Записки герцога Лозена - Арман де Лозен

Как ни убеждали со всех сторон сэра Генри Клинтона выйти из Нью-Йорка и атаковать неприятеля, он не решался на это, так как воображал, что его атакуют самого, и даже отозвал обратно в Нью-Йорк все отряды, находившиеся вне его. Мы прибыли, наконец, в Филадельфию, наши войска были встречены там с большим энтузиазмом, мы пробыли там один день, затем отправились дальше.

В первый же наш переход после Филадельфии Вашингтон узнал, что де Грасс вошел в залив Чезапик с тридцатью линейными кораблями и высадил там три тысячи человек под начальством де Сен-Симона. Я никогда не видал, чтобы человек мог так радоваться, как обрадовался этому известию Вашингтон. Мы узнали также, что лорд Корнвалийский получил приказание от сэра Клинтона не возвращаться в Портсмут, который мог считаться прекрасным постом, а укрепиться в Иорктоуне, пока к нему не подоспеет помощь. Прибыв к самому берегу залива Чезапик и опасаясь, чтобы милорд Корнвалийский не слишком стеснил де Лафайэта, отряд которого состоял только из двух тысяч американцев и солдат де Сен-Симона, он велел посадить всех гренадер и стрелков армии, а также и мой полк на суда всевозможных видов и отдать нас всех под команду де Кюстина. Я попросил позволения идти с своей пехотой, уверенный в том, что ей первой придется открыть огонь по неприятелю.

Генерал Линкольн следовал за нами тоже по воде, в некотором расстоянии с американской пехотой. Де-Кюстин, сгорая желанием прибыть первым, сел на довольно быстроходное судно и, не останавливаясь и не давая мне никаких указаний, как действовать, доплыл сам до реки Джемс. На третий день нашего путешествия по воде нас застигла страшная непогода, суда наши были отвратительны, некоторые перевернулись, и человек шесть или семь утонуло. Наконец непогода заставила нас пристать к берегу около Аннаполиса, и когда мы опять хотели плыть дальше, Вашингтон прислал мне своего адъютанта с приказанием высадить войска на берег и ждать затем новых приказаний, не двигаясь с места.

Английская эскадра появилась перед входом в залив Чезапик. Де-Грасс вышел из залива навстречу ей, чтобы сразиться с ней, и с тех пор о нем не было никаких известий. И только три дня спустя королевский корвет вернулся с известием, что де Грасс разбил английскую эскадру и возвращается в залив. Я тотчас снова посадил свой отряд на суда. Но противные ветры настолько задерживали нас, что только десять дней спустя мы наконец доплыли до устья реки Джемс.

Там я нашел Кюстина и в то время, как отдавал ему отчет в том, что произошло во время его отсутствия, за мной прислали Вашингтон и де Рошамбо, находившиеся недалеко от нас на одном из корветов. Вашингтон сообщил мне, что Корнвалис отправил всю свою кавалерию и большой отряд пехоты в Клочестер, напротив Нью-Йорка и он боится, чтобы тот не отступил в ту сторону, поэтому он послал наблюдать за ним корпус в три тысячи человек милиции под начальством бригадного генерала Виедона, прекрасного администратора, но ненавидящего войну, тем более, что он всегда был против нее, и вообще боящегося даже свиста пуль. Сделавшись бригадным генералом благодаря слепому случаю, де Виедон по службе был младше меня, что огорчало Вашингтона еще больше, чем меня, тем более, что он хотел назначить меня командовать тем отрядом. Он сказал мне, что напишет Виедону, что всю честь командования он охотно отдает ему, но запрещает ему вмешиваться во что-либо. На это я ответил, что ведь нам неизвестно, каким он окажется в деле, и что если бы он находился под начальством у меня, то я, конечно, заставил бы его беспрекословно слушаться, но так как нахожусь под его начальством я, то я и считаю себя обязанным исполнять в точности все его предписания, но что, впрочем, я убежден в том, что мы с ним прекрасно поладим. Я отправился с своим полком догонять генерала Виедона. Его манера блокировать Клочестер, действительно, оказалась довольно странной: он находился в пятнадцати милях от неприятельских постов и не решался высылать патруль дальше, чем на полмили от своего лагеря.

Сам по себе это был прекрасный человек и он желал только одного — не вмешиваться решительно ни во что. Я предложил ему подойти ближе к Клочестеру и на другой же день устроить рекогносцировку английских постов; он согласился на это, и я отправился с ним и пятьюдесятью гусарами. Когда мы находились еще на расстоянии шести или семи миль от неприятеля, он остановился и сказал, что считает опасным и бесполезным идти дальше, но я так сильно настаивал на своем, что он не посмел отказать мне, и мы действительно так близко подошли к форпостам, что могли хорошенько все рассмотреть. Мой генерал был в полном отчаянии, он заявил, что никогда больше не поедет со мной, так как вовсе не желает, чтобы его убили.

Я подробно рассказал обо всем виденном де Рошамбо и сказал ему, что рассчитывать на американскую милицию нельзя и что необходимо прислать мне два батальона французской пехоты. У меня не было ни артиллерии, ни провианта, ни пороху. Я просил его прислать мне все это, и он тотчас же прислал мне артиллерии и восемьсот человек, взятых с судов и находившихся под командой де Шоази, бывшего старше Виедона и меня по службе. Де-Шоази был прекрасный человек и храбрый воин, но он отличался удивительно вспыльчивым и раздражительным нравом, он постоянно делал всем сцены и не имел ни капли здравого смысла. Он начал с того, что обругал генерала Виедона и всю американскую милицию, назвал их трусами и в пять минут нагнал на них такой же почти страх, как англичане, а это, конечно, не шутка. Он на другой же день собирался идти занять лагерь, в котором я делал рекогносцировку. Генерал Виедон объявил, что он лучше выступит днем позже и остался позади с шестьюстами человек своей дивизии. Перед самым входом в равнину, где стоял Клочестер, явились вдруг драгуны штаба Виргинии и объявили нам со страхом, что только что видели английских солдат вне Клочестера и вернулись назад из боязни встречи с ними. Я поехал вперед, чтобы хорошенько разузнать все. У ворот одного из домов я заметил хорошенькую женщину, подъехал к ней и узнал от нее, что только что о? нее выехал полковник Тарльтон, что она не знает, большой ли отряд вышел из Клочестера и что Тарльтон говорил, что он очень хотел бы обменяться рукопожатием с французским «герцогом». Я ответил, что нарочно для этого и приехал сюда. Она стала сожалеть, так как ей казалось что никто не может противиться такому известному герою, как Тарльтон. Американские войска, казалось, разделяли также ее мнение.

Я не отъехал еще и ста шагов, как вдруг услышал, что мой авангард стреляет из пистолетов. Я галопом помчался вперед, чтобы найти такое место, откуда мне было бы удобнее начать сражение. Я заметил вдали английскую кавалерию, в три раза более многочисленную, чем мою, тотчас же бросился на нее, и мы сошлись с ней грудь в грудь. Тарльтон удостоил меня особым вниманием, он собственноручно направил на меня свой пистолет. Мы только что хотели сразиться с ним, как вдруг его лошадь упала, сбитая с ног одним из его драгун, за которым гнался мой стрелок. Я бросился к Тарльтону, чтобы захватить его в плен, но несколько английских драгун встало между нами, так что он сам быстро отступил, оставив мне только свою лошадь. Он выстрелил в меня, но промахнулся; тогда я опять бросился в атаку со всем своим отрядом, и нам удалось обратить их всех в бегство, так что они отступили в траншеи около Клочестера. Он потерял одного офицера, человек пятнадцать солдат, а я взял очень многих в плен.