Семь дней в июне - Тиа Уильямс

Шейн понимал, почему она ушла. Но его это раздавило. Он вернул ее, чтобы снова потерять.

Шейна всегда мучили воспоминания о той неделе. Он видел все это так ясно. Каждую деталь, будто в ярком свете софитов. Никакие напитки не могли заставить его расстаться с памятью. Но на что он точно не рассчитывал, так это на то, что к нему вернутся, казалось бы, незначительные, но невероятно важные воспоминания о Еве.

«Так бывает, когда в Spotify вдруг заиграет песня, которую ты не слышал с детства, и она вдруг напомнит тебе о том, кто ты на самом деле. Когда хочется сказать что-то вроде: «О да, я знаю наизусть песню Уилла Смита Wild Wild West».

Когда Ева ушла вчера, Шейн решил оставить ее в покое. Было чертовски больно, но он это заслужил. Поэтому остаток дня он занимался собой. Пробежал шесть миль, отдохнул, не пил, что-то ел, не пил, пытался писать, не пил, а потом лег спать. Но Ева прислала эсэмэс. И вот он каким-то чудом сидит на ее крыльце и ждет, когда откроется дверь.

Телефон Шейна завибрировал, и он достал его из джинсов так быстро, что карман вывернулся наизнанку.

Это был Тай.

– Как жизнь? – сказал подросток.

– Это еще предстоит узнать, – ответил Шейн, заглядывая в окно Евы.

Шейн разговаривал с Таем вчера. И два дня до этого. Он обязался общаться со всеми своими подопечными дважды в неделю. Иногда просто голос человека, который в тебя верит, может осветить самый дерьмовый день.

– Тай, почему ты не в школе?

– Сегодня предпоследний день в году, – сказал он, не предложив никаких других объяснений.

– Как твоя знакомая?

– Хорошо.

И тогда Шейн начал быстро задавать вопросы, которые он задавал всем своим детям.

– Ты делаешь домашнее задание?

– Да.

– Ты занимаешься какой-либо незаконной или гнусной деятельностью?

– Что значит «гнусная».

– Криминал.

Тай сделал паузу, размышляя.

– Не?

– Ты дерешься?

– С тех пор как ты уехал, ни разу.

– Ты пьешь достаточно воды? Спишь по восемь часов?

– Спать иногда бывает жутко трудно. Мой мозг не отключается. Но ниггер пытается. Моя мантра помогает.

– Горжусь тобой, парень.

Шейн за тысячи миль почувствовал, что Тай улыбается.

– Мистер Холл? Могу я… Вы не могли бы дать мне двести долларов?

– Двести долларов США? Зачем?

– Парень моей сестры сдает в аренду студию или что-то вроде, и я подумал… Я просто хочу влезть в это рэп-дерьмо, хоть на минуту. Зайти на SoundCloud, заключить сделку.

Шейн расхохотался. Однако, не услышав смеха в ответ, быстро замолчал.

– Ну ладно. С каких пор ты стал эм-си[106]? Ты никогда не говорил о рэпе.

– Горел молча.

– Интересно. Тай, какое у тебя рэперское имя?

– Не решил.

– Нерешительный – это твое имя?

– Не-а, насчет имени не решил.

– Не пойми меня неправильно, – осторожно начал Шейн, – но тот факт, что у тебя даже нет рэп-имени, заставляет меня сомневаться в твоей искренности. Любой чернокожий придумывает себе к третьему классу рэп-имя.

Подросток молчал.

– Это твоя сестра познакомила тебя с тем парнем? Принцес?

– Да.

– Принцес живет в раздолбанном «крайслере», припаркованном на стоянке у такого же раздолбанного ресторанчика Tastee Freez. Тебе не кажется странным, что она встречается с парнем, у которого есть нормальная студия? Или, что более вероятно, тебя пытаются надуть?

Тай, загнанный в угол, прерывисто вздохнул.

– Мне надо выбраться из этой ямы, – заныл Тай. – Я соврал. Я не ел два дня. Ниггеры думают, что я ем, потому что я большой, но это не так. Принцес с мамой забирают все, что у меня есть. Может, рэп меня вытащит. Этот чувак знает менеджеров, продюсеров и все такое.

– Тай, я не дам тебе денег на это. Это очень странная идея. Мне пора идти, но мы еще об этом поговорим.

– Я думал, ты не врешь, – едва слышно сказал Тай. Судя по голосу, он был раздавлен. – Мир.

Телефон щелкнул, и Шейн прислонился к входной двери. Он, черт возьми, знал, что Тай не сможет сдержать честное слово. Может, Шейн был слишком строг к нему. Может, стоит послать ему денег? Одолеваемый противоречивыми мыслями, он сделал большой глоток из бутылки с водой как раз в ту минуту, когда мимо проходила высокая рыжеволосая девушка с крупным малышом, пристегнутым к груди. Девушка остановилась и удивленно на него взглянула.

– Боже мой. Вы – Та-Нехиси Коутс[107]!

– Не-а. Но он был бы рад услышать, что вы правильно произнесли его имя, – сказал Шейн, допивая воду. – Знаю по горькому опыту.

И вот наконец он услышал, как тяжелая дверь из красного дерева открылась. Шейн забежал в дом прежде, чем успел выбрать ощущение, на котором следовало сосредоточиться.

Глава 19. Гетеросексуальные мужчины любят меня

Еве понадобилась целая вечность, чтобы открыть Шейну дверь.

Она спорила с одаренной самым невероятным воображением, упрямой, готовой из всего сделать трагедию девушкой, которую когда-либо видел Бруклин. (За исключением, возможно, Барбры Стрейзанд.)

Одри была убеждена, что Ева продалась из-за нее. А поскольку Шейн ждал внизу, у Евы не было времени убеждать дочь в обратном. Она набросила что придется, что нашлось на полу в спальне, торопливо прихорашивалась, одновременно пытаясь разговаривать с Одри. К встрече Шейна с Одри она тем более не была готова и не представляла, что сказать ему после их свидания в «Доме снов».

Услышав стук в дверь, Одри и Ева помчались по коридору, но Одри пришла к финишу первой. Она открыла дверь и уставилась на Шейна, грозно нахмурившись и уперев кулаки в бедра.

Он подпрыгнул чуть ли не на шесть дюймов.

– Господи, что за хрень?!

– Шейн! Думай, что говоришь!

Ева вскочила в дверной проем в пушистых домашних носках и оттеснила Одри.

– Но это… Она…

– Неожиданно осталась дома, да, – задыхаясь, пролепетала Ева. Она боялась представить, насколько нелепо они обе выглядели. Ева в футболке Bad Boy Family и наспех натянутом джинсовом комбинезоне, с волосами, собранными на макушке в пышный ананас, и Одри в трениках и хогвартской шляпе. Они обе тяжело дышали, незавершенный спор будто повис между ними в воздухе.

– Шейн, это Одри. Одри, это Шейн. Нам надо поговорить.

Схватив ошеломленного Шейна за плечо, она изо всех сил толкнула его обратно в коридор и шагнула следом, закрыв за собой дверь.

– Я даю вам пять минут! – крикнула Одри, из-за двери ее голос прозвучал глухо.

Жестом приказав Шейну следовать за ней, Ева взбежала по лестнице на площадку второго этажа, к квартире этажом выше. Ей нужно было уйти туда, где ее не услышат.

С драматическим выдохом Ева привалилась к двухсотлетней стене, и Шейн сделал то же самое. Ей стало интересно, сколько еще тайных любовников видели эти стены.

Задыхаясь, она произнесла:

– Я не дышала с тех пор, как ты позвонил в дверь.

– Ты не сказала, что твоя дочь дома! – Шейн был не то в панике, не то взволнован. – Господи, что