Философы от мира сего - Роберт Луис Хайлбронер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пришло время для ключевого поворота сюжета. До сих пор развитие событий позволяло капиталисту не ударить в грязь лицом, ведь обращение к машинам помогло ему спровоцировать рост безработицы и в конечном итоге предотвратить повышение оплаты труда. Но не надо торопиться с выводами. Пытаясь спастись от одной из угрожающих ему опасностей, он автоматически попадает в сети другой.
И это неудивительно: стоит ему начать замещать людей машинами, как приносящие прибыль производственные ресурсы уступят место неприбыльным. Важно понимать, что в Марксовом идеальном капитализме никому не по силам получать прибыль, лишь успешно торгуясь. Будьте уверены, сколько машина принесет капиталисту, столько он за нее и заплатит. Если за свой век станок произведет ценности на 10 тысяч долларов, то, скорее всего, наш предприниматель выплатил эти десять тысяч с самого начала. Прибыль ему может принести лишь труд, работа в те самые прибавочные часы, которые он не оплачивает. Выходит, сокращая долю работников, капиталист убивает курицу, несущую золотые яйца.
Увы – у него нет иного выбора. Он отнюдь не похож на Мефистофеля. Он всего лишь повинуется инстинкту: накопи, чтобы опередить конкурентов. Как только оплата труда работников начинает ползти вверх, он вынужден обращаться к трудосберегающим станкам в попытке снизить издержки и сохранить прибыль – в противном случае это удастся его соседу. А заменять людей машинами – значит расшатывать фундамент, на котором покоятся прибыли капиталиста. Нашему взору предстает своего рода греческая трагедия, где герои волей-неволей идут навстречу судьбе, делая все от них зависящее, чтобы приблизить свой конец.
Жребий брошен. Прибыли снижаются, и капиталисты продолжают переходить на сокращающие расходы машины, на этот раз с удвоенной силой. Каждый из них может опередить других и сохранить прибыли, лишь делая это быстрее и быстрее. Ну а поскольку все остальные занимаются тем же самым, доля живого труда (а с ним и прибавочной стоимости) в общем продукте неуклонно уменьшается. Прибыли падают все сильнее. Катастрофа уже не за горами. В какой-то момент прибыли опускаются до уровня, когда дальнейшее производство становится невыгодным. Работники оказываются на улице, и количество занятых отстает от уровня выпуска. Личное потребление снижается. Проходит волна банкротств. Разворачивается ожесточенная борьба за возможность продать свой товар, и в этой схватке погибают прежде всего мелкие фирмы. Надвигается капиталистический кризис.
Что ж, кризис не означает конца игры. Совсем наоборот. Выброшенные на улицу рабочие вынуждены соглашаться на уменьшенную заработную плату. На рынок выкидываются машины, и наиболее успешные капиталисты скупают их задешево. Со временем прибавочная стоимость возвращается, и движение вперед возобновляется. Таким образом, каждый кризис служит для укрепления возможностей системы к росту. Выходит, что постоянные кризисы – или, в сегодняшних терминах, спады деловой активности – не следствие сбоев в системе, а свидетельство ее функционирования.
Согласитесь, это необычный способ работы. Каждый этап обновления заканчивается одним и тем же: соперничество за работников повышает уровень оплаты труда, предприниматели обзаводятся машинами, таким образом сокращая базу для получения прибавочной стоимости, конкуренция становится еще более жестокой, пока не разражается новый кризис – еще страшнее предыдущего. На каждой стадии спада крупные фирмы поглощают мелкие, и крушение первых приводит к куда более разрушительным последствиям.
Наступает конец. Сам Маркс описал его с красноречием, достойным повествования о Судном дне:
Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но вместе с тем и возмущения рабочего класса, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства… Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют.[135]
Драма завершается в соответствии с предписанным Марксовой диалектикой сценарием. Самая совершенная из систем кончает саморазрушением, пытаясь выдавить еще хоть немного из собственного источника энергии – прибавочной стоимости. Развал ускоряется постоянной нестабильностью, присущей экономике, где нет места планированию. И хотя многие силы заинтересованы в продолжении жизни системы, час смертельной схватки невозможно оттягивать вечно.
Какое удивительное отличие от всего, что мы видели до этого! У Адама Смита капиталистический эскалатор двигался вверх – по крайней мере, пока хватало глаз. Рикардо объяснял остановку эскалатора сосуществованием множества голодных ртов и недостаточно урожайных земель, такое положение вещей препятствовало прогрессу и осыпало золотым дождем счастливчиков-землевладельцев. Для Милля перспективы не были такими мрачными, ведь он заметил, что общество может перераспределять произведенный продукт по собственному усмотрению, не обращая внимания на диктат «экономических законов». Но Маркс и этот вариант спасения считал решительно невозможным. Материалистическая концепция истории говорила ему, что государство – это всего лишь политический инструмент в руках экономических правителей страны. Сама мысль о том, что оно может играть роль судьи, беспристрастной третьей силы, разрешающей споры находящихся в конфликте сторон, казалась ему смешной. Нет, от внутренней логики происходящего было не скрыться: следуя диалектической логике, система не просто взорвет себя изнутри, но и подготовит свою смену.
О том, на что эта смена может быть похожа, Маркс особо не распространялся. Разумеется, новое общество будет «бесклассовым» – экономист подразумевал, что повод к разделению общества по имущественному признаку пропадет, как только оно завладеет всеми ресурсами для производства товаров. Каким именно образом общество может «владеть» фабриками и что, собственно, означает слово «общество», будут ли и могут ли существовать неразрешимые противоречия между управляющими и управляемыми, между политическими вождями и обычными людьми, – об этом у Маркса нет ни слова. В переходный период «социализма» у власти окажется «диктатура пролетариата»; наконец настанет время настоящего «коммунизма».
Необходимо помнить о том, что Маркс не стал строить социализм самостоятельно, оставив эту непростую задачу Ленину. «Капитал» – это книга Страшного суда для капитализма, да и во всем наследии Маркса не найдешь попыток заглянуть вперед и описать будущее после Судного дня.
Что можно сказать по поводу его апокалиптических пророчеств?
Все аргументы Маркса легко отмести. Капиталистическая система основывается на стоимости – стоимости труда, – а ключ к падению системы следует искать в таком специфическом феномене, как прибавочная стоимость. Реальный же мир наполнен не «стоимостями», но
