Летопись жизни и служения святителя Филарета (Дроздова). Том IV - Наталья Юрьевна Сухова

могу скрыть своего участия. Соскорблю, что Вы опечалены, и сугубо соскорблю, что Вы, как слышу, опечалены много. Печаль о присных естественна, но да не побеждает печаль имеющих упование христианское, а они да побеждают печаль силою веры и упования <…> Владыка Новогородский с любовию и радостию принял, когда я свидетельствовал ему почтение Вашего сиятельства. Он становится древен, однако, благодарение Богу, посещает почти каждое заседание Св. Синода. Киевский то едет, то не едет, однако надеемся и его здесь видеть» (Письма. 1884. С. 32–33. № 33).

• Письмо епископу Виталию (Щепетеву): «В саратовском женском монастыре игумения, подавляя изветы на свою родную сестру, подвергла некоторых сестер обители подозрению в сектаторстве и была причиною труднаго и запутаннаго дела, по которому наконец удалена от управления. Преосвященный саратовский[95] просил назначения игумении от Св. Синода, потому что монастырь недавно учрежден и своих готовых к игуменству нет. Бывшая игумения и сомнительныя из сестер удалены в другия места, но тем не менее, чтобы утвердить в монастыре порядок и поддержать его достоинство и расположение к нему граждан, требуется начальница разсудительная и деятельная. Не может ли для сего быть употреблена пребывающая в Новодевичьем монастыре Фомаида, оставившая настоятельство в Киеве[96] по каким-то случайным неудовольствиям?» (Письма. 1887. С. 51).

27 ноября. Резолюция на прошении монастырского послушника об исключении его из Московского епархиального ведомства: «Как проситель объявляет себя неспособным продолжать монашескую жизнь и просит исключить его из московского епархиального ведомства, то согласно с его желанием исключить его из монастыря и из московского епархиального ведомства» (Резолюции. Т. 4. С. 155. № 9366).

• Из воспоминаний епископа Никодима (Казанцева): «27 Ноября я был у Митрополита Филарета. Владыка мне сперва с улыбкою заметил: “Ты уже слишком учтив; слез с извозчика у ворот подворья, а не у крыльца”. Я совестился ехать на дурном экипаже, с невеждою извозчиком, в виду кабинета Митрополита Филарета. Речь о моей Грамматике (так я много ею занял Владыку!) он начал так: “В Северной Пчеле есть анекдот о Вольтере: Он одного своего приятеля, котораго рекомендовал важной особе в домашняго учителя и который сам того искал, убеждал, чтобы он, если хочет держаться на месте, собрался быть маленько поглупее того, каков он есть. Учитель определился, но скоро отослан. Когда он опять явился к Вольтеру, то сей ему сказал: “Верно ты не послушался моего наставления”. “Так и тебе, – сказал за тем Владыка, – я советовал бы быть поглупее для того, чтоб писать Грамматику для детей, которую они понимали бы”. Речь сия относилась к тем параграфам Грамматики, которые я изобретал вновь и которые хотел утвердить и отстоять, или же к тем, кои не согласовались с общепринятым мнением. Прости мне, Владыка! Я остался при моих мыслях. Доказательства параграфа дети могли оставлять; а учителям знать полезно, почему я то или другое признаю за правило» (Казанцев. С. 71).

• Из воспоминаний У. Палмера: «27 ноября [1840 г.] в половине восьмого вечера граф Протасов привез меня к Митрополиту Московскому Филарету. Тот, обратясь ко мне по латыни, сказал: “Мы весьма рады вас видеть и узнать, что ваша церковь расположена к единению и почитает древность” <…> Граф пожелал узнать, по какой причине я хочу, чтобы меня допустили к причастию. Я отвечал так: “В Символе Веры мы объявляем, что церковь едина, и верим в единство церкви”. Митрополит: “Должна быть единой, но не едина”. Я продолжал: “Существующее разделение богопротивно и отвратительно”. Митрополит: “Слов нет, к единству стремиться должно”. Граф: “Многие ли в Англии держатся таких же взглядов, что и вы?” Ответ: “Большинство об этом вовсе не задумывается; разделение, существующее de facto, принимается как своего рода необходимость, однако формальное учение нашей церкви и убеждения известнейших наших богословов иные”. “Так ли это?”– спросили они. Ответ: “Наша церковь никогда не отлучала греческие церкви и латинские церкви на континенте. Мы отлучили лишь латинян в Англии, Ирландии, Греции и в России как схизматиков”. “Этого я никак понять не могу, – сказал Митрополит. – Они одной веры с латинянами на континенте. Общение основано на единстве веры. Раз они признаются достойными общения за рубежом, то такими же должны признаваться и на родине, если же на родине они отлучены, то подлежат отлучению и повсюду”. Я отвечал: “Да, если бы они были еретиками. Однако в Англии мы отлучаем их не как еретиков, но как схизматиков. Унас мирянин может принимать все заблуждения папистов как богословские мнения, но, хотя наша церковь их и порицает, он не будет отлучен, если не учинит прямой мятеж”. Митрополит: “Он не может или, без сомнения, не должен иметь такой свободы, ибо для общения потребно полное единство веры”. “Безусловно, может, – отвечал я. – Но такое едва ли и возможно, ибо если бы он разделял все заблуждения римлян, то вместе с ними и мысль о необходимости пребывать в общении с Римом. Ваше Преосвященство, разумеется, правы в том, что полное единство веры– непременное условия для общения. Но вот вопрос– в чем эта единая Вера состоит. Наша церковь делает больше различие между этой Верой, которую всякий должен хранить в чистоте и нерушимости, и второстепенными богословскими мнениями, каковые, если они справедливы, не относятся к существенным догматам, а если ложны, не относятся к ересям. Мы считаем это основой нашего учения и веры”. Митрополит отвечал: “Этого я не понимаю. В вопросах веры церковь должна быть едина совершенно. В мире сейчас несколько отдельных исповеданий, каждое само по себе. Остается лишь установить, какое из них истинное или самое истинное” <…> Митрополит сказал: “Так вы признаёте и Восточную, и латинскую, и британскую церкви вместе?” “Да, – отвечал я. – Каждую в своей епархии и в своей земле, и никак иначе”. Митрополит повторил: “Этого я понять не могу, – и прибавил – Да многие ли из вас поддерживают эту теорию? Я полагаю, это никак не может быть общим мнением”» (Палмер. С. 105–107).

29 ноября. Совершен монашеский постриг вдового священника Иоанна Вениаминова на Троицком подворье в Москве с наречением ему имени Иннокентия (30 ноября возведен в сан архимандрита). Это произошло по совету митрополита Филарета, с которым о. Иоанн познакомился в Москве во время сбора пожертвований на нужды миссии в Северной Америке и который содействовал помещению дочерей о. Иоанна в девичий институт, а сыновей– в СПДА на казенное содержание.

• Из воспоминаний епископа Никодима (Казанцева): «29 Ноября Преосвященный Кирилл, приехавши из Синода, потребовал меня к себе и объявил мне, что, по определению Филарета Митрополита Московскаго, я назначен от Св. Синода быть восприемным отцом готовящегося к