Феи Гант-Дорвенского леса (СИ) - Беляева Марина Александровна

— Тилли, ты отравилась? — тихонько произнесла бледная Кейтилин, когда Тилли наконец отплевалась. — Может, я могу чем-то помочь? Я умею снимать такую боль, папа меня научил…

— Да не нужно мне, — сквозь зубы прошипела Тилли; ну вот и отлично, кусочки еды застряли у неё в волосах. Здорово. Теперь от неё ещё и воняет нечеловечески. — Скажи, ты когда огурцы ела, у них был нормальный вкус?

— Ну да, — удивилась Кейтилин. — А что, что-то не так?

— Этот мохнатый ублюдок забрал у сыра сущность, — мрачно объяснила Тилли. — Теперь его есть невозможно.

— Что, он какой-то отравленный? — Кейтилин, брезгливо обходя выплюнутую еду, подползла к Тилли и запустила руку в мешочек. — Странно, мне так не показалось.

— Ты его ела?

— Нет. Но на вид вроде бы нормальный…

— На вид ты ничего и не поймешь. Тут нюхать надо. Эх, пустоголовая, могла бы сразу догадаться! Сыр пахнуть должен, и вкус у него… ну, не знаю, какой, но должен быть. А так ты будто воздух жуешь, только мерзкий. Чувствуешь?

— Ты никогда не пробовала сыр? — удивилась Кейтилин, но послушно отщипнула от головки небольшой кусок и положила его в рот. Её лицо изменилось моментально, однако Кейтилин, в отличие от Тилли, нашла в себе силы прожевать его до конца и проглотить. Тилли не понимала, зачем она это сделала, но её уважение к Кейтилин возросло в разы: она завороженно смотрела за тем, как её подруга (по всей видимости, из чистого упрямства) доедает абсолютно безвкусную мерзость, которую бы любой нормальный человек тотчас же бы выплюнул.

«А вдруг она и змей жевать умеет?» — восхищенно подумала Тилли.

И, когда Кейтилин проглотила этот несчастный кусок сыра, девочка с тихим восторгом спросила:

— Ну как?

Кейтилин прокашлялась. Если бы Тилли лучше видела в темноте, то она бы заметила, что у неё глаза заблестели от слёз, а на щеках появился румянец.

— Ну так…

— Отвратительно, да?! — с искренним ликованием спросила Тилли.

— Ужасно, — наконец призналась Кейтилин. — Но у него, как ни странно, и правда нет вкуса. Я не знаю, как такое возможно: чтобы одновременно и тошнило, и при этом… действительно, как будто воздух жуешь, только гадкий.

— Вот, — кивнула Тилли. — Это бывает, когда феи воруют сущность еды. Они вообще любую сущность своровать умеют: хошь коровы, хошь хлеба, а то и вовсе человека. Вещь становится как будто бы… не собой. Понимаешь? Корова перестает вести себя, как корова, молока не дает, не ест — а всё потому, что у неё сущность забрали. Людей они чаще, правда, просто воруют, или подменышей оставляют, но бывает, что и сущность крадут. У меня так бабку украли: она кормилицей для гвитлеонов была, а те её сущность стащили… сволочи. Её тело лежало целыми днями, как бревно, и в точку одну пялило, а потом умерло. Моя мама за ней ухаживала…

— Какой ужас, — ахнула Кейтилин. — А зачем они это делают?!

— А я почем знаю, — пожала плечами Тилли. — Может, питаются так, может, просто из вредности. Тут не угадаешь.

Они замолчали. Тилли вновь стало грустно: она вспомнила рассказы мамы о бабушке, и ей захотелось забиться куда-нибудь в угол и завыть. Правда, та женщина, о которой она рассказывала Кейтилин, была ей не родной бабушкой, а её сестрой (родную просто съели, когда она зазевалась в Гант-Дорвенском лесу), но — какая разница? Родная, не родная — всё равно исход у них один и тот же. Мама ещё только может дожить до старости, но и то, это как посмотреть: оставаться всю жизнь слепым безглазым тюфяком, который живёт только благодаря милостыне…

А Тилли сожрёт Паучий Король. И останется Жоанна совсем одна, и неизвестно, что такого ужасного может приключиться с ней. Она красивая, а феи красивых любят; но свататься к ней никто не пойдёт — глазач, да и волосы не золотые и не рыжие. Может быть…

Бр-р-р. Лучше даже не думать об этом.

— Эй, девчонки! Можно уже выползать!

Девочки вздрогнули от весёлого голоса Имбиря. Сам пикси появился из тёмного прохода, в который подруги не собирались соваться без лишней надобности. Он нетерпеливо махнул рукой и прокричал:

— Ну, идём же за мной, чего расселись! Всё спокойно, можно идти дальше!

— Хорошо, хорошо, только не верещи, юрод ушастый! — проворчала Тилли, с трудом поднимаясь на колени. Они с Кейтилин занимались тем, что проверяли остальную еду — откусывали понемногу и затем клали обратно или выкидывали. Так на земле, помимо сыра, оказались свекла и морковь; это очень расстроило Тилли, ведь она надеялась, что они будут есть хоть немного сытнее. Зато хлеб оказался очень вкусным, и настроение девочек немного поднялось.

Кейтилин быстро положила вытащенную фасоль в мешок, Тилли взяла у неё свёрнутое покрывало с вещами, и они поползли вперёд. Проход постепенно становился узким, и порой Тилли останавливалась, чтобы немного его расширить. Иногда Кейтилин спрашивала, можно ли ей помочь, после чего Тилли сквозь зубы бросала «Не лезь!», и тогда девочка благоразумно не вмешивалась. Таких остановок было немного, но всякий раз Тилли невероятно уставала и после едва ли могла передвигаться на отяжелевших руках.

Но вот наконец показался свет! Это придало девочкам сил, и Тилли на последнем дыхании бросилась вперёд, едва не уронив по дороге мешок. В конце концов, она схватилась за края норы, подтянулась и выбралась наружу.

Свобода!

Утренний воздух казался летним: он хорошо прогрелся и был наполнен разнообразными запахами. Тилли обессиленно упала на землю и поняла, что недавно шёл дождь. Однако девочка решила, что, наверное, не имеет смысла вытирать испачканные в земле руки об мокрую траву: всё равно она сейчас выглядит, как чучело, так что какой в этом прок?

— Эй, а мне помочь никто не хочет? — раздался обиженный голос Кейтилин. Проклятье, она ж, наверное, сама-то и не выберется…

— Сейчааааас, — вяло протянула Тилли и, с трудом поднявшись, нехотя поползла к краю норы. Оттуда на неё осуждающе смотрела Кейтилин, державшаяся обеими руками за стенки. — Может, так тебя там и оставить…

— Очень смешно! — огрызнулась Кейтилин, и тогда Тилли протянула ей руку. — Нет, ну ты в самом деле издеваешься!

— Ой, прости, — вдруг вздрогнула Тилли: ох, она и совсем забыла, что она не может её касаться! Девочка лихорадочно посмотрела по сторонам и увидела свернутое, как мешок, одеяло. Да, пожалуй, оно не треснет, если на нём повиснуть… — Хватайся, сейчас вытащу!

Кейтилин вцепилась в протянутое ей одеяло, и Тилли с трудом потащила её наверх. Это оказалось куда тяжелее, чем она себе представляла: Кейтилин такая тяжелая, блин! Толстяка, наверное, тащить проще, чем её! Пару раз раздавалось возмущенное «эй, аккуратнее!!!», но Тилли не слишком обращала на эти возгласы внимание: ничего, не королевна, потерпит немножечко.

Ух, наконец-то! Кейтилин, как кузнечик, подтянулась на ногах и упала на землю. Тилли приземлилась рядом с ней — она тоже невероятно устала при подъеме (как ей казалось, даже ещё больше, ведь она прокапывала им проход, да ещё и Кейтилин на своём горбу вытянула). Они вдвоем лежали на влажной траве и тяжело дышали; лицо Кейтилин стало ярко-розовым и как будто пятнистым, а у Тилли не было сил даже смахнуть пот.

— Ты ведь знаешь, что в твоём мешке есть верёвка, да? — еле шевеля языком, спросила Кейтилин. Тилли слегка дёрнула плечами, чувствуя, что совершенно не может ими пожать.

— Нет…

— Вот, знай. Там есть верёвка, и в следую… ух… следующий раз воспользуйся ею.

— Ага.

Они замолчали. Кейтилин раскинула ноги и руки в сторону, пока Тилли с безразличием смотрела на окружавших их маленьких фей. Как тараканы, ну в самом деле: вот тут же налетели посмотреть на людишек. Одни начали играть с её волосами… плевать, лишь бы к мешкам близко не подходили. А то Тилли не в состоянии их прогонять. А так — пусть пялятся, если им угодно.

— Я сейчас умру, — захныкала Кейтилин. — Всё тело болит. Я грязная.

— И чего? — мрачно спросила Тилли. — Как будто у меня не болит.