Герои космодесанта - Грэм Макнилл

— Приближаемся к «Адской гончей»! — прозвучал по воксу загробный голос Экрина.

Нигилан опустил фиксирующую раму гравитационной упряжи. Когда она опустилась на его плечи, он пристально вгляделся в смотровую щель «Грозовой птицы». В безмятежном бескрайнем море кобальтового цвета сияла точка — судно, красное, как раскаленный металл. Это был старый корабль со старыми ранами и с еще более древними призраками. Нос корабля имел форму зазубренного лезвия, будто вспарывающего прореху в пространстве. Борта его щетинились пушками, дюжины антенн и вышек, будто скрюченные пальцы, тянулись с надстроек.

«Адская гончая», войдя в Око, была всего лишь старой боевой баржей, но вышла оттуда чем-то еще более древним. Это был корабль Нигилана, и на его борту ожидали верные ему воины: разношерстная команда из дезертиров, отступников, наемников, пиратов, налетчиков и грабителей. Они собрались здесь, чтобы стать свидетелями его победы и нового шага к воплощению их собственной мечты — полного и окончательного уничтожения Ноктюрна, а вместе с ним и всех Саламандр!

Ричард Форд

ЛАБИРИНТ

Моторы цепных мечей взревели, и стальные зубья сошлись в яростном поцелуе, отплевываясь искрами и черным маслом. Гневно завывая, мечи столкнулись, одержимые желанием рвать и крушить.

Инвикт свирепо уставился на противника поверх вгрызшихся друг в друга клинков. В этот раз он намеревался восторжествовать над соперником. Он был совершенно убежден, что выйдет из битвы победителем.

Этого не произошло.

Генарей освободил свое оружие, расцепив жужжащие зубья и усыпав боевую палубу металлической стружкой. Прежде чем Инвикт успел парировать, противник ударил его в лицо всем весом наплечника. Воин потерял равновесие. Он пошатнулся, взмахнув руками в попытке устоять, но это не помогло. Инвикт рухнул, и грохот ударившегося о сталь керамита раскатился по боевой палубе. Единственное, что удалось космодесантнику, — не выронить свой гудящий цепной меч. Прежде чем Инвикт успел поднять оружие для защиты, Генарей наступил ему на руку и наставил на противника собственный клинок. Инвикт мрачно смотрел, как бешено вращающиеся зубья приближаются к его лицу, и кривился в предчувствии неизбежной боли.

Генарей с торжествующим смехом выключил мотор цепного меча и протянул Инвикту руку:

— Неплохо сражался, брат. Но, как мы оба видим, на боевой палубе ты все еще мне не ровня.

Инвикт принял предложенную ладонь и с помощью Генарея поднялся на ноги. В который раз он ощутил боль поражения, жалившую острее, чем любая сталь.

— Однажды, брат Генарей, — ответил он. — Однажды.

Генарей лишь засмеялся громче:

— Непременно, брат. С нетерпением жду этого дня. А теперь пойдем. Мы уже опаздываем.

Они вместе покинули боевую палубу, Инвикт — в нескольких шагах позади Генарея, как и всегда. Хотя они вместе отслужили в новобранцах, а затем и в послушниках и были ближе друг другу, чем прочие братья из ордена Сынов Злобы, Инвикту всегда чудилось, что он находится в тени Генарея. Всегда на один шаг позади. Это отравляло воину жизнь долгие десятилетия, несмотря на все победы, которые он одержал на службе ордену.

Но сегодняшней ночью все будет по-другому. Сегодня Инвикт докажет, чего он стоит.

Они шагали по тускло освещенным коридорам крейсера типа «Отплачиватель», пока не добрались до посадочного отсека. Как только двери отсека раздвинулись, в уши воинам ударил пронзительный гомон тысяч голосов. Жужжали и гудели сервиторы, пилотировавшие автопогрузчики и сопровождавшие на корабль цепочки пленников как знакомой, так и экзотической внешности. Мяукающие рыла, пасти, изрыгающие проклятия на чужих языках, и давно приевшиеся рыдания невинных сливались в жуткую какофонию. Космодесантники доставили приношения со всех звездных систем, где успели побывать, почти сотню разновидностей ксеносов. Злоба, без сомнения, обрадуется столь щедрому подарку — жертвенный костер вспыхнет ярче, чем когда-либо прежде.

Такое множество гнусных тварей было до глубины души отвратительно Инвикту, но он знал, что это необходимо, дабы утолить голод Злобы и исполнить его желания. Хныкающая свора все никак не затыкалась, и Инвикту оставалось надеяться лишь на то, что бойня начнется в самое ближайшее время.

Вместе с Генареем они прошли через битком набитый ангар туда, где их ожидали остальные Сыны Злобы. Те уже выстроились цепочкой у трапа ревущего «Громового ястреба». Двое припозднившихся космодесантников поспешили присоединиться к товарищам. Во время посадки Инвикт мог слышать по вокс-каналу своего шлема, как некоторые из братьев возносят молитвы. Сам он пристегнул ремни и приготовился к взлету без всякой молитвы — его уверенность в таланте пилота была абсолютной.

Двигатели корабля взревели, и он покинул искусственное гравитационное поле ангара «Отплачивателя». Сквозь узкий иллюминатор Инвикт увидел колоссальную тушу давно погибшего имперского корабля. Приближаясь, он увеличивался в размерах, заполняя все поле зрения, — так гигантский зверь раздувается еще больше, чтобы отпугнуть любопытного хищника. Стала видна каждая вмятина и каждый ожог на обшивке, и становилось все непонятнее, как это древнее чудище смогло уцелеть после тысячелетнего дрейфа в открытом космосе, где было подвержено всем стихиям.

Корабль парил в пространстве гниющей великанской рукой. Искореженные куски стали торчали из его брюха, словно внутренности распотрошенного трупа. По временам из корпуса вырывались пузыри газа, будто последнее отравленное дыхание монстра. Вокруг плавали куски космического мусора, пойманные в гравитационное поле гиганта и обреченные вечно вальсировать вокруг него.

Сыны Злобы прозвали корабль «Лабиринтом». Им пришлось на месяц погрузиться в варп, чтобы вернуться сюда. Братья поступали так каждое столетие, дабы исполнить кровавые ритуалы ордена. Для Сынов Злобы он стал священной землей, единственным местом, где они могли собраться после того, как их родной мир, Скелус, был столь подло осквернен Астартес. Не важно, куда призывали их обязательства, неважно, сколько крови они должны были пролить в других мирах, — Сыны Злобы всегда возвращались сюда в назначенное время, готовые к жертвоприношению. Ритуал должен был соблюдаться, несмотря ни на что.

Таков путь Сынов Злобы, и таким он был всегда.

«Громовой ястреб» петлял между обломками, окружавшими гигантский корабль, пока наконец не достиг ангара «Лабиринта». С оглушительным ревом включились двигатели обратной тяги, и «Ястреб» плавно опустился на посадочную площадку.

Когда двери открылись, Инвикт поспешно высадился, едва обращая внимание на потоки данных, бегущих по дисплею визора и отбрасывающих мигающий зеленый отсвет на его лицо. Прошло сто лет с тех пор, как он в последний раз ступал на эту святую землю, — и, как и прежде, душа его наполнилась благоговением.

Роскошь внутреннего убранства корабля резко контрастировала с его обшарпанной оболочкой. Роккритовые колонны, соединенные летящими контрфорсами, возносились вверх на тысячи футов. Между ними тянулись стрельчатые арки, ведущие в затененные, разбегавшиеся во все стороны переходы. Из мрака скалились горгульи всех форм и размеров — личины древних богов, которым молились здесь тысячелетия назад.

Теперь в этих холодных и пустых залах поклонялись единственному божеству: Великой Злобе, Богу-Отступнику, Изгнаннику, Злобе Утерянной, Иерарху анархии и террора. И вскоре, когда настанет час приношения, он попирует всласть.

Сыны Злобы сняли доспехи, и от обнаженной плоти в свете огня поднимался пар. Каждый из братьев окроплен был жертвенным ихором, каждого с ног до головы покрывала кровь, и каждый насытился.

Инвикт преуспел в этом больше других. По его губам и подбородку все еще стекала свежая кровь Астартес, в чье твердокаменное тело он вгрызся. К чести Астартес, слуга Повелителя-Трупа не испустил ни звука, пока Инвикт вновь и вновь погружал зубы в его плоть, отдирая мясо от костей и пируя во славу Злобы. Сейчас от космодесантника остался кровавый обрубок, свисающий с ржавой цепи, подобно разделанному окороку.

Остальные жертвоприношения прошли не так тихо, как у Инвикта. Под потолком гигантского зала все еще носилось эхо криков и просьб о пощаде. Повсюду горели костры, на горячих углях дымились остатки ночной гекатомбы.

Инвикт мог поклясться, что из дальних, неисследованных глубин корабля доносится смутный шум, — словно кричало что-то огромное, напрягая нечеловеческие легкие. Оно повторяло одну и ту же фразу. Мощь голоса доносила слова с многомильного расстояния, но, как Инвикт ни старался, он не мог понять их смысл. В конце концов он решил не обращать внимания на звук, позволяя словам слиться с потрескиванием корабля и с отголосками ночной трапезы.