Между нами горы - Нора Робертс

— Все не так безоблачно, правда? Могущество, бессмертие?..

— Страдания и утраты неизбежны. За все приходится платить. Вы об этом хотели спросить?

— Отчасти. У вас есть ограничения — по крайней мере, пока вы здесь. И у Кейна тоже. В его отношениях с нашим миром. Правильно?

— Верно. Вы наделены свободой воли. Так и должно быть. Кейн может лгать, соблазнять, обманывать, но заставить вас что-то сделать он не может.

— А убить?

Ровена снова бросила мяч, на этот раз дальше, чтобы отвлечь Мо.

— Как я понимаю, речь идет не о войне и не о защите невинных или кого-то из близких… Наказание за то, что ты отнял жизнь смертного, ужасно. Я не верю, что даже Кейн отважится рискнуть.

— Конец существования, — предположила Дана. — Я кое-что читала. Не смерть, не переход в следующую жизнь, а конец.

— Даже богам ведомы страхи, и этот — один из них. Сильнее, чем страх лишиться силы или оказаться в тюрьме между мирами, откуда нет выхода. Этим Кейн, возможно, рискнул бы.

— Он пытался убить Джордана.

Ровена резко повернулась и схватила Дану за руку:

— Расскажите мне. Во всех подробностях.

Дана поведала все, что произошло ночью.

— Кейн перенес его по ту сторону завесы? — спросила Ровена. — И пролил кровь Джордана?

— Совершенно верно.

Ровена стала расхаживать по лужайке. Ее движения были такими нервными, что Мо покорно сел, сжимая в пасти искусанный мяч.

— Даже теперь нам не разрешено видеть, не разрешено знать . Говорите, они были одни? И рядом никого?

— Джордан что-то говорил об олене.

— Олень… — Ровена замерла. — Какой олень? Как он выглядел?

— Да самый обыкновенный олень… — Дана развела руками. — Разве что именно такого ожидаешь увидеть там, где растут цветы, похожие на рубины и аметисты. Джордан говорил, что у него была золотая шкура и серебряные рога.

— Значит, самец.

— Да. Ой! Еще у него был ошейник с драгоценными камнями.

— Вполне возможно, — прошептала Ровена. — Но что это значит?

— Вот вы мне и расскажите.

— Если это был он, почему он это допустил? — Ровена, взволнованная, ходила взад-вперед по краю опушки. — Почему позволил?

— Кто он и что допустил? — спросила Дана, взяла Ровену за руку и встряхнула, пытаясь привлечь к себе внимание.

— Король. Возможно, наш король принял облик оленя. Но почему тогда он позволил Кейну перенести смертного через завесу? И безнаказанно пролить его кровь? Что за война идет в моем мире?

— Простите, не знаю. Но единственным раненым, насколько мне известно, на этой войне оказался Джордан Хоук.

— Мне нужно поговорить с Питтом. — Ровена наконец остановилась и взглянула Дане в глаза. — И подумать. Джордан больше никого не видел — только этих двоих?

— Только оленя и Кейна.

— У меня нет ответов, которых вы ждете. Кейн и раньше вмешивался, но никогда не заходил так далеко. Заклинание — дело его рук, и он сам наложил ограничения. Теперь он их нарушил, но не был остановлен. Я могу помочь и хочу это сделать, но больше не уверена в силе нашего короля и его защите. Я даже не уверена в том, что он все еще правит.

— И если нет?..

— Значит, там действительно война, — тихо сказала Ровена. — А нас не вернули домой. То есть, что бы ни случилось в моем мире, мне и Питту суждено остаться здесь и завершить то, за чем мы были посланы. И я должна верить, что вы нам поможете.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

— Я дам мазь для ран вашего мужчины.

— Мы спим вместе. Не знаю, делает ли это его моим мужчиной.

Ровена рассеянно махнула рукой.

— Мне нужно поговорить с Питтом. Он лучше, чем я, разбирается в стратегии. Пойдемте, я дам вам лекарство.

— Минутку! Еще один вопрос. Джордан: он так важен для поисков ключа?

— Зачем спрашивать то, что вы и так знаете?

— Мне нужно подтверждение.

В ответ Ровена кончиками пальцев коснулась груди Даны, там, где билось сердце.

— Оно у вас уже есть.

— Потому что я его люблю?

— Потому что вы его любите, а ключ — это вы. — Ровена взяла Дану за руку. — Идемте. Я дам лекарство для вашего воина и отпущу вас. — Она снова взглянула на небо. — Скоро начнется дождь. 

12

Брэд насыпал лед в цинковое ведерко, и получилось холодное, хотя и скромное, вместилище для бутылки «Кристаль» [25]. Потом он накрыл выступающее горлышко чистой цветной тряпкой.

Флинн и Джордан уже поставили столик.

— Скатерть вон в той сумке.

Флинн удивленно посмотрел на друга:

— Зачем им скатерть? Стол чистый.

— Просто постели ее на стол, и все.

Джордан подошел к сумке и расстегнул молнию.

— Смотри-ка! Он выбрал скатерть с бутонами роз.

— Как на салфетках, — прибавил Флинн, доставая и их.

— Очень мило. Не знал, что ты такой эстет. Столь женственное восприятие…

Уэйн не дал ему договорить:

— Когда все это закончится, я намну вам обоим бока, чтобы восстановить свое реноме мужчины и заодно получить удовольствие. — Брэд вытащил привезенные бокалы для шампанского и стал смотреть их на свет, проверяя, нет ли пятен. — А сегодня я скажу женщинам, что это была моя идея, и вся слава достанется мне.

— Эй! Это я сбегал за цветами! — возмутился Джордан.

— А я купил пирожные. — Флинн тряхнул коробкой из самой дорогой кондитерской Вэлли.

— Идеи ценятся выше, чем цветы и пирожные, друзья мои! — Брэд расправил скатерть. — Кстати, насчет идей и возможности их реализовать… Женщин притягивают женские качества нашей натуры.

— Тогда почему нас с Флинном, в отличие от тебя, пустили в постель?

— Всему свое время.

— Я должен был дать тебе в морду за такие слова о моей женщине и моей сестре. — Флинн покосился на ухмыляющегося Джордана. — Но это замечание не только точное, оно ставит на место Брэда, поэтому я тебя прощаю. Сколько у нас времени?

— Еще есть, — сказал прощенный Хоук. — Вообще-то, процедура не должна затянуться, но все эти адвокаты, банкиры и бумаги отнимают в два раза больше времени, чем предполагаешь.

Он отступил на шаг и окинул взглядом установленный в холле столик. Нельзя не признать, что он неплохо смотрелся среди ветоши и малярных инструментов. И вообще, яркое, праздничное пятно на фоне белых стен.

Джордан не сомневался, что женщины растают, словно мороженое на июльском солнцепеке.

— Да, Брэд, идея чертовски удачная.

— У меня их миллион.

— Не понимаю, почему мы должны убраться отсюда до их прихода? — пожаловался Флинн. — Я бы не отказался от шампанского и пирожных, не говоря уже о щедрых поцелуях, которые станут их следствием.