В погоне за солнцем (СИ) - Алиса Элер

Стражник утратил инициативу почти сразу же, и теперь пятился, неловко отбивая чересчур быстрые и легкие, порывистые удары. Они оба сражались бастардами, только для Нэльвё меч был словно продолжением руки, а для нападавшего — бестолковой обузой. Он и так безнадежно проигрывал бы бессмертному в скорости, гибкости, пластике, а в громоздкой кольчуге и вовсе ничего не мог противопоставить. И оттого пятился, послушно отступал под напором танцующих шагов бессмертного, теснящего его к двери, чтобы в конце концов ловко уйти из-под удара вбок — и вовлечь Нэльвё в круг сражающихся.

Голубоватые росчерки аллевьерской стали исчерчивали тяжелый, измученный жарой воздух. Звенел, точно хрусталь — высоко, переливчато — клинок, соприкасаясь с железом. Нэльвё легко уходил из-под ударов, изумительно парировал и контратаковал. Я невольно залюбовался, но почти сразу обнаружил неладное: иногда противники откровенно промахивались, били совсем мимо, по пустому месту, где его не было и не должно быть. На опережение, так бессистемно и не согласовано? Нет, чепуха. Взглянув из-за Грани, я сразу все понял. Нэльвё водил их за нос наваждениями: своими отражениями, появлявшимися в пустоте или на месте другого стражника.

Вместе эта троица работать совершенно не умела, только мешая друг другу. Нэльвё терпеливо дождался, когда они несколько выдохнуться, чтобы не подставляться под удар, ничем не защищенный — и серией коротких взмахов сломал ритм одного, второго, поднырнул под мечом другого. Мастерски сплетенное заклинание сна сорвалось с пальцев на миг освободившийся руки и опутало двоих. Менее удачливый стражник — кажется, все тот же, первым ринувшийся в бой — под действие чар не попал и попросту огреб рукоятью под дых.

Нэльвё качнулся к последнему, шпиону, но не успел достать — он скрылся за дверью. Отрекшийся распахнул ее ногой. Я дернул Камелию за руку, потащив за собой.

Мы вывалились во двор и бросились к конюшне. Шпиона нигде не было. Счет шел на секунды.

Двоих стражников, стоящих у конюшни, Нэльвё обезоружить успел, но прорваться внутрь мы не смогли: вход загородила приведенная шпиком подмога. Мы прянули назад — и натолкнулись на вторую часть отряда.

Нас окружили.

— Бросайте оружие, — прозвенел холодный, как горный ручей, голос соглядатая. Командных ноток в нем не было — только ледяное спокойствие. Он сообщал, не приказывал.

Отрекшийся напряженно замер, готовый сорваться в бой.

Стражников, обступивших нас, было всего семеро. Семеро — и шпион, от которого стоит ждать чего угодно. Атаковать первым Нэльвё не мог, только парировать удары, иначе неминуемо подставил бы нас. Колдовать тоже: дотянуться до всех просто невозможно, а не до всех — чревато.

…Ему — чревато.

Я сжал руку Камелии.

«Парализуй их, немедленно!»

Девушка вздрогнула и вскинула голову, не понимая, откуда пришла эта чужеродная, принадлежащая не ей мысль. Я перехватил ее взгляд — потемневший, испуганный, растерянный. И повторил — жестче, злее:

«Парализуй!»

«Я… я не могу!»

Испуганное, слабое. Сквозь слезы, уже блестящие на глазах.

«Что?!»

Взметнулась дорожная пыль, заскрипели под ногами мелкие камушки — и звон скрещивающихся клинков ушел ввысь. Переливчатая песнь аллевьерской стали дрожала, срываясь на диссонансы.

«Я не могу! Они же… им же…»

«С ума сошла?! — грубое, злое. Пальцы сильнее сжали ее запястье. — Не сделаешь — убьют!»

Камелия побледнела, задрожала, качнулась было в их сторону — и тут же отшатнулась, зажмурившись.

«Нет! — отчаянное, жалобное, но непоколебимое. — Я не могу, не могу, не могу! Не…»

Она осеклась и коротко вскрикнула, когда я с силой и злостью дернул ее за руку, притягивая к себе. Ее глаза в ужасе распахнулись — и в них я увидел собственное отражение. Искаженное, злое, страшное, со вспыхнувшим колдовской зеленью взглядом. Его единственного хватило, чтобы сломить ее волю и подчинить себе.

Камелия мучительно изогнулась и медленно стала заваливаться назад. Я удержал ее, как мог, вцепившись в предплечье и не отпуская. Взгляд девушки, еще мгновение назад лучисто-лазурный, игристо яркий — потух.

Щедро зачерпнув силу через Камелию, я выбросил едва сформированное заклинание, доплетая его на ходу и подкрепив срывающимся:

— Замри!

Стражники застыли чудовищными изваяниями. Лица искажены в муке судорог, мышцы окаменели в момент напряжения. Они застыли в последнем движении — занеся меч для удара, парируя, уворачиваясь или уходя в сторону… Я смотрел на них всего миг, ровно настолько, чтобы убедиться — и отвел взгляд. Потому что и без того знал, что оно сработает. Просто не могло не сработать.

Камелия, ослабевшая, едва держащаяся, чтобы не упасть земле, побледнела еще больше, но не закричала и не заплакала. Только вздрогнула и вскинула голову.

И при виде ее глаз — мятущихся, испуганных и растерянных — во мне что-то дрогнуло. Злость на нее ушла, уступив место… чему? Жалости? Сочувствию?

Понять я не успел. Щеки Камелии коснулась — и разбилась капелька крови.

Еще одна расцветила ее посеревшую от усталости кожу. Еще — и еще одна… Три алые дорожки, прочерченные точно алыми слезами.

Я медленно поднес руку к носу и отер кровь, даже не пробуя ее остановить. В голове шумело. Слабость подкашивала ноги, а эйфория, опьянение чистой и хрустальной песней волшебства гуляло по венам.

Тихо зашелестел вгоняемый в ножны меч.

— Идемте, — негромко позвал Нэльвё. Его голос звучал твердо, жестко, но не жестоко. — У нас нет времени.

Я молча протянул руку Камелии, помогая подняться — и пошатнулся сам. Девушка отчаянно уцепилась за меня тоненькими, как у котенка, коготками, лишая остатков равновесия. Безнадежно всплеснув свободной рукой, я чудом уцепился за что-то. «Чем-то» оказался ящик с цветами. Он натужно скрипнул, накренился под нашей тяжестью, но не сорвался вниз.

Протяжно скрипнули створки ворот, зашуршала солома под мягкой поступью Нэльвё. Кое-как совладав со слабостью, я нетвердым шагом направился к конюшне, придерживая Камелию за плечи.

Глаза не сразу привыкли к гостившему в помещении полумраку, и я едва не споткнулся об распластанное на полу тело.

— Спит, — с облегчением сказал я, разглядев опутывающую его за Гранью колыбельную. Не то что бы меня волновала жизнь конюха. Но для и без того перенервничавшей Камелии это стало бы слишком сильным потрясением, а успокаивать ее было некогда.

Я огляделся. Нэльвё маячил где-то в конце помещения, обыскивая дальние стойла. Мальчишки-конюшего видно не был. «Не зря заподозрил», — со злостью подумал я. Хотелось ругаться. Грязно. Одна маленькая вихрастая пакость — и столько забот!