Тэмуджин. Книга 2 - Алексей Гатапов

– Что, из-за этого я погибну? – вырвалось у Тэмуджина напрямик и он сам испугался своего вопроса, проклиная себя за неосмотрительность: как Таргудай сейчас на пьяную голову ответит, так он может и сделать.

Тот, неприязненно поглядел на него, покачал головой:

– Вот-вот, вот эта отцовская самоуверенность да неуважение к старшим тебя погубят. Глуп ты; так же глуп был твой отец, оттого и не прожил долго на земле.

Тэмуджин почувствовал какую-то скрытую мысль в его словах.

– Чем же он был глуп и отчего он долго не прожил? – настороженно спросил он.

Тот чертыхнулся.

– А какой умный человек в одиночку ездит по чужим владениям в такое время, когда там могут появиться враждебные нам татары? – обозленно выкрикнул он. – Уверенности было слишком много и молодого гонора в избытке. Все на себя одного надеялся, вот и поплатился за это… Так же и ты, жил бы себе при моей ставке, послужил мне немного, время от времени выполнял мои поручения, но нет, глупость твоя не дает тебе хорошей жизни, оттого и зачахнешь ты в плену у меня. Подняться тебе я не дам!.. Убивать, может быть, пока не буду, моему роду не нужны лишние разговоры, но и без этого я тебя придавлю. Сейчас в тебе еще сидит гонор, а пройдут годы, пусть пять или десять лет, и время возьмет свое, канга да работа тебя согнут. Это сейчас люди еще помнят твоего отца, за его именем пока прячешься, но ведь и его забудут люди, сам увидишь… Ты еще не знаешь людей, но ничего, потом ты увидишь какие это овцы – люди… Тьфу! – он отвернулся от очага и презрительно сплюнул.

Потянувшись, Таргудай налил полную чашу арзы, не брызгая очагу и онгонам жадно опорожнил, вытер губы рукавом и продолжал:

– А вот если ты все же образумишься и на следующем же собрании старейшин поклонишься мне, признаешь свою вину да поклянешься перед людьми не затевать ничего против меня ни сейчас, ни в будущем, тогда вот тебе мое слово: все забуду, прощу и тут же отпущу тебя на все стороны, еще коней дам и в придачу осыплю подарками.

«Все же боится он меня, – подумал Тэмуджин. – Подарки обещает, лишь бы я связал себя словом не мстить… А то, что убивать пока не собирается, это хорошо, надо подыграть ему в эту сторону…»

– Не знаю, – он напустил на себя смиренный вид, – чем это я перед вами так провинился, дядя Таргудай…

– Как это чем? – вскинулся тот, обрадованно блеснув глазами, видя, что он близок к тому, чтобы образумиться. – Да ведь ты не признаешь ни меня, никого больше в племени за старшего!

– Когда же это было такое? – недоумено пожал плечами Тэмуджин. – Старших я всегда уважаю…

– Уважаешь? – недоверчиво покосился Таргудай. – Ну, тогда, может быть, я еще подумаю о тебе… И с отцом твоим еще как-нибудь договоримся… – он задумался на мгновение и тут же встряхнулся, взглянул на него: – Надо, надо старших уважать, а мы вас научим, как жить, так будет правильно. А ты еще подумай про себя – летом снова соберется суд старейшин, мы послушаем тебя, если повинишься и пообещаешь вести себя хорошо, тогда и тебе будет хорошо. Понял?

– Понял, – согласно кивнул Тэмуджин.

– Ну, вот и ладно, – уже одобрительно смотрел на него Таргудай. – Вижу, из тебя еще выйдет человек. Ну, иди к себе пока, да скажи там в молочной юрте, что я разрешил тебе взять арсы и мяса, неси своим, ешьте… Видишь, какой я добрый, когда ко мне с добром обращаются!

Тэмуджин встал, поклонился и пошел к двери. Перед тем как выйти, он оглянулся: Таргудай, уже не глядя на него, тяжело поднимал обеими руками домбо и осторожно наливал себе в чашу арзу.

Тэмуджин набрал в молочной юрте целый мешок еды – звериного мяса пожирнее и арсы большими кусками – и в темноте нагибаясь под тяжестью ноши, пошел к своей юрте. Чувствовал он огромное облегчение на душе, будто сбросил с себя кангу вдвое тяжелее той, которую таскал на себе. Таргудай спьяну проговорился, что не хочет убивать его, да еще удалось ему притвориться перед ним, будто он смирился со своим положением и готов признать его правоту. Значит, до лета Таргудай не будет его трогать, будет ждать нового суда старейшин, а ему, Тэмуджину, нужно дождаться лишь до тепла, когда можно будет бежать, а там уж он сумеет уйти на недосягаемое место.

«Можно уехать к джелаирам или хонгиратам, а то и к кереитам, – давно уже размышлял он, бессонными ночами обдумывая свой будущий побег, – а то и уйти вглубь тайги, а там хамниганы помогут. Везде можно укрыться, только не быть здесь и не ждать ежедневно, когда Таргудай от помутнения головы вздумает расправиться со мной… А после такой неудачной облавы и несчастливого набега на онгутов Таргудая мало кто будет слушать… такие дальние рода как джадараны меня ему не выдадут…»

Тэмуджин вошел в юрту и сидевшие вокруг очага рабы разом обернулись к нему. Недавно придя с работ, они грели застывшие на морозе руки и ноги, поближе прижимаясь к огню. Котел не ставили на очаг, тот, пустой еще со вчерашнего вечера, стоял у восточной стены.

Все заулыбались, глядя на него, заметив веселый смешок на его лице и, радостно загораясь глазами, присматривались к тяжелому мешку, который он затаскивал вслед за собой через порог.

– Что это у тебя? – удивленно протянула Хун, в последнее время оправившаяся от своего горя.

– Еды на вечер вам принес, – Тэмуджин подтащил мешок к свету, раскрыл и из него высунулся мясистый кусок хребтины с ребрами.

– Это что, изюбриное мясо?

– А там что белеет, арса?

– Откуда ты взял такое богатство? – загомонили все разом, вскочив со своих мест и обступая со всех сторон, заглядывая в мешок.

– Да мы ведь три дня будем пировать с такой едой! – счастливо потрясал кулаками меркитский Халзан.

– Ну что, сейчас будем варить, Тэмуджин?

– Не любоваться же я тащил на себе эту тяжесть, – Тэмуджин, улыбаясь, присел к очагу, протянул руки к огню. – Давайте быстрее варить, а то от голода я готов и на сырое наброситься.

– Все сейчас мы не съедим, животы не вместят, – сказал хоринский Тэгшэ, оглядывая возбужденные лица вокруг. – Может быть, часть оставим на потом?

– Что ты говоришь? Сварим все сейчас, – решительно настаивал пожилой найман Мэрдэг. – Сырое мясо хранить надо будет снаружи, на морозе, а днем еще увидит кто-нибудь, утащит наше добро.

– Да это все сразу ни в какой котел не влезет, – озабоченно говорила Хулгана. – Ну ничего, частями сварим, ночь впереди длинная.

– Зато наедимся вкусного вволю, – радостно вторила ей Хун. – А оставшееся потом будем разогревать.

– Ну и добычлив ты оказался сегодня, Тэмуджин, – говорил пожилой Тэгшэ, усаживаясь на свое место у хоймора. – Расскажи нам, как такое богатство тебе досталось? Кому-то подвез топливо, наверно, или еще что-нибудь?..

– Нам-то уж такого изобилия никто не даст, – улыбнулся Халзан, дружелюбно косясь на него. – А нойон и в плену останется нойоном, ведь кости и кровь не меняются, и ему мало не дашь… Так ведь, Тэмуджин?

Мужчины расселись вокруг, глядя на Тэмуджина, приготовившись слушать. Хулгана и Хун достали толстые засаленные доски, принялись нарезать мясо. Проворно кромсая большими кусками, они выжидающе бросали взгляды на него.

Тэмуджин, сдержанно улыбаясь, обвел глазами всех, стал рассказывать:

– Захожу сейчас в молочную юрту, смотрю, а там никого нет. Вижу, мясо на досках лежит, наверно, приготовили, чтобы варить. Ну, думаю, Таргудай опять кого-то в гости позвал, хотят готовить угощение. А потом я вдруг подумал: они будут есть все это, а мы опять их объедки грызть? Ну, нет, думаю, мы тоже люди и хоть один раз человеческой пищи попробуем… нашел я там этот мешок, до половины арсы напихал, сверху все это мясо положил и скорее бежать оттуда… Вынес, тащу по куреню, а сам думаю: хоть бы не встретился никто, не увидели бы…

Рассказывая, он заметил, как испуганно застыли лица у слушавших его рабов. Женщины перестали резать мясо. Мужчины растерянно переглядывались между собой. Тэмуджин, не выдержав, прыснул, расхохотался, валясь от смеха на спину.

– Слава западным богам, он пошутил, оказывается, – успокоенно переводили дыхание рабы. – А то украдешь у Таргудая, а он за кусок мяса тебя живьем своим собакам скормит. Лучше побыть голодным, чем взять у него…

– Хха-хха-ха-ха-ха!.. – Тэмуджин бессильно трясся от хохота и не мог остановиться; он пытался привстать, сесть на свое место, но новые толчки смеха валили его обратно на землю.

Тэмуджин чувствовал, что пора прекратить этот уже становящийся глупым свой смех, но ничего не мог поделать с собой, и почти без сопротивления отдавался весь облегчающему душу бездумному хохоту.

Наконец, ему будто полегчало, отступило бурное веселье. Он сел, вытирая с обеих щек обильно выступившие слезы, но, оглядев лица рабов, уставившихся на него, он снова зашелся в нестерпимом хохоте и повалился обратно на спину… Рабы недоуменно переглядывались между собой.

– Что это с ним случилось? – опасливо глядя на катающегося по земле Тэмуджина, спросил меркитский Халзан. – Что-то он не так смеется…