Лиорская мельница (СИ) - Андросов Андрей

– Достал-таки… Ровнее веди, левую перекосило.

– Ага, вижу. Сейчас. – калека аккуратно поправил раскаленную железку, после чего поднял взгляд на старшего механика.

Старик, скрестив руки на груди, стоял в проходе и грустно смотрел на скиммер. Рабочую одежду он уже сменил на длинный кожаный плащ с многочисленными подсумками, на шее висел тяжелый визор с единственным широким стеклом в медной оправе.

– Там в боковую дверь ломился твой приятель, но я велел не открывать. Не стоит пускать кого-попало в мастерскую, особенно сейчас.

– Спасибо. Только Логи мне тут не хватало.

Часовщик окинул взглядом закуток, присел на стоящий у стены, криво сведенный корпус гравки. Кивнул на скиммер:

– Не передумал?

– Ты же понимаешь, что не могу, – Брак этого разговора ждал, поэтому был готов. – Я встретил тут вернувшихся из Поиска. В том числе сына Ухола. Веришь, только сейчас осознал, в чем именно между нами разница. Либо я стану как они, либо мне нет места среди Котобоев. Просто не выдержу осознания того, что я упустил. Так что нет, я не передумал. Тем более сейчас, когда все почти готово.

Парень был готов к уговорам и надоевшей песне про "нехер тебе там делать", но старик удивил. Старший механик молчал, вертя между пальцев незаконченную фигурку скиммера для Забойки.

Брак мысленно пожал плечами и продолжил возиться с колесом.

– Ты же на север собираешься? Сомневаюсь, что тебе придется по нраву Яма. Значит двинешься дальше, за реку. Доминион? Или сразу Республика? – голос старика звучал устало.

Калека, подумав, уверенно ответил:

– Доминион. Не люблю холод. А оттуда постараюсь на острова. Бойцом мне никогда не стать, зато есть неплохие шансы нормально выучиться механике. А лучшие механики – на островах. Поработаю в мастерской, наберусь опыта. Если проявлю себя, могут пригласить на архипелаг. Да и полетать всегда мечтал, вспомнить это ощущение.

– Ты вообще что-нибудь помнишь?

– Обрывки, иногда сны. Стены из темного дерева, латунь и медь. Помню гудение гравок и странное круглое окно. – Брак раскалил длинный брусок и принялся аккуратно сводить ось. – Жаль, не помню лица матери, только силуэт. И немного голос. Может, полет поможет.

Часовщик раскалил фигурку скиммера и принялся доделывать ее, ловко орудуя маленьким стальным штырьком сложной формы.

– На Талензе верят, что сны это ворота в мир мертвых. Лишь во сне человек получает возможность увидеть тех, кого лишился. И лишь бесконечно близкие люди могут оттуда, из-за кромки, помочь нам увидеть во снах давно забытое, либо недоступное нашим обычным чувствам настоящее. А иногда и неявное будущее. То короткое мгновение между явью и сном, где граница между мирами истончается и мы можем услышать их голоса… – Старик печально покачал головой. – Если ты видишь во сне мать, значит она пытается с тобой говорить. И лишь от нас зависит, сможем ли мы услышать и понять.

Брак, заметив в последней фразе горькое “нас”, и осторожно спросил:

– Мама?

– Мать. И отец. Брат с сестрой, племянница. Хотя насчет нее я не уверен. Архипелаг жестокое место, что бы тебе о нем не рассказывали. Я только когда из рабства вырвался узнал. У кабального не так уж много возможностей связаться с внешним миром, – Часовщик криво ухмыльнулся. – Сперва надеялся, что меня выкупят родные, семейство у нас было достаточно зажиточное. А потом… годы прошли.

Старик сменил стерженек на другой, плоский и тонкий, затем продолжил:

– Может и хорошо, что не узнал, пока носил ошейник. Это меня сломало бы. А так – трепыхался, вырваться хотел, – Часовщик помолчал. – Вся семья сгорела заживо в доме, за одну ночь. Тогда многие на Баолано погибли. Лиорцы очень хотели заполучить город и не считались с потерями. Знаешь, я поэтому и остался в клане. Тут честнее. Вот взять хотя бы Котов. Они ненавидят нас. Мы ненавидим их. Они нас убивают, мы убиваем их. Льется кровь, умирают люди и горят машины. Но это – честная война. Мы не притворяемся друзьями, не бьем друг друга отравленным ножом в бочину, улыбаясь при этом в лицо. Если когда-нибудь Коты победят Гиен, я буду твердо знать, что это была заслуженная победа. Пусть грязная, пусть кровавая и жестокая – но честная.

– Между кланами хватает подлости, – Брак неуверенно покачал головой. – И в спину били, и целые стоянки травили. Вырезали целые семьи на корню, нападая толпой. Я многое видел и слышал.

– Тебе просто не с чем сравнивать. Вот твой приятель, Логи. Вы вместе готовитесь, строите планы. Наконец, отправляетесь в Поиск на совместно построенном скиммере. Там он бьет тебя по голове своей киянкой, забирает все и оставляет подыхать в степи. Это подлость?

Брак поежился и кивнул. Слова старика упали на плодородную почву.

– Но это честная подлость, если можно так сказать. Ты мог ее ждать, мог подготовиться. Выбрать напарника понадежнее, не поворачиваться спиной. Она предсказуема.

Брак хотел возразить, но не успел.

– А теперь представь себе, что я прямо сейчас ломаю тебе ногу, – Часовщик взял в руку тяжелый железный пруток и махнул им в воздухе. – Ставлю на скиммер свою метку, после чего сдаю Чегодуну все твои планы. Приплачу с пяток синих, чтобы он уступил тебя мне. Продержу прикованным в мастерской до конца Схода, после чего закабалю и надену ошейник. Остальные механики вопросов не зададут, потому что я закрою мастерскую под удобным мне предлогом и тебя никто не увидит. Логи передам, что ты решил его кинуть и сбежать самостоятельно, но был пойман, пусть он тоже тебя возненавидит.

Старик говорил размеренно и спокойно, не прекращая орудовать штырьком. Калека с каждым словом холодел, будто в помещении на полную мощность врубили морозилку.

– Затем мы с Чегодуном повернем все так, будто ты давно служишь Котам, чтобы никто даже не подумал за тебя заступиться. Найдем подходящий случай, вроде того, где погибла твоя мать. Та стычка была попыткой сгубить приютившую тебя семью, но неудачной. Поэтому ты хитростью получил доступ к внутренностям гигатрака, воспользовавшись доверчивостью старого механика, и с тех пор ждал подходящего момента. На торге ты встретился со своим связным из Котов, молодым парнем с чистыми ушами, выдающего себя под простого вольника. Вы с ним обговорили место будущей засады…

– Хватит, пожалуйста! – взмолился Брак. Его трясло, слова старого механика ложились на сердце тяжелыми камнями. Описанная картина поражала своей жестокостью, но в то же время была до боли… реалистичной?

Часовщик остановился на полуслове, оценив состояние парня. Хотя видно было, что продолжать в таком духе он может еще долго. Потянулся рукой и успокаивающе потрепал калеку по голове, растрепав черные волосы.

– Занесло меня слегка. Все у вас получится, не переживай. Надеюсь, суть ты уловил и объяснять разницу не придется, – старик снова принялся за фигурку. – То, что здесь кажется невероятной дикостью и вероломством, там называется одним простым и обыденным словом – “политика”. Или “Высокая Политика”, но там уже даже мое воображение отказывает. Эта шаргова политика унесла жизни Раоса и Лаиды, Гриаса и Гриады, походя оборвав род Аураццо. Может Майлара спаслась, не знаю. А уже через пару дней Лиор и Килея радостно облизывали друг друга и клялись в вечной дружбе, позабыв про сожженный дотла город. Вечная грызня между доминионами перемалывает в своих челюстях все, до чего дотягивается, не щадя при этом никого.

Закончив, старик замолчал. Тишину опустевшей мастерской нарушал лишь едва слышный скрежет очередного штырька по фигурке.

Брак выдохнул, унял стучащее сердце. За полчаса Часовщик рассказал о себе больше, чем за предыдущие двенадцать лет. При этом явно разбередил старые, не до конца затянувшиеся раны.

– На юге архипелага, среди многочисленных верований нойтов, существует одно сказание. За исключением незначительных различий, оно существует и остается неизменным даже среди жителей полностью закрытых островов, – размеренно заговорил Брак, временно оставив попытки приладить ось. – И оно тоже касается снов. По утверждениям доканов, самых мудрых людей племени, сны есть ничто иное, как бесконечные отражения бесчисленных миров, подобных нашему. И во всех этих мирах живем мы, такие же, но другие. Все миры соединяет лишь одно, Великий Океан. Дарующий жизнь, бесконечно огромный и простирающийся сквозь само время. В каждом мире океан свой, но в каждом мире он один и тот же. Все сущее отражается в его вечно меняющихся водах. Сны – это лишь попытка слабого и глупого человеческого разума постичь Великий Океан, разглядеть в его водах свое истинное предназначение. Но все, на что способен наш разум – это увидеть в волнах причудливо искаженное отражение другого мира.