Колонист - Андрей Алексеевич Панченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никому на борт не лезть! — остановил я первых пришедших в себя моряков — поднимаемся по одному, иначе опрокинем её снова! Первый Мэт! Сразу становись на руль боцман! Пошёл!
Один за другим мы забрались в вельбот. Он был полон воды, которая практически по борта залила судёнышко. Черпать её было бесполезно, ливень не прекращался, но даже не в этом было дело. Волны перекатывались через лодку, не оставляя нам шанса вычерпать из неё проклятую влагу. Я приказал беречь силы, и не заниматься ерундой, с затоплением мы разберёмся, если переживём шторм. Главное не перевернутся снова, и продержатся до улучшения погоды.
Снова в ход пошли верёвки. Всё что мы отвязали, теперь снова накрепко приматывалось к скамьям, привязались и мы. Весла легли в уключины, я, выгнав Мэта пересел за румпель и начался новый этап борьбы за жизнь.
Находится на огромном линкоре среди бушующего урагана страшно, а находится всё там же, но в маленькой, затопленной лодке, страшнее в десятки раз! Матросы исступлённо гребли, повинуясь моим командам, а я без передышки ворочал тяжёлый румпель. Мы боролись за свои жизни и сдаваться не собирались.
Мне кровь из носа необходимо держать корму лодки перпендикулярно волне, а при подходе к вельботу каждой крупной волны уменьшать или останавливать ход. Главное не перевернутся снова, второй раз нам с вельботом не справится!
Минуты сливались в часы, ураган и не думал сбавлять обороты, наступила ночь, одна из самых страшных ночей в моей жизни. Кромешная тьма, на небе не видно звёзд и луны, я рулю, буквально ощущая движения волн своей пятой точкой. Действую только на инстинктах, как автопилот, положившись на свою интуицию и удачу. Как на русских горках, мы взлетаем вверх и падаем вниз с огромной высоты, волны перекатываются через лодку, чертовски холодно, мы мокрые, сидим в воде, а проклятый ветер не унимается, пронизывая нас своим ледяным дыханием буквально насквозь. Нет и минутки, чтобы одеться и утолить жажду, которая буквально раздирает горло, глаза слезятся от соли, морская вода просолила каждую клеточку моего организма. Это ад на земле, а точнее один из его филиалов. Я разбираюсь, потому что в аду я уже бывал. Дай-ка вспомнить… Тут не хватает только льда и айсбергов, что бы было точно так же, как и в штормовых северных морях, или летящих с верху авиабомб, как в страшном бою у берегов Аргентины, или в боях в Заполярье, на Беломорканале, в Японии, в Норвегии, да я с пару десятков таких случаев вспомнить могу! Получается я в аду и жил? Я специалист по аду, могу гидом там работать и экскурсии проводить! Я каждого чёрта в глаза знаю и с самим дьяволом знаком!
Когда-то давно, когда я впервые вышел в открытое море на вельботе, в составе спасательной партии китобойной флотилии, что бы отбуксировать аварийно севший на воду гидросамолёт связи в безопасное место и спасти его экипаж, мне казалось, что капитан отправил меня на верную смерть, чтобы избавится от шебутного китобоя. Тогда мы плыли среди айсбергов и высоких волн, и я думал, что бушует шторм, хотя на самом деле погода была вполне приличная для севера Тихого океана. Это потом я уже понял, что у страха глаза велики, и капитан был абсолютно прав, не желая мне ничего плохого, а тогда я его попросту ненавидел. Я был зелёным салагой, штурманом недоучкой, который не мог и не знал почти ничего. Мне было страшно, но рядом были опытные товарищи, а я тогда поражался их спокойствию и стальным нервам, да и вельбот был паровой. Котёл грел нас в холод и обеспечивал ход. Эх мне бы сейчас туда! Накинуть тёплую штормовку, прислониться к печке, и покачаться на той лёгкой зыби, вместо вот этого вот всего! Мечты…
Хочется бросить руль и застыть в апатии, мне уже буквально плевать, выживу я или нет. Только то, что от моих действий зависит жизнь двенадцати человек, удерживает меня от этого опрометчивого поступка. Гребцы сидят спиной к носу и лицом ко мне, я вижу каждого, а они меня. Все смотрят на меня, и от моего внешнего вида и уверенности в себе зависит жизнь экипажа. Командир не должен поддаваться эмоциям. Не зря говорят, что бегущий командир в военное время вызывает панику. Если уж командир впал в отчаяние, значить всё пропало! И потому я держусь, моё лицо как камень, и только изредка на нём появляется ехидная и злая улыбка, когда кто-то из гребцов поневоле косячит, сбиваясь с ритма. Провинившийся моряк тут же прячет свои глаза, и пока этого достаточно, чтобы он смог почувствовать свою вину, собраться с силами и исправится.
— Веселее! Черти в аду нас сегодня не дождутся! — ору я изо всех сил, чтобы подбодрить экипаж и себя, и добавляю откровенную лож — ветер стал слабеть! Гребанный ураган устаёт, а мы нет! Нужно продержатся ещё немного парни!
— Греби, в бога душу мать! — подхватывает Мэт — слышите⁈ Командир умирать сегодня не приказывал!
И парни гребут, гребут как роботы, равномерно ворочая вёслами, которые привязаны к их рукам, а мне их подвести никак нельзя. К тому же у них есть возможность немного передохнуть. Сейчас они работают по шестеро, меняясь каждые полчаса, а я на румпеле один, замены мне нет. Мои воспалённые глаза устремлены вперёд и вельбот несётся по волнам, как огромная доска для сёрфинга. Я люблю море и всё то, что с ним связано, но вот серфингистов теперь ненавижу. Эти гады добровольно ищут того, чего сейчас у нас в избытке! Огромных волн! Они сумасшедшие и опасные люди, теперь я это точно знаю! Как хорошо, что этот вид спорта ещё не придумали, а я запрещу его у себя в колонии на законодательном уровне, если выживу конечно! Специально на Гавайи отправлюсь и все доски у местных жителей поотбираю! А ещё на Гавайях тепло… Да нет, я точно выживу! Куда я денусь!
Глава 20
К вечеру второго дня после кораблекрушения шторм начал стихать. Обессиленная команда вельбота с трудом второчила вёслами, я же так и продолжал сидеть на румпеле, и находился в
