Двухколесное счастье (СИ) - Изольда Рыбкина

Бабуля неуверенно кивает и еще пытается что-то спросить, но её прерывает звонок моего телефона. Я снова вздрагивая, ожидая увидеть входящий от Давида, но снова мимо. Ника.

— Алло.

— Привет, Ась.

— Привет, — стараюсь говорить бодро.

— Как твои дела, Джульетта? — Нике тоже придётся как-то сказать о своём решении.

— Нормально. Вот, собираюсь домой на пару дней съездить. А ты чем занимаешься?

— А я только вернулась из Москвы. Хотела тебе предложить встретиться…

Голос подруги грустный. Я знаю, что она ездила в Москву к своему парню, и теперь им опять скучать друг по другу в разлуке.

— Слушай, Ник, — вдруг возникает неожиданная идея, которую я даже не успеваю как следует обдумать. — А хочешь со мной поехать в деревню? Сегодня в восемь электричка. А там папа мой встретит.

— Ася, я даже не знаю… А удобно ли будет? — голос действительно звучит растерянно, но теперь я уже загорелась этой идеей — ведь мы и правда давно не могли нормально пообщаться с ней, да и наверняка нам удастся отвлечь друг друга от грустных мыслей.

— Конечно, удобно! Посмотришь, где прошло моё беззаботное детство, познакомишься с моими родителями и младшей сестрой. Да, в конце концов, развеешься, сменишь обстановку.

— Уговорила, — весело соглашается Ника, и уже спустя 2 часа мы с ней встречаемся на вокзале.

Электричка приходит в мою родную деревню глубокой ночью, и мы с Никой почти не успеваем за время пути поговорить о чем-то серьезном. Утро и день следующего дня проходят также в заботах и общении с родными. Мой телефон дважды пытался уговорить меня ответить на звонок Давида, но я его проигнорировала. Однако, это не осталось незамеченным для Ники.

— Ась, у меня еще вчера были такие подозрения, а сегодня я убедилась наверняка — вы с Давидом поссорились. Не хочешь рассказать, что случилось?

Подруга всегда была деликатным человеком, и сейчас она тоже начинает разговор именно тогда, когда мы, наконец, остаемся одни на берегу нашей речки-вонючки. Конечно, мы пришли сюда не купаться, а просто позагорать и насладиться красотой природы вокруг родного села.

— Мы расстались, — говорю без предисловий, хотя и с небольшой паузой, которая помогла собраться с духом.

— Ась, ну зачем ты так сразу говоришь? «Расстались» — это очень серьезно. Разве можно так сразу «расставаться», если произошла очередная ссора?! Знаешь, сколько их будет ещё!

— Мы не ссорились, — обрываю подругу тихим заключением.

— Ничего не поняла… Если вы не ссорились, то почему тогда расстались?

Я собиралась рассказать Нике эту историю, тем более, что она и так является частично свидетелем всего произошедшего со мной в доме Марио. Но возвращаться, пусть даже мысленно к тем событиям, мне настолько тяжело и противно, что я уже собираюсь сменить тему.

— Подожди, подожди, — снова настаивает Ника, когда я отворачиваюсь в сторону, пытаясь отвлечься и не показать свои истинные чувства. — Это не из-за семьи Давида? — я продолжаю молчать, пытаясь подобрать слова. — Тебя обидела его мама? Или сестра?

— Нет, они не при чём, — пытаюсь закрыть тему родственников, ибо к сложившейся ситуации они уж явно не имеют отношения. — Я сама всё испортила.

— Как испортила? Это Давид сказал? Он тебя обидел? Ася, ну не молчи, ты ведь съедаешь сама себя! — Ника чувствует, что я на грани, и стремится помочь мне. Её неравнодушие действительно разрушает ту стену, которую я собиралась построить, чтобы не пускать никого в самый грязный уголок своего прошлого.

— Я не подхожу Давиду, — говорю уже сквозь слёзы. — Понимаешь, сначала я думала, чтоонмне не подходит… Боже, какая же я была дура! — рыдания не прекращаются несколько минут, при бабушке я не решалась дать слабину, а теперь очень подходящее время и место.

— Ась, может ты преувеличиваешь, как всегда? — утешая, спрашивает Ника, продолжая гладить меня по спине. — Ну с чего ты взяла, что не подходишь ему? Ты умная, красивая, добрая и честная. Ася, ну ты ведь всего лишь накрутила себя из-за какой-то ерунды, так ведь?

— Ника, я бы всё отдала, лишь бы это было так, — с горечью отстраняюсь от плеча подруги и отворачиваюсь, переводя взгляд на водную гладь, отражающую последние лучи заходящего солнца. — Понимаешь, Давид заслужил быть счастливым. Он столько всего пережил…

— Так ты до сих пор винишь себя в той аварии, что ли? — не выдерживает Ника.

— В аварии я себя виню и буду винить всегда, — спокойно отвечаю. — Но я сейчас не о ней. Давид хочет стать священником. Он недавно признался мне.

— И? — непонимающе смотрит на меня подруга. — Ты что против?

— Нет, конечно, это его выбор, и я думаю, что он станет прекрасным батюшкой. Но не со мной.

— Почему?

— Ты же помнишь, что было тогда у Марио на вечеринке? — я надеялась, что подруга сама догадается, но, видимо, придётся ей напомнить.

— Помню, конечно, в отличие от тебя, — Ника усмехается, а мне становится обидно. Не хочется больше продолжать этот разговор. — Только не пойму, как это связано с Давидом?

— То есть ты считаешь то, что я отдала себя непонятно кому — совсем не связано с Давидом? Будущий священник должен быть единобрачным, как и его жена. А я даже не уверена, что у меня был кто-то один. Ника, ну зачем ты заставила меня всё это вспоминать!?

Я поднимаюсь с места и иду к реке. Я не могу сидеть рядом с Никой, не могу смотреть ей в глаза, мне хочется сейчас прыгнуть прямо с этого крутого берега прямо в затянутую тиной воду — лишь бы смыть с себя воспоминания того дня.

Я подхожу к самому краю небольшого обрыва, но за секунду до прыжка, меня резко дергают назад.

— Ты с ума сошла?! — вскрикивает Ника.

— Нет. Тут совсем неглубоко, утопиться не получится. да я и не собираюсь, — усмехаюсь теперь уже я.

— Я не об этом, — серьезно обрывает меня. — Ты же мне сказала, что на вечеринке не было ничего, — глаза Ники сейчас выпадут от негодования. — Марио, козлина, обманул меня?!

— Ник, я не знаю, что тебе сказал Марио, но может и не обманул — я не знаю, с кем я была. Может, это был и не Марио. Это ведь ничего не меняет.

— Меняет! — чуть не плюётся от злости подруга. — Он мне обещал, что лично за тобой проследит и даже на шаг не подпустит к тебе никого. А на утро клятвенно доказывал, что никто тебя не тронул.

— К сожалению, тронул… — утираю рукой слёзы и начинаю надевать сарафан, чтобы