Легионер. Книга вторая - Вячеслав Александрович Каликинский

– Так точно, господин капитан!

– Скажите мне по совести, как на духу, Роман Александрович: насколько безопасно будет пребывание среди возбужденных арестантов доктора и священника? Доктора – в первую очередь, ведь до сих пор он общался с ними поодиночке, под наблюдением караульных. Не любит он арестантов, да и они платят доктору, кажется, той же монетой. А сейчас ему придется зайти непосредственно в отделения.

Кази помолчал, потом продолжил:

– Ситуация аховая, батенька: температура и духота в трюме без вентиляции будет увеличиваться с каждой минутой… Вы понимаете мои опасения, голубчик? Там ведь у нас ангелов нет!.. Как, по-вашему, арестанты поведут себя в нынешней аварийной ситуации? Они наверняка будут требовать, чтобы их выпустили наверх – а это совершенно невозможно! Может, поставить в коридоре между решетками с десяток вооруженных людей? Для спокойствия нашего доктора, а?

– Н-не думаю, что это было бы правильным, – покачал головой Стронский. – Толпа мало предсказуема, как вы знаете, Сергей Ильич. Тем более – толпа арестантов. Ручаться тут ни за кого и ни за что совершенно невозможно! А вооруженные охранники скорее явятся последней каплей для перепуганных людей. Держать вооруженную команду где-нибудь поблизости, не на виду – одно дело… На мой взгляд, Сергей Ильич, одного доктора с отцом Ионафаном для успокоения арестантов и подачи им помощи будет мало.

– Что вы предлагаете, старший помощник? – тон капитана стал официальным.

– Полагал бы полезным, если бы для начала с арестантами поговорил капитан, – твердо заявил Стронский. – И лучше всего сделать это прямо сейчас, пока обстановка не стала критической. Вы спокойно объясните там, внизу, причину остановки, вынужденного дрейфа, и, как следствие, отсутствие вентиляции. Надо честно предупредить о том, что в ближайшие часы будет еще хуже. Скажите сразу, что всех арестантов выпустить наверх никак невозможно. Возбужденная и испуганная толпа будет мешать экипажу устранять причину аварии. Можно упомянуть о том, что не только арестантам – вольным пассажирам также запрещен выход из своих кают… Ну, а с доктором к нашим мазурикам пойду я!

– Стоит ли, батенька? – засомневался капитан. – Откровенно говоря, в случае бунта я предпочел бы потерять одного доктора. Вы ведь его не спасете, ежели что – давайте смотреть правде в глаза! И его разорвут на части, и вас заодно… А наверху вы понадобитесь, ежели арестанты, не приведи, Господи, все ж взбунтуются…

– Сергей Ильич, если бунт случится, никто и ничто на «Нижнем Новгороде» не сможет остановить шесть сотен паникующих арестантов! Поэтому надо всеми силами не допустить этого! Стало быть, я и иду с доктором, господин капитан! Будут успокаивать, кликну среди них охотников покрепче для помощи экипажу – на помпы…

– Такой необходимости нет, – покачал головой Кази.

– Согласен – пока нет! И, возможно, не будет. Но подобная просьба покажет арестантам, что им по-людски доверяют!

– Что ж, вы правы, – сразу же согласился капитан и повернулся к появившемуся на мостике доктору Иванову.

Кази быстро объяснил причину остановки, последствия аварии и закончил:

– Так что придется вам, батенька, идти в трюм. В компании моего старшего помощника.

Распоряжение капитана, облеченное в вежливую упаковку, Иванов выслушал, разумеется, без радости. Он молчал, и по лицу доктора было ясно, что он старательно выискивает разумную причину отказа для своего участия в столь опасном предприятии.

– Не знаю, стоит ли, Сергей Ильич? – проговорил, наконец, он. – Этим скотам-арестантам все можно объяснить и через решетку, из коридора. Призвать их к спокойствию, и объявить, что совсем больных или потерявших сознание они могут подносить поближе. Если случай будет серьезным, я распоряжусь вынести занемогших на палубу. Или перемещать в лазарет. Но идти туда, черту в зубы – увольте-с! Боюсь, господин капитан! Как на духу: боюсь! Да и вы должны отдавать себе отчет, господин капитан! А ну как останетесь без единственного доктора?!

Капитан и старший помощник переглянулись. Заметив это и приняв паузу в разговоре за колебания, Иванов воодушевился и продолжил, доверительно понизив голос:

– И вообще, Сергей Ильич, я решительно не понимаю вашего либерализма, извините! Называть это стадо людьми – ф-фу! Проявлять заботу об отбросах общества… Ну, передохнет там от жары десяток-другой – и слава Богу, если уж откровенно! Баба с возу, как говорится…

– Извольте держать подобные мнения при себе, господин доктор! – устало оборвал Иванова капитан. – М-да, фрукт вы, однако, господин эс-ку-лап! Не знал, не знал…

Пересилив себя, капитан решил разобраться с доктором и его настроением позже, в более спокойной обстановке. Сейчас же было не до того. Вздохнув несколько раз, чтобы успокоиться, капитан вновь повернулся к Иванову.

– Доктор, смею вам напомнить, что распоряжения и приказания капитана корабля не обсуждаются! Тем более в экстренной ситуации, – Кази постарался нивелировать жесткий смысл своего решения мягкостью тона. – Вы же врач, медик, батенька! Должны прежде нас, моряков, понимать, чем чревато долгое пребывание людей без вентиляции, в раскаленной железной коробке! Да и каторжники – люди все же, не скоты безмозглые. Они знают, что только доктор может их спасти – кто ж вас обидит-то? Ступайте, батенька! Надо!

– В конце концов, я сам плохо себя чувствую, – забормотал Иванов, отводя глаза и с силой растирая грудь рукой. – Люди они, как же! Скоты бесчувственные и есть эти каторжники… Что они понимают, господин капитан? Для них что тюремщик, что доктор – один черт! Почему нельзя через решетку с ними общаться? У меня ведь даже револьвера нету…

– Какого револьвера?! – не выдержал и сорвался Стронский. – Вам спасать людей должно, а не револьвером махать! Н-не понимаю! Решительно не понимаю вашего настроения! Вы же, в конце концов, клятву Гиппократа давали!

– Попрошу на меня не кричать! – взвизгнул Иванов, повернувшись к Стронскому так резко, что пенсне сорвалось с его носа, описало в воздухе дугу и закачалось на шнурке. – Да-с! И попрошу не учить меня, господин Стронский! Для меня вы вообще, извините, никто-с! К капитану я еще обязан прислушиваться, но в ваших moralite`s не нуждаюсь!

Иванов обеими руками бережно водворил на нос пенсне – пальцы у него дрожали и плохо слушались. Бросив на Стронского уничтожающий взгляд, он обратился подчеркнуто к капитану.

– Извольте, Сергей Ильич! Я, разумеется, пойду в трюм. Это мой долг, в конце концов… Но нуждающихся в подаче помощи арестантов буду осматривать по одному, в трюмном коридоре. Вы не вправе понудить меня очертя голову лезть в каторжные отделения! Да-с, не вправе! При необходимости в отделения будет заходить санитар… И попрошу вас, господин капитан, отрядить со мной не менее двух вооруженных матросов