, что Земля — центр вселенной, легко проверить по любому подобному журналу, ведущемуся достаточно долго. Если и Меркурий, и Венера обращаются вокруг Земли, то должны быть моменты, когда они наблюдаются в противоположных частях небосвода. Но если они обращаются вокруг Солнца по орбитам, лежащим внутри орбиты Земли…

— Бля… — сказал Мэтью. — Они же оба наблюдаются только на рассвете и закате…

— Вот именно, — кивнул Бенедикт. — Поэтому Земля не центр вселенной, но рядовая планета. И это значит, что в книге бытия написана хуйня. И про Иисуса Навина, остановившего движение Солнца по небу, тоже написана хуйня. И когда бусурманский Магомет молитвой порвал Луну напополам — тоже хуйня. Понимаешь, какой пиздец грозит человечеству?

— Кажется, понимаю, — кивнул Мэтью. — Стоит только признать, что где-то в священном писании написана хуйня, как сразу появляется искушение проверить все остальное священное писание, выделить там всю хуйню, и всю ее исключить. Но если это дело начать, окажется, что хуйни в священном писании настолько много, что его ценность становится сомнительной, и появляется вопрос, а есть ли вообще бог во вселенной. Но если бога нет, то нет ни рая, ни ада, и в таком случае только последний долбоеб станет смирять гордыню и не грешить. Получается, все праведники — глупцы, а миром правят грешники, и нет ничего недозволенного. Убивай, насилуй, клевещи, предавай… Это же ад на земле! Апокалипсис, армагеддон!

Отец Бенедикт улыбнулся доброй отеческой улыбкой и сказал:

— Ты понял. Я рад, что не разочаровался в тебе. Тебе, наверное, интересно, зачем я завел этот разговор?

— Угу, — кивнул Мэтью.

— Роберт Локлир тайно проповедует атеизм, — сказал Бенедикт.

— Не может быть! — изумился Мэтью. — Прошу простить меня, святой отец, я не то чтобы подвергаю ваши слова сомнению, но в это невозможно поверить!

— Тебе придется в это поверить, — сказал Бенедикт. — На самом деле поверить в это очень легко. Ты же не думаешь, что всю те еретические измышления, которые я тебе цитировал, я придумал сам?

— Ой, бля… — сказал Мэтью.

— То-то же, — кивнул Бенедикт. — А теперь слушай, что тебе надо сделать.

Однажды сидел святой Михаил по своему обыкновению посреди двора под навесом, беседовал с паломниками и творил чудеса. И задал ему один паломник вот какой вопрос:

— А правду говорят, что Земля не плоская, а подобна шару?

— Да, это истинная правда, — ответил святой Михаил и осторожно кивнул своей огромной головой.

— А почему тогда вода из морей-океанов не выливается вниз? — спросил паломник. — С нижней стороны Земли она должна падать вниз, верно?

— Ну ты и дурень! — сказал ему молодой монах по имени Эндрю. — Это же очевидно! Вселенная сотворена всего шесть с половиной тысяч лет назад! Вода еще не успела вытечь!

— Ты неправ, Эндрю, — возразил ему святой Михаил. — Твои слова не содержат противоречия и могли бы быть правдой, но не являются ею. На самом деле все проще. Вниз — это направление к центру шарообразной Земли. На другом конце Земли низ направлен навстречу нашему низу, у Земли нет нижнего конца, ее низ в ее центре.

— Охуенно! — воскликнул Эндрю. — И там, в самом центре вселенной, располагается преисподняя адского Сатаны!

— А в Локлире говорят, что центр вселенной не в Земле, а в Солнце, — сказал паломник. — Дескать, иначе непонятно, почему какие-то две планеты наблюдаются только утром и вечером, но никогда в полночь.

— Ты сейчас хуйню сказал, — заявил святой Михаил. — Сам подумай дурацкой своей башкой, где планеты и где центр вселенной? Планеты суть точки на седьмой небесной сфере! Какой мудак тебя всей этой хуйне научил?! Отвечай!

— Да я, чё, помню, что ли… — испуганно забормотал паломник. — Монах какой-то жирный, вроде, из ваших… Он еще ссылался, что так в Локлире все говорят, чуть ли не сам ярл…

На нечеловеческом лице святого Михаила отразился гнев. Он громогласно провозгласил:

— Кто бы так ни говорил, хоть сам король, говорящий сию ересь суть еретик и дорога ему одна — на костер! Ибо сомневаться в священном писании суть гордыня и смертный грех! И искоренять сию ересь надлежит в зародыше! Ибо сначала ты не веришь Аристотелю, потом не веришь какому-нибудь второстепенному пророку, например, Иезекиилю, а потом перестаешь верить самому господу! Каждый, кто говорит, что Земля не центр вселенной, тем самым как бы говорит: «Иди на хуй, господи, нет тебя во вселенной, и все твои заповеди — унылая хуита, и нет для меня отныне греха, а есть только наслаждение!» И для каждого, для кого нет греха, тем самым нет внутреннего закона и дозволено любое преступление, и брат встанет на брата, и сын на отца, и педофилы станут невозбранно ебать кого захотят, и воцарятся Содом и Гоморра повсеместно, и явится всадник на коне белом, и ад воспоследует за ним!

В задних рядах кто-то упал и забился в судорогах.

— Дьявол! Дьявол! — завопила какая-то женщина. — Убейте дьявола!

— Заткнись, дура! — сказал ей какой-то монах и отвесил подзатыльника, чтобы стало понятнее. — Это же Эрик Припадочный, он по жизни такой.

Тем временем святой Михаил раздухарился так, что сам выглядел почти что припадочным.

— Крестовый поход! — кричал он. — Даешь пиздец богомерзкому ярлу во имя господа! Мочить атеистов! Утопить еретиков в собственной крови! Удавить собственными кишками! Сделать им орла, как делали наши предки викинги!

Отец Бенедикт незаметно ткнул святого Михаила локтем в бок и прошептал:

— За базаром следи, палишься! Какие, на хуй, викинги, ты по легенде римлянин!

— Да всем уже похуй, — прошептал святой в ответ и продолжил орать: — Берите мечи ваши, братие, и топоры, и колуны, и вилы и все что у кого есть! Даешь крестовый поход на богомерзкого кощунника! Не допустим преждевременного армагеддона! Пиздец атеисту Роберту!

— Пиздец! Пиздец! — скандировала толпа.

Какая-то экзальтированная тетка срывала с себя одежду, другая тетка каталась в пыли, как гигантский червяк, какие-то юродивые бродяги увлеченно бичевали друг дружку, кровища так и брызгала во все стороны. Бонни Черная Зайка сидела в сторонке, на ее лице застыло брезгливое выражение. Было ясно видно, что священный экстаз, овладевший толпой, не затронул ее ни в малейшей степени.

— Мочи ведьму! — закричал какой-то шибко активный паломник.

И напрыгнул на Бонни, и попытался ебнуть ее по башке какой-то деревяшкой, но немедленно огреб пиздюлей сам. Ибо Мелвин предвидел подобное развитие событий и назначил рыжей ведьме охрану из четырех кнехтов, двое из которых были глухи, а другие двое — глупы (товарищ Горбовский назвал бы их дебилами), посему они не отвлекались на посторонние зрелища, а четко выполняли поставленную задачу. Сказано охранять раскаявшуюся ведьму, значит, охранять, и не ебет.

Мелвин оглядел толпу и решил, что пора выходить из образа. Сейчас здесь можно хоть черную мессу творить, все равно никто ничего не поймет. Надо же было так толпу возбудить, самому не верится, что получилось…

— Давай, настоятель, распоряжайся, — сказал Бенедикту Мелвин. — Пусть записываются в отряды, выбирают десятников, сотников… И пусть обязательно поклянутся, пока угар не прошел, и не какой-нибудь хуйней, а бессмертной душой, и чтобы каждый — своей. Иначе завтра хер кого соберешь.