Конец света сегодня - Надежда Первухина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разбойников привели к еще одному очень крепкому на вид зданию. Оно было выложено из желтого камня, окошки маленькие и зарешеченные, вокруг высокий забор, и всюду понасыпано битое стекло. У входа стояли два дюжих охранника.
– Вот привели еще на исправление, – сказал командир отряда, указывая на наших друзей.
– А что с ними не так? – лениво поинтересовался один из охранников и сплюнул.
– Хулили наш прекрасный город, называя его развалинами, и не имеют грин-карт.
– Ого! Это серьезное преступление. Может, попросить нашего колдуна превратить их в ночные вазы?
– Нет, пусть сначала посидят, осознают свои грехи и ошибки. К тому же императрица Ченцэ не велит сразу превращать чужеземцев. Она сама сначала разговаривает с ними, понятно?
– Понятно.
– Добро пожаловать в нашу исправительную пагоду! – с ухмылкой сказал второй стражник. – Надеемся, вам будет о чем поразмыслить.
Стражники привели наших друзей в большую камеру. Здесь уже сидело несколько истощенных людей, прикованных к стенам. При виде стражников они начали стонать и вопить:
– Накормите нас!
– Дайте нам воды!
– У нас нет сил!
– Пощадите!
– Пощадите!
– Вот вам еда и питье, – сказали стражники, толкая в камеру разбойников. Расковывать их не стали. – Ешьте их мясо и пейте их кровь. Гляньте, какие они упитанные!
С тем стражники и ушли и закрыли за собой дверь. Слышно было, как с лязганьем поворачивается в замке ключ. Потом удаляющиеся шаги, и все…
Тишина.
Вдруг тишину нарушило шипение. Разбойники вскочили и прижались друг к другу.
– Здесь змеи! – взвизгнул Пей, который змей просто не переносил.
Но никаких змей не было. Да ни одна змея не выжила бы в таких адских зловонных условиях. Это шипели и завывали прикованные к стенам насельники тюрьмы.
– Дайте нам вашу плоть, – шипели они. – Дайте нам вашу кровь!
– Мы разорвем вас на кусочечки и каждый кусочек съедим!
– А кровушку выпьем, да-да!
– Вы и ахнуть не успеете!
– А мне глазик! Я так люблю есть человеческие глаза!
– Что делать будем, братцы? – спросил у друзей монах Куй. – Из центра комнаты нам выходить нельзя и прислоняться к стенам тоже нельзя – мигом ухватятся эти голодные.
– Будем стоять тут и спать стоя по очереди.
– А как справлять нужду?
– Глупец! Боги специально сделали так, чтобы мы писали стоя.
– А…
– «А» будет не с чего. Неужели не видишь – здесь никого не кормят.
– Чем бы заняться, чтобы не сойти с ума?
– А давайте устроим поэтическое соревнование. Победит тот, кто прочтет лучшее стихотворение.
– Но как мы узнаем, что стихотворение лучшее?
– Эти жабы, что прикованы к стенам, заплачут.
– Что ж, давайте. Все мы грешим стихами.
– Жуй, начинай!
И разбойник Жуй по прозвищу Железная Крыса продекламировал, позвякивая цепью:
Вечность дует в сердце мое,Словно ветер в оконный проем.Красноватая горка песка.Одиночество. Боль и тоска.Ветер песни поет обо мне,О чужой непонятной весне.Я услышу лишь тихую грустьИ открою окно: ну и пусть.
– Какое стихотворение замечательное! – сказал Куй. – Вы только подумайте, у нашего Жуя была подруга, с которой он был так нежен! Не всю жизнь он, оказывается, размахивал топором и дубинкой.
– Да уж, не всю, – кивнул Жуй. – Рассказать вам эту историю?
– Расскажи, расскажи!
– Дело было тогда, когда я еще не промышлял разбоем, а занимался сбором налогов и служил в приличной чиновничьей палате, и была у меня алая шапка с золотым шариком, что, как вы знаете, означает чиновника первого ранга. Я был одинок, не женат и не имел сколь-нибудь постоянной подруги. И вот как-то после долгого заседания в налоговой палате я пошел не домой, где старая служанка приготовила бы мне обычный ужин из утятины и риса, а в славный кабачок «Теплый прием». Время было позднее, среди посетителей было два-три человека. Я сел за столик, освещенный красивой масляной лампой, и стал ждать служанку. Но вот вижу: подходит ко мне женщина необыкновенной красоты и статности. Одета в розовую юбку и золотую кофту, поверху жакетка из меха соболя. На голове роскошная прическа, украшенная цветами и лентами.
«Мое почтение вам, благороднорожденный! – сказала она таким певучим голосом, что я умилился. – Я хозяйка этого заведения, имя мне Вей, а родительское прозвище Золотая Ленточка. Чем могу служить?»
Я встал и раскланялся.
«Я чиновник налоговой палаты Жуй, прозванный Точные Весы. Я кланяюсь вам и прошу разделить со мною трапезу».
«Согласна. Народу немного, да к тому же кабачок скоро закрывается. Я подам вам лучшие блюда нашего заведения. Прошу немного подождать».
Буквально через четверть часа передо мною стояли самые изысканные яства и вина. Себе же хозяйка положила лишь соевого творога и налила стакан воды.
«Отчего вы так скромно вкушаете?» – удивился я.
«Я обязана держать траур по недавно почившему мужу. Его родня следит за мной, за каждым моим шагом, боятся, чтобы я не уронила себя».
«Ну ужином со мной вы ничуть не уроните своей чести».
«Ах, к слову сказать, мне уже надоели мои родственники. Они вынуждают меня заниматься этим кабачком, тогда как я хотела бы удалиться в монастырь».
«О нет, – всерьез испугался я. – Только не в монастырь. Иначе я бы вас никогда не встретил».
«К добру ли эта встреча», – прошептала она.
А я, верите ли, уже по уши влюбился в нее. Все было в ней дивно и прекрасно, и она была вдова.
«Выходите за меня замуж», – тут же предложил я, решив, что железо надо ковать, пока горячо.
«Я бы с удовольствием, вы мне очень понравились, – смущенно сказала Вей. – Но я должна еще пять лет хранить вдовство».
«Как это жестоко! – воскликнул я вне себя. – Послушайте, я провел в вашем обществе всего час, а ощущение такое, будто знаю вас лет двести, словно мы всегда были вместе».
«У меня такое же ощущение, – прошептала она. – Мне кажется, мы были бы очень счастливы».
«Вей, послушайте, – сказал я. – Через два дня у меня отпуск. Я его собираюсь провести на берегу священного Жемчужного моря. Едемте со мной!»
«А моя родня?»
«Ей ни к чему об этом знать!»
«Но вы сочтете меня нескромной и распущенной…»
«Никогда. Я люблю вас. Люблю с той самой минуты, как увидел».
«И я неравнодушна к вам», – склонила голову она.
Наши руки переплелись, а губы встретились. Она одарила меня таким сладостным поцелуем, какого мне не забыть вовек. И вот, когда начался мой отпуск, мы уехали к Жемчужному морю. Ах, какие это были дни. А ночи! Она дарила мне наслаждение и счастье, и я уже не представлял, как буду жить без нее. Но… судьба порой жестока.
– Что же случилось?
– Однажды она ушла купаться и не вернулась. А через день ее тело, прекрасное даже в смерти, вынесло приливом. Видимо, ее затянуло в водоворот, и она с ним не справилась.
Жуй отер слезящиеся глаза.
– Простите меня, – сказал он. – Это грустная история, я не люблю ее рассказывать.
– Эта история возвышает тебя, Жуй! А как ты стал разбойником?
– О, просто покатился по наклонной плоскости. Выпивка, продажные женщины, азартные игры… На все это нужны деньги, и стал я красть государственные средства. Меня поймали и присудили к смерти, но и тут красавица Вей в последний раз помогла мне.
– Это как же?
– Она явилась мне в тюрьме и волшебной силой, данной ей после смерти, отперла замки и усыпила стражу. Она сказала, что делает это из любви ко мне, но позволено ей это сделать только раз. Так что здесь она не появится, не надейтесь, братцы.
– Что ж, прекрасна твоя история, Жуй, и стихи хороши.
– Я уже почти и забыл, что мы в тюрьме.
– Но, увы, действительность грустна. Да еще эти голодные так и зыркают.
– Угораздило же нас!
– Давайте не будем о печальном. Давайте продолжим читать стихи. Чья очередь?
– Наверное, моя, – робко сказал Дуй по прозвищу Ветер В Ракитах.
– Что ж, дорогой Дуй, слушаем тебя.
Осень придет и спросит,Что же я делал летом.Но на ее вопросыЯ не найду ответа.
Я обещал добиться,Я обещал не плакать…Осень в стекле двоится,Мир превращая в слякоть.
И для чужого счастьяЯ ничего не сделал.Осень. Пора прощаться.Скоро все будет белым.
Но почему, ответь мне,Был я столь беспечален?Осень на белом свете:Время не спать ночами.
– Я очень люблю осень, – смущенно сказал Дуй. – Знаете, такие мгновения случаются осенью проникновенные. Золото листвы, алые клены и пижма… Недаром я прозван Ветром В Ракитах, я очень люблю природу. На природе я познакомился с единственной любовью всей моей жизни.
