Весенний детектив 2010 (сборник) - Наталья Александрова

– Ты так целуешься, что можно подумать, хочешь меня, – проворковала девушка.

Конечно, хочет, он же мужчина. Да, наступила старость, но желания-то остались, остался юношеский дух. Если б и она захотела, то, может быть, все получилось бы… а может, и нет. Почему не помечтать? Но она хотела другое.

– Что ты мне подаришь?

– Посмотри вокруг.

Мила повела глазами по мастерской. Ах, вон что. Розы. Море роз. Розы в вазах, в трехлитровых банках, в ведрах. Красные, белые, лиловые, бежевые… Их так много, что Мила сглотнула… примерно подсчитав, сколько потратил денег старый дурак. Хренову кучу! Лучше б колечко купил, пусть маленькое. Или платье, шубу. А на фиг ей розы? Да одна штучка в праздники стоит… Милу стало подташнивать от жадности. Завтра розы завянут, их просто нужно будет выкинуть. Выкинуть кучу денег. М-да, это уже диагноз: маразм.

– Ты разочарована? – угадал старый дурак.

– Н-нет… Я… Э… обалдела, – выдавила Мила. А что, отлично нашлась. Хотя комок ужаса из-за бешеной и бессмысленной траты застрял в горле и не давал говорить. – Столько роз я видела только… на рынке… и в цветочном магазине… да и то там меньше. Они же страшно дорогие!

– Деньги, Мила, не все в этой жизни.

– Ты так думаешь?

– Не думаю, а знаю. Я хочу тебя… порисовать.

Первое ее желание было – послать его прямо и грубо, после чего уйти. Но она сосчитала: если маразматик выкинул целое богатство на ветер, то, может быть, расщедрится покруче? И разделась донага, залезла на подиум, предупредив:

– Полчаса, ладно? Меня ждут подруги.

Владислав Иванович сел за мольберт и поднял глаза. Вряд ли всевышний создавал более прекрасное творение, ведь даже у него возможности ограниченные. Длинная шея, гладкая, как мрамор, плавно переходит в плечи. Плечи округлые, грудь пышная, словно ее надули, анатомического каркаса не видно. Корпус резко уходит в талию и нежно переходит в бедра. Бедра сильные, созданы любить…

– А? – переспросил Владислав Иванович.

– Полчаса прошло? – повторила Мила.

– Нет… Еще немного…

Но ей в тот вечер не хватало выдержки, она рвалась на волю, и скрепя сердце Владислав Иванович отпустил ее.

– А розы? – напомнил, когда девушка, одевшись, пошла к выходу.

– Как я их унесу? Пусть уж тут стоят.

Он все же сунул ей в руки охапку разноцветных роз, обмотав длинные и колючие стебли компрессной бумагой…

– Я спрыгнул с дерева, – продолжил Паша без указок Носова. – Добежал до забора, но услышал, как открылось окно. Я притаился, присел, а то дед заметил бы меня, как через забор лезу, и шум поднял бы. Там же фонарь горел. Свет у себя дед выключил, а сам стоял в окне. Милка добежала до калитки, вышла на улицу, дед все стоял. Ну, подумал я, потерял Милку. А мне хотелось по горячим следам накостылять ей…

– Ты и зарезал девочку, – бросила Ирина Ионовна.

– Или ты, – огрызнулся Павел. – Так вот сижу и вдруг слышу: «Стой, курва!»

– Кто это был, знаешь? – спросил Носов.

– Она, – указал Паша на Ирину Ионовну.

– Как же так, гражданка, вы ведь говорили, что от Муравина сразу домой поехали, а остановка автобуса в противоположной стороне.

– Вы верите этому негодяю?! – захлебнулась праведным (праведным ли?) гневом женщина.

– У нее, между прочим, мотив есть, – подлил масла в огонь Паша. – Хотите, расскажу сам? Я все слышал и еще одно открытие сделал: не знал, что Милка на такое способна. Думал, про скульптора базарят, а оказалось – нет!

– Что вам? – настороженно произнесла Мила за забором.

– А то не знаешь! – недобро хохотнула Ирина Ионовна. При всем при том обе говорили чуть слышно. – Ты что творишь, дешевка? Где тебя учили потакать похоти старых козлов? Ну, Седов-то понятно, он из ума выжил, а ты… что, от одного старика к другому сейчас побежишь? Не противно? Дешевка! Такая молодая, а уже грязная шлюха!

– Полегче, тетенька.

– Заткнись, гадюка, иначе я за себя не ручаюсь. И запомни. Ничего не получишь, это первое. Я ишачу на него, носки его нюхаю, жрать варю, когти стригу, а тут выискалась птица! «Ленчик, отпиши мне все, и я буду любить тебя одного», – явно передразнила Милу женщина. – Какой он тебе Ленчик, дрянь? Кого любить обещала? Он тебе дедушка Леонид Семенович. Ишь, дом она захотела! Не дороговато ли берешь? Да я ему лично буду проституток привозить, пускай щупает, на большее-то не способен. Зато дешевле обойдется и безопасней. Сначала он завещание на тебя накатает, а потом вскорости нечаянно перекинется? И последнее, но главное: еще раз увижу тебя у Муравина, задавлю. Поняла?

– Поняла. Теперь отвяжись.

– Кажется, ты не поняла, – процедила Ирина Ионовна. – Ничего, получишь еще одно внушение, после него к тебе вернется память.

Сначала раздались чеканные шаги, и в щель забора Паша видел удаляющуюся фигуру Ирины Ионовны. Тем временем Мила не зло, а как-то беспомощно выговорила:

– Своему Леньке угрожай, дура! Я-то здесь при чем?

И, отделившись от забора, последовала за Ириной Ионовной. Окно в мансарде Седова захлопнулось, Паша быстро перемахнул через забор и, к счастью (или к несчастью), заметил, в какой дом входила Мила. Пропустить еще одно бесплатное кино? Не-ет. Паша кинулся за подругой, спокойно вошел во двор через калитку и – к окнам…

– А ты докажи! – рассвирепела Ирина Ионовна, покрывшись белыми и алыми пятнами. – Докажи, что я угрожала! Да мало ли кто угрожает, не все же убивают!

– Тут доказывать нечего, – пробубнил Паша. – Твой Ленчик собрался отписать Милке имущество с домом, и ты это узнала. Наверное, подслушала их. А наследство, уплывающее из рук, разве не серьезный мотив, а, товарищ капитан?

– Серьезный, – кивнул Носов.

Доселе молчавший Муравин, сидевший с отсутствующим видом, словно происходящее его ни в коей мере не касалось, вдруг ожил, оскорбившись:

– Ты про меня так, Ира? Я старый козел? Я из ума выжил?

– Помолчи уж! – рявкнула в его сторону Ирина Ионовна и рукой махнула в сердцах. – Я пахала на тебя столько лет, и, между прочим, бесплатно, а ты… Постыдился бы рот раскрывать!

– Извините, – остудил ее Носов, – но ваш родственник здесь не для того, чтоб сидеть с закрытым ртом. Ну-с, господин Муравин, настала ваша очередь.

– Моя? – завибрировал Леонид Семенович. – Я давал показания… подписал их… Да, подписал, а вы читайте.

– Как выяснилось, не все вы показали, – заметил Носов. – Хитрили, мудрили, многое утаили, себя выгораживали, хотя вам не предъявляли обвинения.

– Но вы же подозреваете! – вскипел Муравин.

Старик стал красным, вспотел. Видимо, давление подскочило. Носов уже не рад был своей идее общего разговора-допроса. Грохнется тут дед с инсультом – доказывай потом, что это старость козу подстроила. Выручил Паша, сказал зло и жестоко, но ему же терять нечего:

– Дед, не симулируй приступы, с Милкой ты был здоров и бодр. А то мне придется опять рассказывать. Поверь, выложу все подробности, я же видел…

– Что ты видел, что ты видел? – запыхтел Муравин.

– И не только я, – ухмыльнулся Паша. – Вон тот дед, – указал он подбородком на Седова, – тоже примчался посмотреть, чем вы с Милой занимаетесь.

– Это мое личное дело! – взвизгнул Муравин, размахивая пальцем. – Мое и Милы!

– Прошу прощения, – вставил Носов, – но уже не ваше личное, так как Мила убита вот этим кинжалом.

Следователь поднял вещдок и держал минуту-другую, чтоб все его хорошенько рассмотрели, между тем останавливал свой взгляд на каждом участнике беседы. Изредка стоит положиться и на интуицию, но сначала надо изучить подозреваемых на конкретном факте. Как они смотрят, что у них на лицах написано, что делают в это время их руки, как дышат. Все имеет значение! Если фиксируешь мелочи, то интуиция направит на виновного, тогда его можно начать раскручивать по полной программе. Но интуиция крепко спала. А четыре человека заморозились, впившись глазами в стилет, и, казалось, дышать перестали и мигать веками.

Носов небрежно бросил пакет с кинжалом на стол, сказал, глядя на Муравина:

– От скульптора Седова Мила пришла к вам. Что было?

– Ну… – развел пухлыми руками Леонид Семенович да слова позабыл. Наверное, поэтому выпятил нижнюю губу.

– Без «ну»! – строго произнес Носов. – Почему ваша родственница назвала Милу шлюхой, а вас похотливым…

– Вам доставляет удовольствие повторять грубости? – взвизгнул Муравин.

– Что делала Мила? – долбил Носов. – За что ее оскорбила Ирина Ионовна? Какие основания…

Паша, как человек молодой, оттого нетерпеливый, перебил его:

– Не видите, он же не хочет рассказывать! Что, дед, стыдно? Когда потихоньку, не стыдно, ведь никто не знает, а при всех мы выставляемся святыми. Как же, как же, вас нужно уважать даже за маленькие слабости, дорогу уступать, место в трамвае… А я не уважаю.

– Павел! – гаркнул Носов. – Не забывай, кому хамишь.

– А я не забыл, я теперь помнить буду до конца жизни. Почему я должен с ними считаться? Потому что так положено? Несмотря ни на что? Кто-то из этих благообразных, убеленных сединами дедушек или эта толстая тетка, убил Милку, а сидеть мне, как самому молодому? Они ее развратили, а я – отдувайся?