В лучах мерцающей луны - Эдит Уортон

«Но у нее бедный вид!» — подумал он, и его сердце сжалось. И тут же ему пришло в голову, что это, должно быть, дети Фалмеров, с которыми она живет, пока их родители путешествуют по Италии. До него доходили слухи о неожиданном возвышении Ната Фалмера, слышал он и о том, что пару недавно видели в Неаполе и Палермо. Никто не упоминал имени Сюзи в связи с ними, и он вряд ли мог сказать, почему он пришел к такому заключению, разве что казалось естественным для Сюзи в трудной ситуации обратиться за помощью к старинной подруге Грейс.

Но почему у нее трудности? Какие трудности? Что могло случиться такого, что помешало ее триумфальному взлету?

— Это я и собираюсь выяснить! — вскричал он.

Сердце его бешено колотилось, вдохновленное новыми надеждами и старыми воспоминаниями. Зрелище жены, обликом и поведением столь далекой от мира, к которому, как он воображал, она вновь присоединилась, мгновенно изменило его собственное отношение к жизни и покрыло мглой нереальности все, о чем он старался думать как о наиболее прочном и реальном. Ничто для него теперь не было надежным, кроме булыжника мостовой, на которой он стоял, фасада дома, который скрывал ее, ручки звонка, которую он заранее ощущал в ладони. Он шагнул вперед и был уже у порога, когда из-за поворота выехало авто и свет фар пролег золотым ковром по мокрой улице до двери Сюзи.

Авто устремилось к дому, и Лэнсинг отступил в тень. Из машины выскочил человек, и, когда свет фар упал на него, Ник узнал неуклюжую фигуру Стреффорда; расхлябанные движения были все те же, ни шуба не изменила их, ни новые свидетельства процветания.

Лэнсинг, не шевелясь, смотрел на дверь. Стреффорд позвонил и стоял в ожидании. Появится ли снова Сюзи? Может быть, прежде она появилась лишь потому, что думала, будто приехал он…

Но нет: после недолгой паузы появилась бонна — запыхавшаяся прислуга за все в большом семействе — и тут же стушевалась, впустив гостя в дом. Лэнсинг был уверен, что они не обменялись ни словом, не прозвучало ни вопроса со стороны лорда Олтрингема, ни подтверждения прислуги. Не могло быть сомнения, что его ожидали.

Дверь за ним закрылась, и за занавеской ближнего окна появился свет. Прислуга провела Стреффорда в гостиную и зажгла лампу. Тем временем наверху Сюзи, конечно же, ловкими пальчиками приглаживала растрепанные волосы и подкрашивала губы. Ах, как знаком был Лэнсингу каждый момент этого ритуала, вплоть до сморщенных бровей и выпяченной в усердии нижней губы! Ему было физически плохо, когда перед ним ясно представали все эти памятные движения… А другой мужчина? Другой, тот, что в доме, наверное, улыбался в этот самый миг, припоминая ту же сценку!

При этой мысли Лэнсинг нырнул в темноту.

XXVII

Сюзи и лорд Олтрингем сидели в крохотной гостиной, разделенные столом, на котором стояла чадящая лампа и высилась горка драных школьных учебников.

Через полчаса бонна, отправленная забрать детей из школы, вернется со всем выводком, и в любой момент властный вопль Джорди мог потребовать свою рабыню к себе в детскую. В эти считаные минуты, отведенные им, они сидели, явно не зная, что сказать.

Стреффорд, войдя, окинул взглядом сумрачную комнату с роялем, заваленным потрепанными нотами, с детскими игрушками, разбросанными на колченогом диване, с букетами сухой крашеной травы, с бабочками на булавках по бокам бронзовых часов. Потом повернулся к Сюзи и спросил:

— За каким дьяволом ты здесь?

Она не пыталась объяснять; с самого начала она поняла, что это бесполезно. И теперь, зная, что Ник предпринял определенные шаги к обретению свободы, она не выдаст своего тайного желания вернуться к Нику. Страшась, как бы Стреффорд не услышал об этом и не объявил ей, соединив с новостью о предполагаемой женитьбе Ника, и страшась, как бы, услышав, что ее страхи таким образом обоснованны, не потерять самообладания, она предпочла ответить как можно более равнодушным тоном:

— Процедура, или как это называется у законников, началась. Пока она будет длиться, я хочу быть совершенно одна… Не знаю почему…

Стреффорд посмотрел на нее проницательным взглядом.

— Кстати, — пробормотал он, и его губы скривились в знакомой насмешливой улыбке, — раз уж речь зашла о процедуре, — продолжил он небрежно, — интересно, на какой стадии это дело у Элли? Я видел ее сегодня с Вандерлином и Бокхаймером, они все втроем весело завтракали в «Лару».

Кровь бросилась в лицо Сюзи. Она вспомнила печальный вечер с Нельсоном Вандерлином всего два месяца назад и подумала про себя: «Значит, со временем, наверно, Ник и я…» А вслух сказала:

— Не могу представить, как Нельсон и Элли способны общаться. Да еще где — в ресторане!

Стреффорд продолжал улыбаться:

— Моя дорогая, ты непростительно старомодна. Почему два человека, которые оказали друг другу наилучшую услугу, какую могли, тем, что вовремя один другого избавили от себя, должны после этого становиться заклятыми врагами? Это слишком большая нелепость, слишком очевидное притворство. Нашему поколению многое не удалось, но оно избавилось от притворства, и этого достаточно, чтобы обессмертить себя. Осмелюсь сказать, Нельсон и Элли никогда так не обожали друг друга, как сегодня. Двадцать лет назад они боялись признаться в этом; почему им не сделать это сейчас?

Сюзи смотрела на Стреффорда, сознавая, что за его словами стоит боль разочарования, которое вызвала она; но одновременно сознавая, что эта самая боль — не то непреодолимое пронизывающее чувство, как, возможно, хотелось бы ему, но вспыхнувшее наравне с дюжиной других чувств; и что, даже страдая от этой боли, он предвидит день, когда она пройдет. И подумала про себя, что эта несомненность забвения должна быть горше любой несомненной боли.

Молчание затянулось. Прервав его, он встал и сказал, пожимая плечами:

— В конце концов ты вынудишь меня жениться на Джоан Сенешаль.

— Что ж, почему бы не жениться на ней? — улыбнулась Сюзи. — Она очень мила.

— Да, но с ней я взвою от скуки.

— Бедный Стрефф! А со мной…

— Может, и с тобой тоже. Но не так скоро… — Он язвительно ухмыльнулся. — Далеко не так скоро. — Он, похоже, ждал, что она скажет. — Да и куда тебе деваться-то, скажи на милость?

— Нет, Стрефф, я не могу выходить замуж на таком основании! — пробормотала она наконец.

— Так выходи за меня, а основание найдешь потом.

Ее губы шевельнулись, как бы произнося отказ, и все так же молча она протянула руку на прощанье. Он стиснул ее ладонь, потом повернулся к двери, но на пороге задержался, уставившись на нее полными тоски глазами.

Его взгляд тронул ее, и она поспешно добавила:

— Единственное основание, какое я могу найти, — это основание не выходить за тебя. И состоит оно в том, что я еще не чувствую себя достаточно свободной для этого.

— Недостаточно свободной? Я считал, Ник все делал для того, чтобы ты почувствовала, что давно не замужем…

— Да. Но даже когда он… иногда я думаю, что даже это не имеет никакого значения.

Он продолжал неуверенно смотреть на нее, и таких печальных глаз она никогда не видела на его вечно беззаботном лице.

— Моя дорогая, именно это я чувствую к тебе, — сказал он просто и вышел.

Тем вечером, когда дети легли спать, Сюзи допоздна сидела в унылой гостиной. Она думала не о Стреффорде, а о Нике. Ник приезжает в Париж — возможно, уже приехал. Мысль, что он может быть где-то рядом, в эту самую минуту, а она об этом не знает, была такой странной и мучительной, что вся ее сильная и жаждущая радости юная натура взбунтовалась. Почему она должна страдать так невыносимо, так унизительно, так ужасно? Если бы только она могла увидеть его, услышать его голос, пусть снова услышать такие жестокие и оскорбительные слова, как в тот ужасный день в Венеции, даже это было бы лучше, чем теперешняя пустота, теперешнее полное и окончательное исключение из его жизни! Он был жесток к ней, невообразимо жесток: суров, высокомерен, несправедлив, и, возможно, умышленно, потому что уже хотел освободиться от нее. Но она готова была принять даже эту возможность, унизиться даже еще больше, чем он унизил ее, — она готова была сделать что угодно, только бы можно было увидеть его снова.

Она подперла рукой разламывающуюся голову и задумалась. Что угодно? Но что она могла сделать? Ничего такого, что причинило бы ему боль, послужило препятствием его свободе, нарушило дух их договора: в этом она была тверда больше, чем когда-либо. Она совершила сделку и была намерена придерживаться договоренности не по каким-то абстрактным мотивам, но просто потому, что ей случилось полюбить его благодаря этой сделке. Да… но увидеть бы его, хотя бы раз!

Неожиданно она вспомнила, что Стреффорд сказал о Нельсоне Вандерлине и его жене. «Почему два человека, которые оказали друг другу наилучшую услугу, какую могли, тем, что вовремя друг друга избавили от себя, должны после этого становиться заклятыми врагами?» Если, предоставляя Нику свободу, она действительно оказывала ему подобную услугу, то, возможно, он больше не ненавидит ее и не будет против того, чтобы увидеться с ней… Во всяком случае, почему бы, исходя из этого, не написать ему — написать простое дружеское письмо, предложив встретиться и «урегулировать все вопросы»? Деловое «урегулировать» (что за отвратительное слово!) докажет ему, что у нее нет тайного умысла покуситься на его свободу, а кроме того, он человек слишком непредубежденный, слишком современный, слишком презирающий то, что Стреффорд назвал притворством, чтобы не понять и не принять подобное предложение. В конце концов, Стреффорд, возможно, был прав; следует избавить человеческие отношения от лицемерия, даже если вместе с ним придется так или иначе расстаться со многими представлениями об изысканности…