Мы — люди! - Владимир Подольский

«Раз наш полк шёл ускоренным маршем на соединение с… впрочем, неважно. А меня командир завернул на место прежней дислокации: забыл он там свой короб с картами, приказами и прочими бумагами, короче всю полковую документацию. Теперь-то уж можно сказать, никому это не повредит: по-пьяни он забыл. Даже начальника штаба они тогда чуть не забыли, но про него всё же вспомнили, а про документы — нет.

Ну, я молодой сержантишко был, малоопытный, тряхнул по уставу гребнем и назло всем приметам помчался назад. Тогда ноги-то помоложе у меня были, как у Попрыгуна теперь. Прибегаю, а там гражданские уже делят находку: бумага на растопку, а красивые разноцветные карты на стенки, вместо картин. Рявкнул я на них свежевыработанным командирским рыком, они всё и вернули. Даже две укладки пороховых трубок от страха принесли, ну те, что наши тоже… позабыли забрать. Я же не дотащу! Реквизировал по законам военного времени какую-то тачку, загрузил и назад.

Короче, пока туда, пока назад бегал, а полка-то нашего и нет! Почти нет, добивают его. Попал в засаду к сепаратистам, прижали они его к паромной переправе и щёлкают солдатиков из самострелов по одному. Позиция-то у наших никакая, в воду от стрелы не спрячешься, берег каменистый, особо не зароешься. Вместо брустверов — стыдно сказать! — тела погибший друзей используют. Да ещё за трупами тягловых прячутся и за перевёрнутыми повозками. А паром враги вниз по течению пустили. Командир похмельный наш погиб смертью храбрых, прочих офицеров тоже почти всех выкосило. Правда, и врагам хорошо досталось: наши-то огненным боем огрызались, пока порохового зелья много было.

Это я потом всё узнал, а тогда услышал крики и редкие выстрелы огненного боя, бросил тачку и осторожненько, на корточках — в разведку пошёл. Оказалось, что я в тылу сепаратистов. Они у меня, как на картинке, я-то на горке, а они в низинке немного. Был бы самострел, я тихонечко прорядил бы их залёгшую цепь, пока б они сообразили, откуда болты прилетают. Да „бы“ мешают! Отдал я самострел отделённому, где теперь он? Зато две укладки огненного боя приволок, так, что без шума не получится. Сам погибай, а товарищей выручай! Вот и твой черёд пришёл, Белоголовый. Не ждал я, что живым из этого боя выйду, думал: отвлеку врагов, остатки полка в реку попрыгают, на ту сторону переплывут и спасутся.

Короче, выбрал я ложбинку на гребне холмика. Эдакую, поспособнее с кустиками для дополнительной маскировки. Снял попону, разложил на ней всё моё оружие и огнебойное и метательные ножи. Меч из ножен извлёк. Это на тот маловероятный случай, если до рукопашной дойдёт. Посчитал пороховые трубки, двадцать их оказалось, два полных комплекта. И зарядов ещё два комплекта, да только, кто мне их заряжать будет? Большинство огнебоев заряжены крупным дробом, на сто шагов слабовато, конечно, но и враги не всегда так далеко лежать будут, как сейчас. Непременно поближе подойдут, гарантирую!

Рассортировал я трубки, те, что жаканами заряжены — по одну сторону, остальные по другую положил. Вставил пистоны. Прочитал благодарность Учителям за спасение наших предков в давние времена и потянул к себе первую трубку, с жаканом, конечно. Подобрал цель, офицера видимо, больно тот громко распоряжался, воткнул трубку поглубже упорным рогом в землю и пальнул без церемоний.

Бабахнуло, и я сразу оглох на правую сторону. Когда же унесло дым, то увидел, что моя цель лежит без движения, и никто даже помощь ему не оказывает, пустое дело, видимо. Зато другое движение, причём в мою сторону отмечалось. До двух десятков солдат противника трусили прямо ко мне, все, как один, заряжая на ходу самострелы. Первый залп я, кажется, не заметил из-за дыма. Эх, далеко они ещё! Но командир этого отряда, без самострела, зато с мечом в руке вполне доступен для моего огня. Нас в сержантской школе учили первыми убивать командиров, это же ясно! Этот, не знаю, офицер или сержант был тёртый малый, передвигался он, как и положено, зигзагом, но привычка к самострельному бою его подвела, пуля-то летит быстрее.

Выстрел, удар в плечо, плохо я воткнул рог, почва слишком каменистая. И вот уже сел неловко тот бравый командир на склон моего холма, склонив голову и едва дергая рукой, где раньше был меч. А его отряд и вовсе залёг. Точно я стреляю, ещё с сержантской, не хотят вражеские вояки моего свинца в грудь! Каждый боится стать следующим. Где же ваше презрение к смерти, солдаты? Вы же за какие-то там идеалы сепаратизма сражаетесь? Или вы наёмники и ваш идеал — полфута серебряной проволоки за бой? И ещё три фута при увольнении? Нам-то поменьше платят.

Тем временем мои соратники, почуяв поддержку, активизировались: стрелы полетели в спины штурмовавших холм. Пару раз ударило и огненным боем, без особого, правда, результата — далеко. Я же, не видя пока достойных целей для пары оставшихся жаканов, взял две трубки заряженные дробом и с малым интервалом хлестнул по залёгшей цепи, оказавшихся ныне под перекрёстным огнём сепаратистов. Только пух полетел! Да ещё яростные вопли задетых врагов порадовали мой слух! С такого расстояния, конечно, никого не убил, но вырванные перья, свинец под кожей и обильное кровотечение, это вам не на насесте в таверне пиво пить. Кажется, вам ещё и за ранения отдельно платят? Чем мог — помог! Но не наглейте и вперёд не лезьте. Авангард отправлю туда, где говорят, никакие деньги никому не нужны!

Пока там вражеские командиры разбирались и поднимали теперь уже почти весь личный состав в атаку на меня, да ещё не только в лоб, но и с обходами по флангам, я успел перезарядить остывшие трубки. Итак, у меня снова двадцать выстрелов, я зол весел и невредим. И, слава Учителям, кажется, ещё немного поживу…!»

Вот так под воспоминания о славном прошлом и вернулся к Пёстрому во двор. Смотрю, он распекает стоящую с повинным видом молодёжь. И моя потеря перед ним лежит на земле. Меня увидел, обрадовался. Ему-то не нужно объяснять, что такое пороховая трубочная укладка, которую юнцы обнаружили в высокой траве около того места, где я грузился. Сами обнаружили и сами ему принесли, между прочим! Зря я на ребят подумал. А ругался барон больше для проформы: «почему раньше не нашли?» Хотел уже верхового вдогон посылать, а тут я сам вернулся! Ну, и слава Учителям!

Неуправляемые «Алебарду» и «Меч» поставили на низкую экваториальную орбиту планеты. Но, не надеясь на нашу сознательность, конвоиры не ушли, а только несколько отдалились, по-прежнему бдительно приглядывая за непрошенными гостями. Во всяком случае, жерла их излучателей были постоянно направлены на нас. Ремонтники и привлечённые из экипажа ударно потрудились, повреждённое оптоволокно было заменено менее, чем за сутки. Тесты теперь показывали полную исправность маршевых двигателей и готовность к бою аннигиляторов. Но по понятным причинам опробовать мы ничего не стали. Пускай оппоненты думают… Кто их знает, что и как они думают? Если они умудрились как-то нанести нами такой хирургический удар, то возможно, для них не секрет и то, что мы починились. Может быть не секрет и, что мы могли контратаковать даже в ручном режиме.

А вот планета оказалась уникальная! За последнее время, каких мы только не видели, но такая попалась нам в первый раз. Обращаясь вокруг своего красного солнышка с периодом меньше месяца, она оставалась всегда повёрнута к нему одним полушарием, на котором царил вечный день. Соответственно другое было погружено во тьму, которую рассеивал иногда только другой компонент системы тоже красный карлик, близнец первого. Эти два миниатюрных солнышка обращались вокруг общего центра тяжести, и каждый имел по несколько планет.

Так вот, во всей системе имелась только одна «живая» планета, вокруг которой мы ныне и нарезали витки в ожидании компетентных носителей разума, как будто призванных роботами решить нашу судьбу. На исследовании планеты мы и сосредоточились. Она оказалась немного меньше Земли, Холодное её полушарие было покрыто вечными льдами, образующими нечто вроде земного антарктического купола, только значительно больших размеров. Ледники, впрочем, выползали языками и на освещённое полушарие, оканчиваясь частично в океане, частично на трёх материках. Впрочем, может быть эти материки и соединялись в единый под ледяным покровом «антарктиды».

Эти три массива суши, разделённые достаточно широкими океанами тянулись, как я уже говорил, от ледяного полушария к точке, где солнце системы вечно стояло в зените. Но достигал этого места только один, самый большой. Там явно была безжизненная пустыня, жёлто-красная, не осенённая тенью никакого, даже самого маленького облачка. Зато стекающие с ледника реки несли свои воды в глубину освещённого полушария, образуя многочисленные озёра и впадая, наконец, в океан. Климатические зоны отлично просматривались с орбиты: если вдоль края ледника было нечто вроде тундры, то далее поверхность суши зеленела иным оттенком, образуя, по-видимому, аналог земной тайги, а затем и пояс лиственных лесов. Тут в атмосфере вертелись улитки циклонов, шли дожди, гремели грозы и, похоже, процветала жизнь. И не просто жизнь: ещё на подлёте к планете мы обратили внимание, что там, где гипотетические леса сменяются степями или саваннами, имеются чётко различимые с орбиты квадратики и прямоугольники полей. Правда, только на одном, самом большом материке. На планете явно была цивилизация. И она, как минимум, практиковала земледелие.