Нерассказанная история - Моника Али

Он схватил ноутбук и сумку с камерой.

Теперь он не мог понять ее бездействия. Он трясся от холода за густыми зарослями калины, росшей по периметру двора, жалея, что не захватил куртку. Да что же это творится? Либо он не так себя видит, либо она вне себя от бешенства. Она пыталась убить его. По крайней мере уж точно отпугнуть! Значит, она знает, что он затеял охоту, и, поскольку у нее не хватило мужества сбить его насмерть, остается только взять паспорт и удрать. Если последовать за ней, он сумеет сфотографировать ее, ожидающую выхода на поле. И даже если она его засечет, это придаст истории еще больше сенсационности. Не важно, что, приземлившись, она пересядет на другой самолет. За ней будет тянуться бумажный след, по которому ее выследят власти.

Бойфренд прибыл и удалился. Она позвала его, чтобы попрощаться?

После его ухода зажегся свет в спальне, и она наверняка принялась складывать вещи. Он сходил с ума при мысли, что она выскользнет из дома незамеченной. Постоянно подкрадывался то к переднему, то к заднему крыльцу, после чего устраивался сбоку. Машина по-прежнему стояла на дорожке. Уже почти рассвело, а она и не думала выходить. Может, хотела, чтобы ее поймали? В таком случае, зачем пытаться превратить его в лепешку?

Он оторвал веточку калины и принялся ломать ее на кусочки. Совершенно безразлично, какие у нее мотивы. Он фотограф. Не психиатр. Но если хочешь преуспеть в работе, необходимо досконально знать объект. Временами ему казалось, будто ее он знает лучше, чем жену. Он мог предсказать перепады ее настроения, знал распорядок ее дня, предпочтения в покупках. Если уж быть справедливым, он посвящал ей больше времени и размышлений, чем Кэти.

Какого черта тут творится? Почему Лидия не пытается сбежать?

Какое-то насекомое поползло по тыльной стороне ладони. Грабовски смахнул его, но тут второе забралось под рукав. Он попытался вытряхнуть наглую тварь. И даже расстегнул манжет, но оно никак не хотело покидать уютное местечко. Пришлось засучить рукав, но он по-прежнему чувствовал, как оно ползает, щекочет, устраивается между волосками. Грабовски яростно чесался и скребся.

Наконец он посмотрел на часы. Даже если она собирается лететь утром, все равно здравый смысл подсказывает, что разумнее выехать ночью и в более отдаленный аэропорт. С него хватит этого бесполезного ожидания, он ждет последней охоты, последних фото, и адреналин в крови бушует все яростнее. Скорее бы домой! В течение следующих сорока восьми часов он встречается с «Санди таймс». С самим Рупертом Мердоком.

Часов в семь она появилась в окне спальни, а вскоре после этого открылась задняя дверь. Грабовски насторожился. Вот оно. Пора!

Лидия вышла в купальнике. Господи, как классно она выглядит, но что же вытворяет при этом?

Грабовски сделал несколько снимков.

Почти час она мерила гребками длину бассейна, и он не знал, что делать. У него было ощущение, что она дергает его за ниточки, что у нее сложился какой-то хитрый план, а он всего лишь пешка в ее игре. Ставки были так высоки, что он сходил с ума.

Выйдя из бассейна, она вошла в дом и исчезла из вида, а немного погодя появилась на кухне. Он наблюдал за ней сквозь длиннофокусный объектив и отметил: она одета и готовит завтрак. Может, хоть после этого соберется сбежать?

Лидия не съела ни крошки. Просто сидела за стойкой, уткнувшись лицом в ладони. Было почти десять. Что она делает? Если решила вести себя, как обычно, и делать вид, будто ничего не произошло, то ей следовало бы находиться на работе еще час назад!

Он вынул мобильник, позвонил в приют и спросил Лидию. Ему ответили, что Лидия сегодня не работает.

Наконец она подняла голову. Решилась на что-то?

Но нет. Она долго сидела, глядя в пространство. Губы чуть приоткрыты, глаза красные. А сама словно впала в ступор.

Он дал ей еще немного времени, но потом собрался пересмотреть планы в свете ее странного поведения. Если она пытается переждать бурю, это ее право, но ему нужно шевелиться. Сейчас он отправится в приют и возьмет интервью у покровительницы собак. А потом снова проверит ее дом. Если она исчезла – удачи ей, у него и так много материала.

Он прокрался вдоль кустов к дороге, чувствуя, как кружится голова от недосыпания и от сознания того, что он наконец отсчитывает последние часы пребывания в этом городе.

Лидия взлетела наверх. Мысли метались так, что она никак не могла сосредоточиться. Но руки и ноги, казалось, сами знают свои обязанности, словно получали команды откуда-то еще. Она вынимала одежду из чулана. Вытаскивала чемодан. Стояла в ванной, собирая зубную щетку и всякие мелочи, после чего бежала в спальню и бросала все это в чемодан.

Теперь она, стоя у окна, подняла подоконник и стала шарить в тайнике, сама не зная зачем. То, что ей нужно, – в коробке, все в том же чулане.

Она уселась на пол и стала перебирать наиболее важные вещи: паспорта, ее и Руфуса, еще один паспорт, которым она никогда раньше не пользовалась. Документы на сберегательный счет, открытый на имя, обозначенное в этом паспорте: спасибо Лоуренсу за то, что позаботился обо всем.

Снимки мальчиков, которые она вырезала и собирала все эти годы. Их она возьмет, конечно. Все свои письма. Пистолет она оставит здесь, с ним в самолет не пустят. Куда она летит? Значения не имеет. Возьмет билет на первый же самолет. А там уже будет время подумать.

Водительские права уже лежали в сумочке…

О Боже, какая она дура!

Лидия села на корточки и закрыла глаза.

Она снова в «Ночлеге и завтраке». Входит в общую комнату и видит его впервые. А теперь она сидит напротив него в кресле в стиле королевы Анны и ведет светскую беседу. Они стоят на крыльце, он рассказывает о скотчтерьере, которого любил, и она сочувственно касается его руки. Разве он потом не сказал Хэнку, что это была бордер-колли?

Господи, она идиотка и зря тратит время. У нее же нет машины! Следовало сначала вызвать такси, время торопит!

Эта старуха Эстер оказалась не столь разговорчивой, как он надеялся. Лидия была хорошим работником, это все, о чем он узнал, плюс похвалы ее умению обращаться с собаками и тот факт, что они вместе ели на обед куриный салат с рисом.

Возвращаясь домой, он снова и снова перебирал в памяти их беседу. Каждое слово, сказанное Эстер, будет напечатано. Каждое слово на вес золота.

Эстер была настроена не враждебно, но каким-то образом ухитрялась сводить разговор к насущным нуждам и финансовым делам приюта и к тому, как рачительно будет использовано его предполагаемое пожертвование. Она согласилась позировать для фото.

Ему показалось, будто Эстер намеренно из кожи вон лезет, чтобы отвлечь его от расспросов о Лидии. Словно она всячески оберегает свою служащую от назойливого любопытства. Но что, по ее мнению, должна скрывать Лидия? Совершенно невероятно, чтобы кто-нибудь, кроме него, догадывался о ее настоящем имени. Должно быть, за эти годы она сплела невероятную паутину лжи.

Он припарковался на некотором расстоянии от дома Лидии и подошел к подъездной дорожке. Машины не было. Она наконец-то пришла в себя и уехала. Воспользовалась шансом, который он ей милостиво предоставил.

Прошло почти три часа, и она скоро поднимется на борт самолета. А может, предпочтет уехать и спрятаться поблизости. Скорее всего у нее есть и другие паспорта. Но в конце концов правда выйдет наружу.

Он подошел к входной двери. Заперто. Как и задняя дверь. Тогда он проверил все окна первого этажа, на случай если одно вдруг окажется открытым. Очень неплохо бы сделать несколько снимков интерьера, а также поискать какие-то доказательства, которые она могла не заметить в спешке. Похоже, она провела утро не в приготовлениях к отъезду!

У сарая лежала небольшая поленница. Он подошел и выбрал самое тяжелое полено. Подкравшись к кухонному окну, он немного поколебался. Но в водовороте событий, которые вот-вот обрушатся на мир, взлом и вторжение в чужой дом кажутся почти пустяками. Он размахнулся поленом, разбил окно, подтянулся и перепрыгнул через подоконник прямо на стойку.

На первом этаже не было перегородок, и он уже все успел увидеть со двора. Поэтому, не тратя времени, быстро щелкнул камерой несколько раз. Обыск нужно делать в спальне. А из снимков особенно эффектно будет выглядеть кровать, на которой она спала.

Грабовски мысленно прикинул, как будет действовать. Несколько раз он видел ее в окне, поэтому примерно знал план комнат.

«Скромный домик, – подумал он, размышляя над подписью под снимками дома, – скромный домик…»

Грабовски взялся за дверную ручку.

«Этот скромный дом стал свидетелем…»

Нет, не так.

Он вошел в спальню. И на какое-то мгновение решил, что начались галлюцинации. Камера вылетела из рук. Она повисла на ремешке, с глухим стуком ударившись в грудь.