Корабль странников (сборник) - Боб Шоу

— Снаружи ничего нет, — прошептал Тарджетт, расположившийся у другого окошка. — Как будто мы утонули в дегте.

— Я могу заверить тебя, — неожиданно заговорил Уэкоп, — что окружающая среда куда прозрачнее межзвездного пространства. Количество атомов материи на кубический метр равно нулю. В таких условиях мои телескопы могли бы идентифицировать галактику в радиусе миллиона световых лет. Но здесь нет галактик, которые можно было бы определить.

— Уэкоп, включи, пожалуйста, свет.

Сердженору было стыдно. Если бы он мог извиниться перед компьютером за то, что усомнился в его словах! Он немного успокоился, лишь когда вновь ярко загорелись лампы, и на стекла встали ставни, создавая призрачное ощущение уюта.

— Что ж, мы живы — по крайней мере, я так полагаю — но ЭТО, по-моему, хуже смерти, — хмуро произнес Тарджетт. Он поднял руки и недоверчиво оглядел их.

Гиллеспи с любопытством покосился на него.

— Дрожат?

— Нет, пока нет. Один из древних философов-классиков — кажется, это был Кант — описал ситуацию, несколько похожую на нашу. Он утверждал, представьте, что во всей вселенной нигде ничего нет. Есть только человеческая рука. Смогли бы вы определить, левая это или правая? Его ответ был, что, да, смогли бы. Но он ошибался. Позднейшие философы приняли во внимание идею вращения через четырехмерное… — Тарджетт умолк, и его мальчишеское лицо, казалось, мгновенно состарилось. — О, великий Боже, что же нам делать?

— Нам ничего не остается делать, как ждать дальнейшего развития событий, — сказал Сердженор. — Десять минут назад мы думали, что с нами покончено.

— Это совсем другое дело, Дейв. Нет больше внешних факторов. Во вселенной ничего не осталось, кроме нас самих.

— Это напоминает мне, — непреклонным голосом заявил Гиллеспи, — что нам надо созвать еще одно собрание, как только все протрезвеют.

— Стоит ли устраивать еще одно собрание? Кажется, мы только этим и занимаемся, а, может, лучше, позволить им продолжать пьянку?

— Алкоголь — ценная штука. Когда мы уходили, они перешли на ликеры. А знаете, парни, ликер — это пища. В нем масса калорий, и его следует распределять так же как и все остальное.

Собрание было назначено на полночь по корабельному времени, что оставляло Сердженору два часа на размышления о голодной смерти, смерти от одиночества в пустом и черном пространстве, в лучшем случае — смерти от недостатка духовной пищи. Не желая возвращаться к себе в каюту и предаваться грустным размышлениям, Сердженор развил бурную деятельность, но результатом этого было лишь то, что чувство уныния бесконечно усилилось. Сейчас ему так не хватало какую-нибудь простой механической работы, например, покопаться в двигателе одного из модулей. Это оттеснило бы безнадежность ситуации на некоторое время на задний план, а потом, когда работа была бы почти выполнена, он уже смог бы спокойно обдумать ситуацию в целом. И он уже смог бы загнать поглубже мысли о скорой гибели.

Бродя по коридору возле своей комнаты, он столкнулся с Кристиной Холмс и попробовал заговорить с ней, но она проскользнула мимо, не глядя на него, так, как если бы они были незнакомы, и он понял, что им нечем поделиться друг с другом. Он продолжал двигаться, работать, разговаривать и успокоился, когда наступил назначенный час, и одиннадцать членов экипажа «Сарафанда» собрались за длинным столом в кают-компании. «Окна», расположенные по внешней полукруглой стене были темными, но лампы, сияющие оранжево-желтым светом создавали ощущение тепла, безопасности и уюта.

Незадолго до начала собрания Гиллеспи отвел Сердженора в сторону.

— Дейв, как насчет того, если для разнообразия речь толкну я?

— На здоровье. На этот раз я с удовольствием тебя поддержу.

Сердженор улыбнулся Гиллеспи, с интересом отметив тот факт, что бывший продавец продовольственных товаров из Айдахо приобрел новый статус.

Гиллеспи подошел к столу и стоял до тех пор, пока все не заняли свои места.

— Я полагаю, что мне нет необходимости рассказывать кому-нибудь, что мы крупно влипли. Причем настолько, что никто из нас не видит выхода — даже капитан Уэкоп. Но! Как мы обычно поступаем в подобных случаях? Мы договариваемся о ряде правил. И мы будем играть по этим правилам столько, сколько потребуется.

— Одевать смокинг к ужину, сохранять присутствие духа, салютовать королеве, — пробормотал Барт Шиллинг. Он проглотил две капсулы с «антоксом», но его лице по-прежнему выражало мрачное упрямство, из чего можно было сделать вывод, что Шиллинг все еще пьян.

— …Большая часть правил, несомненно, будет касаться распределения запасов продовольствия, — невозмутимо продолжал Гиллеспи, заглядывая в записную книжку. — Я думаю, все мы хотим прожить подольше. Но! Я — за разумную продолжительность, не в условиях, которые сделают ее бессмысленной. И по этой причине предлагается установить ежедневную порцию твердой пищи и неалкогольных напитков в тысячу калорий на человека. Уэкоп снабдил меня описью продуктов, и, исходя из тысячи калорий в день на каждого, нам вполне хватит продовольствия на восемьдесят четыре дня.

Мы постареем за это время, — думал Сердженор. — Это не такое уж большое время, если все идет хорошо, но мы за эти восемьдесят четыре дня совершенно износимся.

— Мы несколько похудеем, что вполне естественно, но Уэкоп говорит, что эта пища содержит нужное количество белков, жиров и углеводов. Мы останемся здоровыми людьми. — Гиллеспи сделал паузу и оглядел стол. — Следующее: вопрос о спиртном. Его не так легко решить. Приняв за основу тот же период в восемьдесят четыре дня, мы имеем триста калорий в день на алкоголе. Нам следует решить, хотим ли мы получать ежедневный паек или было бы лучше сохранить его на?…

— Я устал слушать весь этот бред, — объявил Шиллинг, хлопнув по столу ладонью. — Мы не должны устанавливать правила и инструкции насчет того, как и что нам пить.

Гиллеспи оставался спокойным.

— И еда, и питье должны распределяться централизованно.

— Меня это не касается, — раздраженно сказал Шиллинг. — Я не собираюсь рассиживаться здесь следующие три месяца. Мне не нужно никакой еды. Я возьму мою порцию выпивкой. Мне нужно только спиртное.

— Не пойдет.

— Почему? — Шиллинг старался казаться рассудительным. — Это означает лишнюю твердую пищу для тех, кто ее предпочитает.

Гиллеспи положил блокнот на стол и склонился к нему.

— Потому что ты сможешь вылакать всю свою порцию за пару недель, потом, когда протрезвеешь, ты решишь, что не готов умереть с голоду, и другие вынуждены будут кормить тебя. Вот поэтому и не пойдет.