Мертвый кортеж - Олег Бондарев

Он повернул голову и уставился на нее. Губы Хорника были плотно сжаты, в глазах застыла немая мольба.

— Ты невесел, — заметила Эмма. Улыбка моментально слетела с ее лица. — Плохо спал?

Он мотнул головой, что, видимо, значило «Нет».

— В чем же дело? — она подошла и, опустившись на край кровати, заглянула ему в лицо. — Тебе нездоровится?

Он резко сел, отбросил одеяло в сторону и свесил ноги, повернувшись к жене спиной. Движения его при этом были неестественно резкими, точно за ночь Бычара отвык от собственного тела. Встав, Бак пошатнулся, однако удержался на ногах и побрел вокруг кровати к тумбочке, где стоял поднос. Эмма наблюдала за ним со смесью беспокойства и страха. Она не понимала, почему муж не хочет разговаривать с ней, да и в целом его поведение казалось странным.

Резким движением Бак выдвинул верхний ящик и извлек оттуда блокнот и ручку, после чего покосился на жену. Взгляд его показался девушке умоляющим, будто Бычара хотел ее о чем-то попросить, но по непонятным причинам не мог этого сделать. Склонившись над блокнотом, Хорник начал писать. Рука его дрожала, и, когда хозяин Востока, вырвав лист, протянул его девушке, она увидела малоразборчивые каракули.

«Лицо мое, кажется, парализовало, — прочла Эмма с трудом. — По крайне мере, я не могу открыть рот и сказать это вслух. Мне требуется лекарство. Позови дворецкого, нам нужно кое-что обсудить».

— Боги! — вырвалось у девушки.

Ей стало страшно. Что же с ними теперь будет? А если эта болезнь смертельна и Бак вскоре умрет? Другие члены Квартета не преминут воспользоваться такой удачей и непременно поделят земли Хорника между собой прежде, чем его труп успеет остыть. Кого волнует, что официально всеми активами Бычары владеет Эмма? Если понадобится, ее заставят отказаться от имущества в пользу других главарей.

«Не стоит забегать так далеко вперед, милочка, — урезонила себя женщина. — Бак пока что жив, и, возможно, толковый лекарь сможет излечить его от таинственной болезни».

— Давай я позвоню врачу? — предложила Эмма, глядя на угрюмого Бычару.

Тот мотнул головой.

— Ты поручишь это Арнольду? — догадалась она.

Пауза, затем — кивок. Теперь, видимо, только так им и осталось общаться — с помощью жестов да писем.

— Хорошо, милый, — сказала жена, поднимаясь с кровати. — Я велю ему навестить тебя.

Снова кивок. Эмма, ежесекундно оглядываясь через плечо, устремилась прочь из комнаты. Он в ее сторону даже не посмотрел — все внимание Хорника было сосредоточено на зеркальной двери шкафа. Когда девушка покинула спальную, он подошел к шкафу и дрожащей рукой провел по стеклу. В его взоре причудливым образом смешались злоба и страх.

Когда Арнольд, постучав, вошел в комнату, Бак возлежал на кровати, раскинув руки и зажмурившись. Звук шагов привлек его внимание. Дворецкий почувствовал на себе умоляющий взгляд, однако черты лица Бычары при этом остались неизменны. Впрочем, с учетом странного недуга, который неожиданно обрушился на Хорника, это было совсем не удивительно.

— Хотели меня видеть, сэр? — уточнил Арнольд на всякий случай.

Бак отрывисто кивнул и стал подниматься. Проковыляв к тумбочке, он снова взялся за ручку и принялся писать в блокноте. Дворецкий терпеливо ждал.

Наконец Хорник выдрал исписанный листок и протянул его слуге. Тот принял послание из рук хозяина и, нацепив на кончик носа очки, прочел:

«Собери всех моих бригадиров и объяви им мою волю: сегодня в девять они должны напасть на дом Пересмешника».

Удивленно выгнув бровь, Арнольд еще раз перечитал написанное. Затем, убедившись, что ему не померещилось, вопросительно посмотрел на Бычару. Тот ткнул пальцем в лист, что, вероятно, значило «Читай дальше». Вздохнув, дворецкий снова поднес бумагу к глазам.

«От моих информаторов мне стало известно, что сегодня вечером большинство людей Моукера будут находиться вне дома. Лучшего момента для штурма не будет. Пересмешника живым доставить сюда, дабы вызнать у мерзавца о противоядии. Это он повинен в моей болезни. Игла, которую принес Гейл, была отравлена».

Арнольд охнул и, опустив записку, снял очки. Взгляд его, полный отеческой заботы, был направлен на изможденного болезнью Хорника. Бак в те минуты являлся этаким гротеском, злой карикатурой на себя былого — идеальный атлет, который толком не может распоряжаться своим прекрасным телом. Он был как истовый любитель живописи, который внезапно ослеп. Как музыкант, напрочь лишившийся слуха.

Упущенная возможность во плоти.

Взгляд Арнольда посуровел. Он был преданным слугой семейства Хорников, готовым умереть за своих хозяев. Такую верность не выказывают даже собаки.

— Я сделаю это, сэр, — горячо пообещал дворецкий. — Передам все слово в слово.

После чего решительно устремился прочь из спальни Бака. Дверь захлопнулась, и Хорник вновь остался наедине с самим собой. Вернувшись на кровать, хозяин Востока снова уставился в стенку. Каждый мускул его тела был напряжен; Бычара отчаянно пытался вырваться из ловушки.

Но — безрезультатно.

Слишком крепки были прутья клетки.

— Ну вот и приехали, — сказала миссис Клемманс.

Водитель остановил самоходку у пожарного гидранта.

— Спасибо, — произнес я, открывая дверь. — Вы нас очень выручили.

— Не за что, детектив, — ответила Западная Лисица, с теплом глядя на меня через плечо. — Заходите в гости при случае.

— В гости? — неуверенно переспросил я.

— Вы так удивляетесь, будто я в первый раз вас зову! — она звонко рассмеялась.

— Тогда я решил, что вы шутите… — пробормотал я, пожимая плечами.

— С чего бы мне шутить? — фыркнула Каталина. — Повторюсь: вы действительно мне интересны, детектив. И я не отказалась бы встретиться с вами в неформальной обстановке.

С этими словами девушка озорно подмигнула мне и рассмеялась, видя, как на моих щеках проступает румянец.

Ее поведение крайне удивило меня. Совру, если скажу, что никогда не воспринимал миссис Клемманс как девушку, однако все мужчины погружаются в мечты, едва на горизонте появляется более-менее симпатичная представительница слабого пола. Это своеобразное правило. Но одно дело — мысли, и совсем другое — слова и тем более действия. За свою не слишком долгую жизнь я умудрился потерять всех близких мне людей и несколько раз прилично обжигался на отношениях, а потому не горел желанием с кем-то сближаться — слишком велик был страх в один момент эти отношения утратить. Единственный мой друг умер два года назад и теперь сидел рядом, с тоской глядя в окно.