Тэмуджин. Книга 2 - Алексей Гатапов

Когда на нынешнюю племенную облаву, как сообщил ему Кокэчу, не собралось и половины ожидаемого народа, Мэнлиг окончательно понял, что тайчиуты не способны быть вожаками.

– Кто же теперь поднимет знамя? – спросил Мэнлиг у сына. – Что ты об этом думаешь?

– Знамя поднимут снова кияты, – ответил тот.

– Эти? – изумился отец. – И кто же из них?

– Тэмуджин.

Тогда Мэнлиг надолго задумался. И вправду, многое говорило в пользу малолетнего сына Есугея, выдавало в нем нутро истинного вождя. Сначала он отказался отдавать Даритаю отцовское знамя, запретил своей матери выходить за него замуж, не побоявшись остаться один против всех своих сородичей – одно только это прямо указывало на то, что человек он будет необычный. Позже по всему племени пронесся слух, что дети и жены Есугея прогнали посватавшегося к Оэлун Таргудая, а оставшись одни, перекочевали на заповедное урочище у Бурхан Халдуна, где до этого не то что ставить стойбище и жить, а просто трогать что-либо люди не решались. Затем они спрятались в хамниганском лесу, и не только избежали ссоры с ними, хотя хамниганы очень не любят, когда монголы слишком далеко забираются в их дебри, считая себя исконными хозяевами тайги, да еще заручились от них поддержкой…

А когда в начале лета Тэмуджин и двое его братьев приехали в стойбище Мэнлига за отцовскими меринами, смело проделав трехдневный путь по открытой степи, они не выглядели загнанными зверями, какими он ожидал увидеть их и какими обычно смотрятся люди, вынужденные скрываться. Наоборот, было видно, что они прочно стоят на земле и не собираются гнуться перед кем бы то ни было. Тэмуджин ни словом не намекнул на то, что он, Мэнлиг, не сдержал своего слова, данного его отцу защищать их, наоборот, он был весел и приветлив с ним. Поговорив о том, о сем, порасспрашивав о новостях в степи, он поблагодарил его за меринов и уехал. А под конец лета этот Тэмуджин убил своего брата. И на суде старейшин, устроенном Таргудаем, отказался признать вину и до конца отстаивал свое право казнить подвластных.

Поразмыслив обо всем этом, Мэнлиг еще раз признал правоту сына: Тэмуджин тот человек, который сможет стать вождем всего племени – ханом.

– Но ему надо еще и выжить, – высказал он свое сомнение сыну. – Он теперь в руках у Таргудая, а тот, хоть и не мудрец и трезвым бывает только через день, не совсем уж слеп, чтобы не видеть, какой волчонок перед ним растет…

– Нам надо сделать все так, чтобы Тэмуджин выжил, – ответил ему Кокэчу. – Это надо и всему племени, чтобы оно окончательно не распалось, не развеялось пылью среди татар и меркитов. Надо потихоньку объяснять это людям, тем, кто поумнее и в нужное время могут повести народ… А нам, людям рода хонхотан, только с Тэмуджином и по пути, потому что он единственный, кто сможет взять в повиновение остальных нойонов…

– Ты мыслишь мудро, – окончательно согласился Мэнлиг с сыном и спросил: – Только как мы сможем его вызволить из рук Таргудая?

– Об этом сейчас и думают наши старшие шаманы, – сказал Кокэчу. – Говорю это только тебе, как отцу. Пока мы ограждаем его от прямых опасностей и ждем, когда придет благоприятное время.

– А что говорят боги?

– Боги не согласны между собой, наверху об этом идет большой спор. Восточные боги за то, чтобы наслать на монголов еще большие беды, усилить грызню между ними, чтобы они ослабели вконец и попали в рабство к другим племенам. А западные хотят сохранить Тэмуджина, чтобы он потом взошел на трон и поднял свое племя. Чем это закончится, говорят, знает сейчас лишь одна Эхэ Саган, прабабушка западных и восточных богов, но она на наши призывания не отвечает, слишком высоко до девятого неба, а на нижних небесах от войны и спора шум такой, что нельзя докричаться…

– Но мы должны что-то делать, чтобы помочь сыну Есугея? – нетерпеливо спросил Мэглиг.

– Нет, Тэмуджин должен пройти все сам, – сказал Кокэчу. – Если начнем его спасать, то этим мы выступим против восточных богов, разозлим их, а это опасно и для нас и для Тэмуджина. Западные боги должны сами решить спор с ними и дать нам знак, тогда уж и люди должны будут пошевелиться, особенно вы, воины Есугея. Хорошо бы намекнуть всем вашим, чтобы они пока не слишком связывались с тайчиутскими нойонами и ждали знака от нас, шаманов.

– Это я сделаю, – обещал Мэнлиг сыну.

Первым Мэнлиг решил проведать тысячника Сагана. Выбрав время, он выехал к нему в начале осени, как только начала желтеть трава. Кокэчу рассказал ему, как того разыскать. Саган со своим куренем – той самой тысячей Есугея, вождем которого он был все последние годы – кочевал теперь по восточным границам племени, куда направил его Таргудай, ограждая племя от татар, не давая давним врагам приближаться к приононским низинам.

Мэнлиг добрался до куреня Сагана на южной стороне реки Улзэ в три с половиной дня. Выехав на вершину холма и в широкой низине увидев плотно поставленные юрты куреня, Мэнлиг отметил про себя, что по ширине он не изменился с тех пор, когда был жив Есугей и они вместе приезжали к Сагану. «Значит, воины еще не разбежались, – успокоенно подумал он. – Вместе переживают смутное время, это хорошо… Хорошо бы если и другие тысячи были так же в целости».

Саган встретил его неприветливо. Тревога и недовольство открыто выступили у него на хмуром лице, когда он увидел вошедшего в его юрту Мэнлига. Движением бровей выпроводив жену и двоих сыновей-подростков, он скупым жестом пригласил Мэнлига к очагу и сказал прямо, без обиняков:

– Год назад ты пришел к нам и бросил безумный клич воевать против всех за осиротевшее знамя нойона, я отказался идти в ту пропасть. Что у тебя на этот раз?

Мэнлиг не удивился такой встрече, помня его поведение после смерти Есугея, и произнес заготовленные заранее слова:

– Ты, Саган-нойон, не забыл, что я потомок древних шаманов-зааринов?.. Время от времени во мне просыпаются мои способности и я общаюсь с духами ушедших от нас. Недавно я говорил с Есугеем, так вот, он велел передать тебе, чтобы ты не распускал свою тысячу и удерживал от этого других тысячников. Он сказал, пусть до поры служат Таргудаю, но войско мое пусть сохранят, а то несдобровать им, если я приду к ним и спрошу за все… Вот что он передает вам, а вы ведь хорошо знаете своего нойона: если он действительно спустится оттуда, вы сильно пожалеете… Или ты не так думаешь? Тогда скажи мне, а я передам ему наверх.

Саган заметно оробел после его слов. Он разгладил нахмуренные брови, провел рукой по седым, туго стянутым назад волосам, и с видимым смирением спросил:

– А для чего это нужно?

– Об этом он мне ничего не сказал. Я только выполняю его волю – передаю тебе его слова.

Мэнлиг недоверчиво оглядел его.

– А ты сам не догадываешься?

– Почему же, догадываюсь… У Есугея остались наследники, скоро они вырастут и войдут в силу, встанут на ноги. И они уже сейчас показывают свое нойонское нутро. Старший его сын Тэмуджин не отдал отцовское знамя дядьям, прогнал в прошлом году самого Таргудая, наверно, ты слышал… И ты подумай: если он таков жеребенком, то каким подрастет лончаком[22]?

– Да, когда вырастет он, видно, не хуже своего отца будет…

– Вот-вот… Я, ты это знаешь, в прошлом году, глядя на тебя, отошел от всех этих дел и думал пожить себе в сторонке, не вмешиваясь ни во что, а вот пришел ко мне во сне Есугей-нойон и приказал передать тебе это. Что мне делать, если велит мой нойон? Я заседлал коня да поехал исполнять – куда я денусь?.. Мы с тобой, да и многие другие, в свое время поднялись на ноги рядом с его знаменем, а оно теперь находится у наследника, поэтому мы не должны стоять в стороне, не то Есугей достанет нас, не успеем моргнуть глазами как в его лапах окажемся, ты ведь хорошо помнишь его… Да и предки наши осудят нас, а то и сами боги отвернутся. Потому я и от своего имени скажу тебе: давай будем делать то, что велит нам наш нойон.

– Хорошо, мы сохраним войско, а потом что?

– Надо ждать знака от Есугея.

– А будет ли этот знак?

– А Есугей когда-нибудь говорил впустую?

Саган опустил глаза, было видно, раздумывал.

– Хорошо, я выполню его приказ.

– И другим накажи, пусть живут, как жили, но пусть они делают все, чтобы воины не расходились, – наказывал ему Мэнлиг, а потом широко улыбнулся, скрепляя старую дружбу: – Ну что, главное мы с тобой решили, теперь скажи своим, чтобы принесли мою переметную суму…

До поздней ночи они вдвоем просидели за мясом и вином. Мэнлиг выпытывал у того обо всем, что происходило у них и узнал, что войско Есугея сохранилось в целости, до последнего человека: даже те немногие, которые с распадом киятских улусов стали разбегаться, пришли обратно и дали слово оставаться со всеми до конца. Подчиняются они Таргудаю только в том, где им кочевать и какие границы охранять, а внутренние дела решают своим советом, не слушая тайчиутских нойонов, и те, зная безрассудных храбрецов Есугея, не решаются встревать. Но долго такое протянуться не может – это тысячники понимают – рано или поздно не нойоны, так старейшины решат развести их по родам племени. Думая, куда им приткнуться, чтобы оставаться вместе, в начале этой зимы тысячники попросились под руку к Даритаю – как к наследнику Есугея – тайно ездили к нему с поклоном, но тот перепугался и отмахнулся от них, как от восточных чертей, требуя больше не приближаться к нему.