Всем сестрам по серьгам - Инна Туголукова

— Там у вас старушка на каталке в коридоре лежит…

— Ну и что из этого следует? Хотите прилечь рядом? — хмуро поинтересовалась Ольга.

— Стонет она, — беззлобно пояснил усатый. — Вы бы посмотрели, может, плохо ей или надо чего.

— А у нас еще рабочий день не начался, на старушек смотреть. Мы еще на себя в зеркало посмотреть не успели.

Но Алена уже вышла из кабинета, поспешила на помощь.

Старушка оказалась маленькая, с пушистыми белыми волосами — божий одуванчик. На сморщенном, словно печеное яблочко, личике лучились незамутненные голубые глаза. Левая рука была по локоть упакована в гипс.

Увидев подошедшую Алену, старушка цепко ухватила ее за край халата.

— Отведи меня в сортир, доченька! Самой мне никак не дойти.

— Так давайте я вам «утку» подам.

— Нет, нет, нет! — заупрямилась старушка. — Ни в коем случае! Как же это можно? В коридоре, прилюдно…

Алена помогла ей встать с каталки, надеть вытертый больничный халатик, стоптанные тапочки не по размеру и повела в конец длинного больничного коридора.

— А мне сто пять лет, — доверительно сообщила старушка.

— Да быть того не может! — подивилась Алена. — Вы так замечательно выглядите!

— Еле хожу, — пожаловалась та. — Ноги последнее время словно чужие.

— С чего бы это? — съязвила, обгоняя их, Ольга. — В таком цветущем возрасте еще бы бегать и бегать.

Алена проводила ее укоризненным взглядом.

— Как же вы, бабушка, руку сломали?

— Меня зовут Екатерина Юрьевна, — поправила старушка. — А руку я сломала по собственной глупости. Кошелек у меня украли. Денег там было не бог весть сколько, а все равно пришлось пересесть на хлеб и кашу, чтобы, значит, до пенсии продержаться. Пришла я в магазин, сумочку держу крепко, а что ступеньки мокрые — внимания не обратила, вот и упала. Зато теперь уж точно до пенсии дотяну на казенных-то харчах. Нет худа без добра.

— Харчи-то не густы.

— Да много ли мне надо? Курочка по зернышку клюет…

Она остановилась отдохнуть, тяжело опираясь на Аленину руку, вгляделась ясными голубыми глазами.

— Какая ты красавица! И лицо твое хорошее. Ангельское. У меня друг есть — батюшка — душевный человек. Мы с ним вместе за тебя помолимся. И ты молись, доченька. Молитва, она большие чудеса делает — и исцелит, и утешит, и дорогу укажет. С ней все свои тяготы одолеешь.

— А вам кажется, у меня есть тяготы? — улыбнулась Алена.

— Есть, милая, есть. И будет еще немерено. Только ведь нам дается по силам нашим. Каждому по своим — кому сколько вынести. И тебе за добро воздастся полною мерой. Ты помни об этом в горестях-то…

29

Вот и пойми, утешила ее старушка Екатерина Юрьевна или, наоборот, напугала до полусмерти грядущими многими бедами? А кто сказал, что в жизни будут только праздники? Как поется в одной хорошей песне, «это праздник со слезами на глазах». Палка о двух концах. С одной стороны все прелести бытия, а с другой — невосполнимые утраты, болезни, разочарования, обиды и одиночество. Но, если ты сыт и имеешь теплую нору, где можно укрыться с хорошей книжкой… тебя все равно будут терзать воспоминания о невосполнимых утратах, точить болезни и мучить обиды. Конечно, болезни можно лечить, обиды прощать, а к разочарованиям, одиночеству и невосполнимым утратам отнестись философски. Но это уж у кого что получится.

Как, например, философски отнестись к маминому уходу? Сказать себе: «Все мы смертны, и тебя не минует чаша сия»? И что? Станет легче?

Вот она отнесла в гостиную мамину фотографию, убрала в стенку, поставила на полочку за стекло, а раньше держала на столике в изголовье кровати. И каждый раз при виде мамы мучилась и долго не могла заснуть. И утром, открывая глаза, смотрела на мамино лицо, и сердце сжималось от боли.

Конечно, любой психолог скажет, что она поступила правильно. Но что же получается? С глаз долой — из сердца вон?

Она теперь часто перебирала старые снимки — первое время не могла, сразу начинала плакать. Фотографии Славы душу не бередили. Наверное, потому, что она совсем его не помнила и ничего про него не знала — биологический отец, не оставивший следа в ее жизни. В семье никогда о нем не говорили, и только однажды Алена слышала, как Наталья кричала матери:

— Это ты виновата, что папы больше нет! Ты, ты, ты! Из-за тебя он от нас ушел!

Все это было так далеко от нее. Размытый призрак из далекого прошлого и канувшая в Лету тайна его загадочного исчезновения не будоражили воображение. Мало у нее своих насущных, животрепещущих проблем! Пока однажды, уже после смерти матери, перетряхивая квартиру снизу доверху, она не наткнулась в антресолях на старый чемодан, полный обрезков ткани, на дне которого притаился небольшой газетный сверток, перевязанный бечевкой.

Газета была старой, датированной августом 1983 года, и пожелтела от времени. Внутри свертка оказались черно-белые фотографии и аккуратная пачка писем, которые Алена прочитала со смешанным чувством жгучего интереса, щемящей грусти и неловкости, будто заглянула в замочную скважину.

3 июня 1972 г.

…У тебя есть твоя гитара, а моя дома, да и то разбита, а и песни петь — только плакать, и память, как злой волшебник, время — бесконечность, и тоска впилась — не отпускает. Бросить все, забыть — и к тебе сломя голову, быстро, как в сказке, чтобы зажмурить глаза, а потом открыть их — и ты! Я видела тебя во сне; проснулась с ощущением невыносимого счастья…

12 июня 1972 г.

…Тысячу лет ждал твоего письма, наконец сегодня получил сразу три. Валька! Ты не представляешь себе, как я рад! Я ужасно скучаю без тебя! Благо взял твои фотографии. Когда становится совсем тяжко, сижу и гляжу, гляжу на тебя…

21 июня 1972 г.

… Что это такое? Что за тоска?! Все не так, неправильно! И этот дождь противный! Целый день стучит в окно, как по нервам палками. Надо видеть тебя сейчас, немедленно! Но знаю, что невозможно. Буду умницей, буду ждать…

30 июня 1972 г.

…У меня остался след твоих губ на таком маленьком, солнечном, украшенном букашками платочке, который ты мне подарила. А еще прядь волос — шелковистый блестящий локон одной красивой девушки по имени Валюшка. (Говорят, в сентябре она станет моей женой…)

7 июня 1973 г.

…Знаешь, я решила, когда появится маленький, буду каждый день делать гимнастику для живота, чтобы к твоему приезду у меня снова была хорошая фигура. И я очень многое постараюсь изменить, чтобы быть лучше — чтобы тебе было со мной лучше. Вот я сейчас все вспоминаю, и мне так горько, что иногда я была не права и несправедлива к тебе, вела себя как вредная дурочка и раздражалась по пустякам. Я люблю тебя все больше и больше, хотя кажется, что это уже невозможно…