Повести и рассказы - Виталий Бианки

След колонка обрывался на чистом месте, и вот тут-то чуткий нос Аскыра разобрал сразу два отдельных запаха: запах колонка, верней, его крови, и душный запах большой таежной кошки — рыси. От этих запахов длинная шерсть поднялась на спине Аскыра. Он глянул выпученными глазами и вот что увидел: две стальные челюсти торчали из снега и острыми зубами держали задние ноги колонка. А колонка не было — одни ноги. Где сам колонок, — Аскыр сразу понял. Недаром пахло рысью. Рысь была хорошо известна Аскыру. Не один раз за свою короткую жизнь ему пришлось бросать пойманную добычу и спасаться бегством от этого большого хищника.

Одного удара тяжелой лапы таежной кошки довольно, чтоб вышибить дух из Аскыра. Рысь была в тайге для соболя опасней волка, опаснее медведя. От нее не было спасенья ни на земле, ни на дереве. Одно только: забиться в лазейку, куда не пролезть ни толстой морде, ни широкой лапе с когтями.

Аскыр знал, что теперь она сидит где-нибудь поблизости, — и не стал медлить. Он юркнул в снег, прокопался под ним до деревьев и под их защитой пустился наутек. С этой ночи снова началась тревожная пора для Аскыра.

Куда бы он ни шел теперь, он всюду натыкался то на свежие следы рыси, то опять на две странные полосы с терпким запахом незнакомой шкуры. В разных местах. тайги, а иногда и в самой россыпи его нос ловил запах человека. И этот же запах Аскыр поймал и над двумя полосами в снегу.

Теперь он. еще больше напрягся.

Он насторожил чутье и слух. Он постоянно натыкался на опасный запах, и тревога его росла.

А Степан никак не мог взять в толк, отчего это Аскыр не идет в его капканы, что, как стальные челюсти, оскаливались из снега. Он ставил их больше всего под россыпью и в тайге, где рыскал Аскыр. Здесь он расставил десять из своих пятнадцати капканов. В нижней тайге четыре меховых соболя уже попались в его капкан, а ведь только пять капканов ставил Степан внизу, а вверху стояло десять, — и никак не взять было хитрого зверька.

Степан один бродил теперь по тайге. Пестри с ним не было. На зимовку артель не взяла с собой собак: они не могут преследовать добычу по глубокому снегу, чуть солнце распустит твердый поверхностный наст, — да и сами они могут угодить в капкан.

Зимой капканы были самым верным средством добыть соболя. Много времени и труда стоило устанавливать их так, чтобы чуткий зверь не почуял запаха человека. Зато уж умело прилаженный капкан редко оставался пустым.

Степан не сразу научился ставить капканы на следу. Но осторожный Аскыр научил его терпению и вниманию.

Теперь Степан стал тщательно выбирать места под россыпью, где скорее всего может пробежать Аскыр. Он пригляделся к сбежкам зверька так хорошо, что стал различать «одночетку» — где соболь шел шагом, «двучетку» — где он скакал галопом, «трехчетку» и "четырехчетку"- где он менял ногу и аллюр. Степан выбирал самые тесные места, где сходились десятки сбежек зверька.

Шага три не доходя до «тесного» места, Степан вырезал тычком кусок снега на тропке и осторожно откладывал его в сторону. Тычком же, чтобы не касаться снега руками, он углублял ямку и ставил в нее настороженный капкан. Потом сажал вынутый кусок на старое место и засыпал его рыхлым, пушистым снегом.

Казалось, нельзя было обнаружить так ловко скрытую под снегом ловушку.

Однако Аскыра не просто было обмануть.

Каждое утро Степан приходил осматривать расставленные капканы и по следам на снегу читал как по писаному всё, что случилось около них за ночь.

Вот глупый заяц осторожно пробирался по тайге, поглядывая по сторонам косыми глазами. Тихо ночью в тайге. Вот он подпрыгнул, помчался широкими пугливыми скачками, не разбирая пути. Видать, треснул сук, вспугнул косого. Гоп!

Метнулся заяц, утонули с размаху передние лапы в пушистом снегу — и прямо угодили в стальной рот. Долго бился заяц, весь снег кругом примял, пока не затих без сил.

Вот веселая белка беспечно спустилась с дерева на снег, чтобы живо перебежать по нему до другого дерева. Скачок — и щелк! Стальные тиски схватили темное тельце.

Вот осторожный колонок почуял на двойной полосе в снегу терпкий запах лошадиной шкуры, которой подбивают лыжи, чтобы не скользили с гор. Колонок пошел вдоль полосы, нашел конец ее, хотел перебежать по ровному, взрыхленному снегу — и щелк! Стальные челюсти, неожиданно выскочив из-под снега, сомкнулись у него на горле.

Не раз Степан находил захлопнувшийся капкан, а рядом с ним круглые следы крупного хищного зверя. Смелая рысь таскала у него из-под носа добычу, съедала ее тут же, где-нибудь рядышком на дереве.

А то раз нашел Степан в капкане соболя среди целого семейства жадных до падали воронов. Шкурку его пришлось бросить — от неё остались только жалкие клочья. Много добычи потратили мыши.

Один из капканов совсем исчез из снега, и Степан долго не мог обнаружить вора. Только забравшись глубоко в тайгу по следам рыси, он увидал свой капкан в снегу под кедрами. Тут он понял, что сильная кошка, попав лапой в капкан; потащила его с собой в чащу и там зубами и когтями оторвала его от своей окровавленной, искалеченной лапы.

Только Аскыр далеко обходил все подозрительные места, и капканы Степана, расставленные под каменной россыпью, по-прежнему оставались пусты.

Тогда охотник пустился на новую хитрость: он решил взять зверька лакомой приманкой. Авось польстится.

Аскыр выходил теперь из россыпи только с темнотой. Он осторожно пробирался в кедрач и там охотился. Но едва до него доносился запах человека, он, не раздумывая, скакал прочь и так каждый раз счастливо избегал опасности.

Всё шло благополучно, пока однажды ночью он не нашел в тайге мертвого рябчика. Рябчик лежал на нижней половине расколотого пополам обрубка дерева. Верхняя половина обрубка одним концом была приподнята над рябчиком легким колышком. Рябчик лежал как бы в деревянной пасти.

Аскыр, конечно, не подумал сразу броситься на добычу. Ведь птица была мертвая, улететь она не могла.

Аскыр потянул носом воздух. Человеком не пахло. Был, правда, запах незнакомой шкуры, где-то рядом, но такой слабый, что на него можно было не обращать внимания, — человек прошел здесь очень давно.

Всё же Аскыр не решился прыгнуть сразу. Он подкрался к рябчику, тихонько дернул его за крыло и отпрыгнул назад.

С треском хлопнула деревянная пасть, колышек отскочил, и тяжелая верхняя половина обрубка с размаху рухнула на нижнюю. Рябчик был сплюснут в лепешку.

А соболя давно уже и след простыл.

С этих пор Аскыр перестал доверять всему, чего хоть раз коснулся человек. Он обегал пни срубленных топором деревьев, длинным прыжком перескакивал лыжницу, обходил места, где охотникам случалось отдыхать на снегу. Теперь даже голод не мог пересилить его подозрительности.