Лабух (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Николай Афанасьевич, — зашептал дирижер, как только мы оказались наедине. — Что же вы сразу не сказали, что эти гастроли согласованы на самом верху?

— Михаил Маркович, есть вещи, которые лучше не знать. Я вот, например, совершенно не интересуюсь, куда вы испарились сегодня?

— Возникло срочное дело, — немного смутился работник культуры.

«Ну-да, смску получил» — подумал я, но не стал заострять. Пусть чувствует себя виноватым. Пригодится.

— Значит так, давайте мы сегодня отработаем по имеющейся у нас схеме. Наша будущая звезда присмотрится к музыкантам, они к ней. По окончании концерта определимся с составом будущих гастролеров.

— То есть, Мария Георгиевна сегодня петь не будет?

— Без репетиций? Ни в коем случае!

— Понимаю…

— А вот я с вашим коллективом уже, что называется, спелся, так что… осталось только определиться с размером гонорара!

За этим дело не стало, и уже через час ваш покорный слуга снова вышел на сцену. Маша после начала представления перешла в зал, где её уже ждал Болховский. Настроение сразу же ухнуло вниз…

— Все наши думали, что вы помирились, — сочувственно вздохнул во время очередного перерыва Фима Розенфельд.

— Увы, друг мой. Женская душа в принципе непостижима для нашего брата. Вы что-то хотели?

— Да. Слышал, что вы набираете джаз-банд для гастролей и вам нужны люди.

— Всё верно. Хотите с нами поработать?

— Если это возможно.

— Боюсь, Шумин вас не отпустит.

— Это так. Но я надеялся на вашу протекцию. К тому же, музыкантов он вам подобрал… как бы это помягче…

— На убоже, что нам негоже?

— Примерно так. Особенно пианист. Такое впечатление, что он пару лет не касался клавиш.

— Понятно, — кивнул я. — Посмотрим, что можно сделать.

Не объяснять же парню, что тут на самом деле происходит…

— Дмитрий Могилевский, — протянул мне руку крепкий молодой мужчина. — Я от Артура Христиановича.

С первого взгляда он мне понравился. Открытая улыбка, располагающая к себе внешность, цепкий взгляд. Одет скромно, но вполне прилично, к тому же, не скован. Грамотная речь…

— Очень приятно. Вы — пианист?

— Так точно, — по-военному четко ответил новый знакомый.

— Служили?

— И даже воевал. А это важно?

— Чёрт его знает, главное, чтобы с бывшими сослуживцами не встретились. Покажите, как играете.

— А что именно? — спросил Могилевский, не обнаружив нот.

— Все что придет в голову. Хоть собачий вальс!

Дмитрий в ответ пожал плечами и ударил по клавишам…

Ну, что тут можно сказать. Розенфельд оказался прав. Довольно посредственный базовый уровень, плюс долгое отсутствие практики… почти как у меня, с полгода назад. Может, чуть лучше.

— Плохо? — правильно понял выражение моего лица чекист.

— Ничего страшного. Бетховена никто и не ожидал. Просто учтите, что Куницына профессиональная певица и мгновенно поймет, что вы дилетант. Господа офицеры тоже люди образованные и нечуждые культуре… Хотя, сейчас везде такой бардак, что может и получиться. Где учились музыке?

— Отец служил швейцаром при консерватории. Хотел, чтобы я стал музыкантом, упросил одного студента стать моим наставником.

— А потом?

— Потом началась война. Призвали в музыкальную команду запасного полка. Но поскольку рояля там не было, стал литавристом. Дальше революция, гражданская война…

— Понятно. Теперь слушайте меня. Болховский отнюдь не дурак, но занят другим. Влюблён, ревнив и, кажется, контужен. Его подручный — Котов. Эдакий верзила с грубыми чертами лица. Очень силён, но при этом начисто лишён фантазии. Такому человека придавить, что высморкаться! С остальными я мало контактировал.

— Спасибо. Буду знать…

Впрочем, довольно скоро выяснилось, что опасался я совершенно зря. Остальные музыканты, выделенные нам Шуминым, оказались немногим лучше, так что на общем фоне Могилевский особо не выделялся. Болховскому и его сообщникам похоже было вообще плевать. Что же касается Маши…

— Вот уж не думала, что в Москве буду с сожалением вспоминать наших друзей из «Ласточки», — заметила она после очередной репетиции. — Серёжу, Изю, Владимира Порфирьевича… интересно, как они там?

— Всё с ними нормально. А хочешь выступать с настоящим оркестром, давай отложим этот дурацкий тур и поработаем в «Мосэстраде».

— Ты же знаешь, это невозможно.

— Тогда не жалуйся.

Наконец, всё было готово к отъезду. Коллектив собран, маршрут намечен, репертуар утвержден. Но, накануне мне пришлось снова встретиться с Артузовым.

— Добрый день, Николай Афанасьевич, — вполне благожелательно начал он.

— И вам не хворать.

— У вас всё хорошо?

— Как ни странно, да.

— Не слышу энтузиазма в голосе.

— Не обращайте внимания. У меня так часто бывает. Перед каждой новой песней кажется, что она никому не понравится. Что мелодия дурацкая, а слова просто глупые!

— Зря вы так. И то и другое у вас более чем хорошо… может, вы просто не хотите принимать участие в предстоящих гастролях?

— Это так заметно?

— Есть немного, — улыбнулся чекист. — Но позвольте узнать, почему?

— Чувствую себя героем водевиля.

— В какой-то мере так оно и есть. Впрочем, если не хотите, можете отказаться.

— Серьезно?

— Вполне. Свою часть договора вы исполнили. На Болховского вышли, нашего человека с ним свели. Кстати, Дмитрий очень хорошо о вас отзывался. Говорит, что очень серьёзно подошли к делу. Проверили легенду, дали исчерпывающую характеристику всем фигурантам. Не хотите поменять профессию?

— Предлагаете работать на ГПУ?

— А почему нет?

— Могу себе представить, — вспомнил один приключенческий фильм. — Шпионское гнездо под видом кабаре в самом фешенебельном районе Буэнос-Айреса! Пароль — шлимазл бессаме мучо!

— Прекрасная идея! — расхохотался Артур Христианович. — Ну, так что?

— Каждый должен заниматься своим делом, — покачал я головой. — Одни ловить врагов советской власти, другие играть музыку.

— Ладно. К этому разговору мы ещё вернемся. Но теперь надо определиться, будете вы работать дальше по Болховскому, или отойдете в сторону?

Глава 19

Нежданные встречи бывают разные. Иной раз не виделись, бог знает сколько лет, а как довелось, понимаешь, что твой знакомый ничуть не изменился. А случается, что времени прошло всего ничего, а перед тобой ­– другой человек!

— Ты всё-таки решил последовать моему совету, — без тени какой-либо эмоции на усталом лице заметила Целинская. — И приехал в Москву…

В Пятигорске она выглядела женщиной. Да, в возрасте, но ещё не растерявшей былой шарм, умеющей любить и радоваться жизни. Теперь же казалось, что передо мной какой-то бездушный механизм. И только в глазах иногда проявлялись отблески прежнего, но тут же гасли, как будто хозяйка не хотела себя выдать…

— Как видишь, — стараясь выглядеть как можно естественнее, отвечал я. — Кстати, у меня скоро большой концерт. Придешь?

— Нет.

— Жаль. У меня появились новые песни. Хотел узнать твоё мнение.

— Врешь ты всё, Семёнов! — на её губах впервые появилось что-то вроде усмешки.

— Ладно. Не хочешь идти на концерт, слушай здесь. В этом богоугодном заведении найдется гитара?

— Прекрати ломать комедию! И забудь всё, что между нами было, как сделала это я.

— Так ты рассказала обо мне Артузову, чтобы забыть?

— Радуйся, что не Агранову. Он, кстати, уже пенял мне. Творческая интеллигенция по его части. На самом деле, это случайно получилось. Шла разработка Болховского, и при этом всплыли ваши имена.

— Наши?

— Не притворяйся! Понял же, что речь о твоей Куницыной.

— Она не моя…

— Мне всё равно, можешь не оправдываться. Хотя, признаюсь, было забавно услышать, что тебя бросила певичка…

— Да уж, — хмыкнул я. — Распался наш дуэт. Хотя, может оно и к лучшему. Буду работать сольно.