Тихие шаги РОКа - Алексей Кулаков

— Натальей ее зовут. Может и обращу… и все на этом.

— Ага. Как Валентин Иванович съездил? Удачно?

— Судя по толщине отчета, что он мне накатал, даже очень. Теперь только на чтение всех бумаг день убить придется… кстати насчет убить. Ты больше присяжных поверенных и всяких там юристов на глазах у посторонних не бей, даже если эти посторонние служат в фабричной охране. Хочешь оскорбить действием — выбери укромный уголок и отводи душеньку сколько угодно, а публичность в таких вопросах ведет к штрафам или тюремному заключению. До полутора лет. Понял?

— Как не понять. Так он что, в судебную часть жалобу на меня накатает?

— Уже. Полицмейстер не поленился лично зайти да предупредить — то ли в друзья-приятели набивается, то ли собирается сам о чем-то попросить. В любом случае, этому твоему Вардугину ничего не светит — в то время, когда ты так душевно с ним прощался, охрана пережила кратковременный приступ слепоты и глухоты… я ничего не путаю?

— Да вроде нет.

— Смотри, чтобы и они не путались. Так вот, нет свидетелей, нет и доказательств…

Последние слова фабрикант договаривал уже несколько отстраненно, и явно потеряв интерес к дальнейшему продолжению разговора — его гораздо больше интересовало содержимое конверта, украшенного большим штемпелем военного ведомства. Развернув похрустывающий лист гербовой бумаги, и прочитав лаконичное послание-приказ, Александр задал своему другу совершенно неожиданный вопрос.

— Скажи, а ты бы хотел посмотреть на государя-императора вблизи?

Глава 14

К выполнению очередного ответственного задания, адъютант военного министра подошел очень добросовестно. То есть, он не просто переложил сбор необходимых шефу сведений на плечи уже своих подчиненных — но и сам озаботился проверкой короткой биографии и послужного списка конкурсанта. Когда же он понял что традиционные источники проверенных сведений практически бесполезны, не побрезговал общением и со служащими Третьего отделения собственной Его императорского величества канцелярии. Вот только полезной информации жандармы подкинули до обидного мало, отделавшись стандартно-сухими словами о том, что князь Агренев вполне благонадежен и ничего дурного за ним не замечено — но и это уже было немало. В итоге удалось насобирать материала всего на две страницы крупного машинописного текста — увы, молодой промышленник только недавно стал достаточно значимой фигурой и к тому же был очень нетипичным представителем аристократии. То есть не "зависал" на балах и приемах и вообще был на редкость непубличным человеком, ведя исключительно скромный и замкнутый образ жизни. А так же неизменно отклонял многочисленные приглашения насчет "повращаться" в приличном светском обществе. Последнее обстоятельство вынудило Сергея Илларионовича даже послать доверенного человека в Ченстохов, и только положительные результаты этой поездки позволяли ему думать, что порученное ему дело он все же выполнил вполне удовлетворительно. Так же решил и Ванновский, увидев результат почти месячных усилий своей канцелярии — именно что удовлетворительно, а хотелось, чтобы справились хотя бы на "хорошо". После ознакомления с первой же страницей доклада генерал-адъютант недоуменно нахмурился — очень уж противоречивые факты были на ней изложены. Как можно состыковать возраст и неопытность недавнего выпускника пусть и элитного военного училища и проявленную им отменную сноровку, в организации дозорной и караульной службы? Написано, что строг и требователен к подчиненным — и тут же отмечено, что штабс-ротмистр почти с самого начала своей службы пользовался большим авторитетом, уважением и чуть ли не любовью со стороны нижних чинов. И не только их, вышестоящие офицеры, все как один, рекомендуют его в исключительно лестных выражениях. И так же дружно сожалеют — что после преждевременной кончины начальника Олькушской пограничной заставы от апоплексического удара, его подчиненный не пожелал заменить ротмистра Розуваева на "боевом посту". После прочтения остального содержимого весьма и весьма тощей папки, у Петра Семеновича появилось еще больше вопросов. Каким образом недавнишний юнкер, молодой офицер, без малейшей протекции и нужных знакомств умудрился получить у первого промышленника Германии такой большой, да что там большой — просто немыслимый для начинающего фабриканта и заводчика кредит? Изобретатель… ну это ладно, земля русская испокон веков богата на самые разные таланты, но ведь обычно изобретению предшествуют какие-нибудь опыты? Ну или хоть какая-то научная работа. Обычно, но не в случае с князем Агреневым, что весьма и весьма странно. И если бы список странностей на этом заканчивался! Нет — с этого он только начинался. Как торговый партнер Круппа умудрился стать партнером еще и Тиссена? Эти два промышленника так же дружны, как собака с кошкой, и даже малейший намек на сотрудничество с давним соперником воспринимают крайне болезненно. А банкиры, отличающиеся патологическим недоверием и осторожностью по отношению к любому, кто просит у них большой кредит. Как они могли дать семь миллионов марок человеку, все состояние которого оценивается, дай бог в три миллиона рублей, и который еще и предыдущий кредит не до конца выплатил? Если только посчитали за большую ценность, невесть зачем купленную землю на Дальнем Востоке? Или знают что-то, пока неведомое ему? Кстати, очередная нелепица: зачем покупать землю так далеко, когда можно найти гораздо лучший вариант и поближе к столице…

Перечитав еще раз страницу доклада, посвященную Сестрорецкой оружейной фабрике, его высокопревосходительство генерал-адъютант Ванновский вообще перестал что-либо понимать. Можно было бы подумать, что князь сочувствует разного рода социалистам — выстроил своим мастеровым роскошные дома, кормит-лечит за свой счет, чему-то там учит их детей. Можно было бы. Вот только порядок на своем заводе отставной офицер установил воистину "драконовский", за мелкую провинность одного наказывали всю смену… но опять же, мастеровые не то что не роптали, наоборот, рядами выстраивались, как только объявляли очередной набор. Плюнув на все непонятные моменты, Петр Семенович решил определиться с главным — насколько надежен этот нахальный конкурсант, и можно ли с ним иметь дело. В третий раз перечитав уже надоевшие бумажки, военминистр захлопнул папку и тяжело (сказывался возраст) поднялся из-за стола, задумчиво пробормотав напоследок.

— Поглядим-посмотрим…

***

На этот раз молодой фабрикант одел не цивильную одежду, а свой парадно-выходной мундир офицера пограничной стражи, со всеми обязательными к ношению наградами — и всю дорогу до Гатчины нет-нет да и ловил на себе заинтересованные взгляды многочисленных попутчиков. А вот остальная его компания, состоящая из Сонина, Греве и Долгина, внимания не привлекала и вообще была словно невидима — так, как только могут быть незаметны люди недворянского сословия в окружении аристократов. Их просто в упор не видели, демонстрируя свое "уважительное" отношение к гражданским шпакам, невесть как очутившимся в обществе господ офицеров. Причем такое положение дел сами "невидимки" воспринимали как должное, не возмущались втихомолку, да и вообще — троица сопровождающих князя мужчин выглядела слегка пришибленно и заметно робела. Сам факт того, что они приехали в императорскую резиденцию, и вскоре увидят самого государя, действовал на них словно стакан водки на голодный желудок, приводя верноподаных его императорского величества Александра третьего почти в неконтролируемый экстаз. За второй стакан вполне могло сойти невиданное изобилие высоких военных чинов, едва не вогнавших Григория в легкую панику — отставной унтер-офицер (а с ним иногда и оружейный мастер Ченстоховской бригады) непроизвольно вытягивался по стойке смирно каждый раз, когда видел вблизи от себя отмеченных роскошными лампасами и изобилием наград генералов. Да и остальные золотопогонные мундиры не оставляли его равнодушными, ибо трудно вытравить привычку к чинопочитанию, если она вбивалась в сознание и подсознание на протяжении почти десятка лет.

— Саша?

"Ну вот и счастье привалило — однокурсников встретил, да не одного а сразу двух. Первый это определенно Фольбаум, а вот как второго звать-величать, и почему он мне так активно не нравится? Да еще и с чернильной лужей ассоциируется… есть. Павел, барон Клодт фон Юргенсбург. Какая, однако, простая фамилия, еще проще, чем у моего металлурга"

Жестом показав своей небольшой "свите" отойти в сторонку и не отсвечивать, князь выразил бурную радость от столь неожиданной, и безусловно долгожданной встречи — путем легкого намека на поклон и вежливой улыбки.

— Рад вас видеть господа.

Господа же с легко читаемой завистью и изумлением пялились на золотую рукоять офицерской шашки, дополненную Анненским темляком-"клюквой". Кое-как оторвав глаза от чужих наград, два офицера стали наперебой расспрашивать Александра о житье-бытье, главным образом интересуясь историей получения такого достаточно редкого в мирное время знака отличия. Анну четвертой степени давали многим и не только за боевые заслуги (хотя и старались сильно не наглеть), а вот золотую или золоченую (если награждаемый брал деньгами) рукоять на оружие получал один из тысячи, вернее тысяч. Не так-то просто совершить героическое деяние в бою и быть при этом отмеченным командованием. И вдвойне непросто это сделать, когда империя ни с кем не воюет. А князь смотрел на молодчиков в форме лейб-гвардии Павловского, и пытался понять — неужели все это время он опасался столь пустоголовых личностей? Мальчишки, с одной извилиной-следом от фуражки и необоснованно высоким самомнением, в сравнении с которыми он сам чувствовал себя столетним стариком и просто-таки гигантом мысли.