Дни Самайна - Татьяна Олеговна Воронцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воскресный день не принес ничего нового. Бесцельное блуждание по одним и тем же улицам, которое Анна из любезности называла прогулкой, кружка-другая «гиннеса» в первом попавшемся пабе, вялое обсуждение политики Кромвеля, приведшей в 1649 году к полному разрушению Дроэды… минуты тягостного безмолвия, наполненные взаимной неприязнью, постепенное угасание надежд на счастливое примирение, которым просто обязан завершиться классический любовный роман.
Дэймон не показывался. Анна старалась не упоминать его имени в присутствии Константина и, поскольку Константин находился при ней неотлучно, даже не могла расспросить о нем всезнающую Несс. Он напомнил о себе ближе к вечеру, причем совершенно неожиданным образом – прислал с одной из горничных бутылку красного французского вина.
Константин обалдел. Первые несколько секунд, пока он в зловещем молчании изучал этикетку, Анна всерьез опасалась, что дело кончится запуском бутылки за пределы стратосферы прямо через оконное стекло, но, к счастью, он немного разбирался в винах.
– Ого! – произнес он с добродушным изумлением и бережно поставил бутылку на стол. Анна незаметно перевела дыхание. – «Gevrey-Chambertin» урожая 1997 года. Думаю, это обошлось ему в кругленькую сумму, учитывая, что ирландцы дуют только пиво да виски. Впрочем, с его деньгами…
– Ты собираешься ее открыть? – спросила Анна, кивая на бутылку.
Константин тут же повернулся к ней.
– А ты хочешь?
– Не откажусь, – ответила она спокойно. – Давно я не пила хорошего красного вина.
Вино оказалось превосходным. Густым, полнотелым, богатым.
– Фантастика, – промычал Константин, жмурясь от удовольствия. – Я жалею только о том, что это пришло в голову ему, а не мне.
– Купить бутылку вина?
– Да. И послать ему с извинениями.
– Это ты его побил? – спросила Анна, помолчав.
– Да. – Константин крутанул бокал за ножку, любуясь «ножками» и «слезками» на стеклянных стенках. – Но и мне тоже досталось.
– Я заметила.
– Хочу тебе кое-что сказать. Независимо от того, что ты обо мне думаешь, и что ты думаешь о нем, просто выслушай, договорились? – Константин взглянул на нее поверх бокала. Сейчас, с каплей священного огня в крови, он был особенно хорош собой. – Это касается Диккенса. Через день или через два после… м-м… несчастья с его приятелем он затеял какой-то скандал в общественном месте, который закончился судебным разбирательством. С ним был его агент, мистер Гиллиан, эдакая лисица с хваткой бульдога, и по его звонку немедленно прибыли адвокаты, представители посольства и хрен знает кто еще. Надо отдать им должное, свою работу они выполнили на «отлично», Диккенс даже штрафа ни копейки не заплатил. Однако власти обязали его пройти специальное тестирование в клинике одного из ведущих психотерапевтов Дублина – что он и сделал. Официально его признали вменяемым. Но спустя несколько месяцев в эксклюзивном интервью одному из британских журналов ассистент психотерапевта, который работал с Диккенсом, рискнул разгласить подлинный диагноз: параноидальная шизофрения. – Он немного помолчал, давая ей возможность до конца осмыслить сказанное. – Ты видела его работы?
– Некоторые. Но не все.
– Говорят, он принимает галлюциногены прежде чем взяться за кисть. Возможно, даже ЛСД. Вот почему его картины так хороши. Чертовски хороши.
– И ты собираешь эти грязные сплетни, – сказала Анна с презрением. – Зачем?
Константин сочувственно улыбнулся.
– Дыма без огня не бывает, моя дорогая. Быть может, кое-кто и преувеличивает, но какая-то доля правды во всем этом, безусловно, есть.
Казалось, ссоры не избежать, но поскольку вино уже оказывало на них свое благотворное влияние, эмоции удалось направить в другое русло. Торопливо стаскивая друг с друга одежду, они рухнули на кровать, и на этот раз все получилось как надо.
– Ложись, ложись… не провожай меня… – шептал Константин, целуя Анну уже в дверях. – Я хочу, чтобы ты запомнила именно это. Думай обо мне хоть изредка, ладно? И позвони мне завтра утром.
– Да, да, – кивала она с закрытыми глазами. – Я позвоню.
– Я там оставил тебе кое-что на столе. В синей папке. Будет время, прочти.
– Ладно. А что там?
– Увидишь.
Вот так. Синяя папка, параноидальная шизофрения. О непонятных телефонных звонках, о взаимных подозрениях, обоснованных или необоснованных – об этом не было сказано ничего. НИ-ЧЕ-ГО. Ни словечка.
Закрыв за ним дверь, Анна прислонилась к стене, немного постояла, рассеянно разглядывая свои веселенькие желтенькие тапочки, вздохнула и поплелась обратно в комнату. Они вошли практически одновременно: Анна в дверь, Дэймон в окно, то есть, через балкон. Интересно, сколько времени он проторчал там на холоде, слушая ее сладострастные стоны.
Анна тихонько ахнула, точно героиня мелодрамы. Шагнув вперед, Дэймон без лишних слов сорвал с нее халат и, крепко держа ее за горло, повалил на кровать. В глазах у нее поплыло, к тому же она еще не окончательно протрезвела. Господи, ведь задушит!.. Она обмякла под ним, прекратив всякое сопротивление. Пальцы тут же разжались. Когда и как он успел раздеться, этого она даже не заметила. Шок от его появления начисто лишил ее способности анализировать происходящее.
Он вошел в нее одним мощным толчком, и, почувствовав, что плоть – ее собственная плоть, еще не остывшая после забав с Константином – с готовностью принимает его, Анна протестующе застонала и даже попыталась оттолкнуть его. Нельзя же так! Один за другим! Да что я вам, девка из борделя?
Не обращая внимания на ее протесты, Дэймон шире раздвинул ее ноги, как будто хотел разорвать пополам. Боже! Слезы градом катились по ее щекам, но она не знала, от стыда это или от наслаждения. Мужчина, самозабвенно насилующий ее сразу вслед за соперником, каким-то чудом умудрился даже самый акт насилия преобразить в языческий ритуал. Hieros gamos, «священный брак»… Мысль о том, что где-то в глубине ее организма его сперма вскоре смешается со спермой Константина, до такой степени возбудила ее, что она сама приподняла свои раскрытые бедра – лоно богини, вечно рождающее и вечно умерщвляющее – навстречу его неистово бьющему, от начала времен беспрерывно оплодотворящему вселенную, члену.
Дэймон поднял голову. При свете ночника глаза его казались черными как грех.
– Любишь меня, негодяйка?
– Люблю, – пролепетала она, целиком послушная его желаниям.
– Хочешь увидеть меня таким, какой я есть? – Облизнувшись, он с жадностью присосался к ее груди. К одной, потом к другой. Сгреб их обеими руками и принялся неторопливо разминать, стараясь, чтобы эти грубые ласки пробудили в ней еще большее вожделение. Вожделение волчицы, Великой Матери, Космической
