Игра страсти - Ежи Косински

Он не знал, на что ему решиться. Как ему дать о себе знать, не напугав ее? Если она испугается, они могут разбиться. А что, если она вытащит из бардачка пистолет и выстрелит в него?

Он попытался разглядеть, что скрывается в темноте. Похоже на то, что лес подступал к самым обочинам ухабистой дороги. Ванесса вела теперь машину осторожно, что уменьшало вероятность аварии в том случае, если он ее напугает. Ждать больше нельзя. Подавшись вправо, он наклонился к пассажирскому сиденью. Она успела выжать сцепление и была готова переключиться на другую передачу. Тут-то он и появился.

Девушка испуганно открыла рот, но не произнесла ни звука, а навалилась на руль. Рычаг стоял на нейтрали, и машина продолжала катиться вперед. Ее правая рука сжимала рычаг переключения передач, а левая — руль. Фабиан не мог определить, инстинктивно она это сделала или сознательно, но, когда он подался вперед, девушка нажала на педаль тормоза, и машина остановилась. Лишь в этот момент Ванесса закричала, и это был душераздирающий крик.

Свет фар уперся в деревья: машина стояла под углом к дороге. На датчике уровня давления масла горела красная лампочка. Фабиан кинулся вперед, левой рукой зажав Ванессе рот, а правой выключил зажигание и фары. Девушка пыталась освободиться, но не смогла повернуться к нему лицом. Он чуть ослабил хватку, но ладони не отнимал. Средним пальцем нащупал шрам и, словно боясь открыть старую рану, почти перестал закрывать ей рот.

Ванесса дрожала, от нее исходил такой жар, что рука Фабиана взмокла от пота.

— Я не причиню тебе вреда, — яростно шептал он ей на ухо. — Не причиню, — повторял он, почти ослабив усилие.

Она кивнула головой, и он почувствовал, что мускулы рта у ней перестали напрягаться. Он убрал руку от ее лица.

Продолжая цепляться за руль, девушка, казалось, готова была потерять сознание. С усилием она выпрямилась и повернулась к нему. Узнав его, она открыла рот, но ничего не сказала. Придвинувшись ближе, он обнял ее. Она все еще дрожала.

— Это я ее тебе преподнес, Ванесса, — произнес он, указывая на розу, лежавшую на приборной доске.

— Фабиан! — закашлявшись, хриплым голосом неуверенно воскликнула она. — Как ты меня напугал! — Она обхватила его обеими руками, затем, отодвинув от себя, стала внимательно вглядываться. — Ты совсем не изменился! — При зеленоватом освещении Фабиан увидел знакомый шрам на ее верхней губе.

Ванесса Стэнхоуп вошла в жизнь Фабиана, улыбнувшись ему со страниц журнала «Невеста в седле».

Он обратил на нее внимание не только потому, что она принадлежала к семейству Стэнхоупов, но и потому, что на фотографии выглядела соблазнительно: выразительные глаза, высокие скулы, роскошные волосы, крупный рот, ровные зубы — все, что нравилось ему в женщине. Особую прелесть придавал ей шрам на верхней губе, заставлявший задуматься. Судя по подписи под снимком, это была «юная красавица, блестящая студентка, превосходная наездница». Там же сообщалось, что Ванесса живет с родителями в Тотемфилде. Как Стелла заставила его отправиться в Шелбивилл, так и Ванесса стала главной причиной его появления в Тотемфилде. Вскоре после получения от Фабиана заявки владелец конюшен «Двойные удила» взял его к себе инструктором верховой езды.

Как следует устроившись на новом месте (учеников у него было достаточно), Фабиан позвонил Ванессе. Он поздравил ее с успехами, о которых сообщалось в журнале, мимоходом упомянув о собственных достижениях и отличиях, и пригласил ее на занятия в одну из своих учебных групп.

Польщенная его приглашением, Ванесса сообщила, что успела прочитать все его книги по конному спорту. На следующее утро, с разрешения родителей и директрисы школы, она появилась у него на занятиях. Когда он ее увидел, его охватило такое нестерпимое желание, что это испугало его самого.

Она стала его ученицей. Сопровождаемая взглядами подруг и родителей некоторых других учеников, занимавшихся у него, она появлялась на арене на одной из лошадей, принадлежавших ее семье. Фабиан слышал возгласы одобрения и удивления, вырывавшиеся у зрителей. Он ехал следом за Ванессой верхом на одной из лошадей, принадлежавших хозяину конюшни. Оба двигались легким галопом, совершая при этом полуобороты и выдерживая серпантинный шаг. На многие годы у него в памяти сохранился тот ее образ: облаченная в узкие бриджи, она подается всем телом вперед, ее бедра и ягодицы то прижимаются к седлу, то приподнимаются в такт во время езды рысью. Он помнил ее первый взрыв смеха, когда поймал на лету, словно мяч для игры в поло, тренировочный шлем, слетевший у нее с головы во время прыжка.

Он учил ее тому, как следовать за движениями лошади перемещением бедер взад и вперед, поворачивая ее влево-вправо, трогаясь с места, останавливая ее или заставляя пятиться. Иногда он вставал рядом с ней, руками поправляя положение ее ступней и пяток; затем, проверяя ее посадку, касался внутренней части ее бедер, легонько сминая ткань ее бриджей в нескольких дюймах от ее паха.

Однажды, под тем предлогом, что надо исправить ее посадку во время езды легким галопом, Фабиан отвел Ванессу на дорожку, по которой прогуливали лошадей. Оставшись одни на той заброшенной аллее, они скакали друг за другом. Внезапно он подъехал к ней и, выхватив у нее из рук поводья, пустил обеих лошадей галопом. Протянув руку, он сунул ее между лукой и седлом, сжимая пах Ванессы.

Она повернулась к нему, изумленно открыв рот; на ее пунцовом лице выделялся бледный шрам. Фабиан придержал лошадей и заставил их повернуть в лес. Он спешился. Ванесса последовала его примеру. Он привязал лошадей, затем, ни слова не говоря, направился к ней. Сняв с нее шлем, швырнул его на траву. Несколько мгновений они смотрели друг на друга; подняв руку, он коснулся пальцами ее лица и нежно провел по шраму. Она стала лизать его пальцы; засунув в рот большой палец, принялась сосать его. Прижимая ладонь к ее теплому рту, он целовал ей шею, затем зарылся лицом в ее волосах. Она задрожала, впилась в его пальцы зубами, силясь отстраниться от него. Фабиан крепко держал ее и стал лизать нежную ушную раковину, вдыхая тепло ее тела, сливавшееся с жаром его собственного. Ванесса больше не пыталась вырваться и горячим дыханием обжигала его ладонь.

Возбудившись, он хотел уже овладеть ею, но осмотрительность оказалась сильнее желания. Если Ванесса захочет повиноваться ему, то пусть это событие останется у нее в памяти. Подобно жеребенку, ее надо приручить, и она без всякого принуждения последует за ним; он не станет надевать на нее ни сбрую, ни удила. Испытывая оргазм, она опустилась на траву. Он целовал ее губы, нежно касаясь ее обнаженного тела.

Иногда во время занятий в присутствии других учеников Фабиан бранил Ванессу за допущенные ею ошибки во время езды. Делая ей условные знаки с помощью нахмуренного лба или улыбки, он замечал вслух, что она недостаточно прочно сидит в седле, недостаточно вытягивает носки, что бедра ее съехали назад, а локти чересчур широко расставлены.

Он указывал на ее ошибки при подготовке лошади к прыжку: чересчур напрягая ноги и недостаточно прочно сжимая ее шенкелями, она позволяла лошади слишком близко подойти к препятствию, не давая себе места для разгона. Затем он заявлял, что для тренировки нужно больше места, и назначал частный урок на одной из тропинок, вившихся среди зарослей, окружавших поместья Тотемфилда. Ему доставляло удовольствие открыто, в присутствии многих, заявлять о том, что он будет ждать ее в определенное время в определенном месте и подготовит собственных пони к занятиям. Нередко они с Ванессой, не скрываясь, уезжали, забрав из конюшни лошадей в присутствии ничего не подозревающих инструкторов и учеников.

Многие тропинки, некогда доставлявшие такое удовольствие охотникам, стали узкими, запущенными: препятствия, которые следовало преодолеть — груда бревен, изгородь, баррикада в виде упавшего дерева — сгнили или поросли травой и мхом, а нависшие над ними кусты походили на летучих мышей с распростертыми крыльями. Вдоль троп выстроились монументальные ели с темными вершинами, склоняющимися под тяжестью шишек.

Вскоре Фабиан давал знак Ванессе свернуть с тропы и, проведя лошадей сквозь цепляющиеся заросли, преодолев высохшие русла ручьев, легким галопом они проезжали мимо осыпавшихся песчаных берегов, мимо деревьев, поваленных бурей. Когда они подъезжали к краю сырого оврага, за ноги лошадей цеплялись корни деревьев.

В эту гущу леса, это царство тишины, проникали лишь мелкие животные, прячущиеся в норах, или трепетные олени. Уставшие от долгой дороги, не испытывающие желания, они спешивались и ложились рядом, обняв друг друга, словно брат и сестра, похожие на листья с одной и той же ветки.

Границы времени и памяти для них переставали существовать. Одурманенные росой, покрывшей листья папоротника, резким запахом смолы, они беседовали об опасностях, которые можно увидеть лишь внутренним оком, наслаждались близостью, и над открытиями, сделанными ими, нависали ветви, похожие на клубы темного дыма.