Покорители неба (СИ) - Джендели А.

— Что именно он говорил? Человек со старой кожей?

— Не помню точно, это было давно. Про то, что железо чуждо плоти… Три души, цифровой океан. Бред, в общем, — Доран склонил голову. — Вы его знаете?

Угрюмый Макс покачал головой.

— Лично не знаю, но слышал о подобных. Заблудшие личности, бродяги, не более. Следуют странным верованиям, еще и заражают ими других, как вирусом.

— Может, он просто психически болен, — отмахнулся Доран. — Такие вряд ли опасны для нормальных людей.

— Нормальных? — повторил Макс. — Каждый считает себя относительно нормальных. И ищет похожих себе.

Доран посторонился, давая проход женщине на стремительном гироскутере.

— А я наоборот думал, что людям свойственно считать себя уникальными. Как снежинки.

— Про уникальность снежинок, конечно, миф, — Макс заметно расслабился, словно вернулся в комфортную среду. — Как ни посмотри, набор форм и линий ограничен. Однако ты используешь метафоры, пацан, уже хорошо.

— Это скорее аналогия… Но человек со старой кожей тоже упоминал метафоры. И называл нас научно ориентированным обществом.

— Названия дают, чтобы отделить одно от другого, — Макс глянул на часы и внезапно повернул совсем в другую сторону, нырнув между двумя кирпичными зданиями.

Доран побежал за ним, оказавшись в узком проходе. Им обоим приходилось идти почти боком, поскольку их плечи не умещались. Над ними шелестели веревки, натянутые между домами. Лоскуты цветной ткани свисали с них, подобно сережками березы, и иногда шелестели, роняя на них холодные капли прошедшего недавно дождя.

— Кто бы что ни говорил, — пропыхтел Макс, боком пробиравшийся вперед. — Но деструктивное это дело — слушать безумцев. Как он оказался в Юхэ?

Доран недовольно проворчал:

— Человек со старой кожей? Понятия не имею. Зачем мы сюда полезли?

— Сокращаем путь. Выступление начинается через пару минут, хотелось бы успеть.

— Надеюсь оно того стоит, — у Дорана не было клаустрофобии, но ему хотелось выбраться отсюда поскорее.

Наконец впереди показался парк. Запахло влажной травой. По центру парка возвышался холм. Отсюда можно было увидеть робота, шарнирные руки которого безустанно трудились.

На верхушке холма на ножках располагалось некое устройство. Всем своим видом он выдавал свою принадлежность до Эпохи катаклизмов — из черного лакированного дерева, грузное и неправильной формы. Доран не помнил, как оно точно называлось.

За этой штуковиной сидел тонкий мужчина в черном. Его длинные волосы касались плеч, а лицо не выражало эмоций. Так бывало, когда ты внутренне настраиваешься на что-то.

К холму постепенно подтягивались люди, они негромко перешептывались. Кто-то готовился к приятному времяпровождению, а кто-то явно пришел работать и исследовать. С планшетами в руках, наушниками и бумагами.

Тонкий мужчина откашлялся, подался чуть вперед и приподнял пальцы. Из штуковины полилась удивительная мелодия.

— Игра на пианино. Помнишь, я тебе говорил?

— Это и есть выступление? — Доран по привычке ожидал, что начнется аффи, на дисплее будут показывать видео или хотя бы танец дронов. Но нет. Все слушали только музыку. И ничего более.

— Да, исполнение заранее отрепетированного номера. Люди развлекались так с незапамятных времен.

— Пока аффи не изобрели, — добавил Доран.

Макс говорил негромко и спокойно:

— Вам наверное сложно воспринимать музыку отдельно. Она тоже относится к метафорическому мышлению… в какой-то мере. Люди сами создавали ее, слушая природу. И умение понимать ее долгое время считалось привилегией элиты. Это называли “искусством”.

Сказал он это многозначительно, но Доран только пожал плечами. Изжитки прошлого. Ученый продолжал:

— Многое изменилось с приходом аффи, которое сразу воздействует на мозг, минуя сложные процессы восприятия. Практически все виды искусства — кино, литература, балет исчезли. Остались только игры. Да и то не все, только те, которые тренируют мышление. Рисование, музыка и скульптинг стали прикладными инструментами для аффи и видеоигр.

— Их делают нейросети, — заговорил Доран.

— Но мы, ученые, иногда помогаем.

Пальцы пианиста порхали над клавишами, надрывная музыка раздавалась над холмом. Она затихала, то снова начинала дрожать и усиливаться. Люди, слушавшие его, молчали, сосредоточенные на своих ощущениях. А вот Дорану было некомфортно. Переливы звуков бесцеремонно заползали ему в голову и заставляли чувствовать то, чего он не хочет. Совсем не похоже на аффи, которое усыпляет и баюкает медленно, для лучшей адаптации мозга.

Доран поежился, и Макс заметил это.

— Да, у многих такая реакция. Но ни с чем не сравниться, верно? Все дело в живом исполнении. Каждый звук создается человеком. Смотри.

Пианист качался в такт мелодии, совершенно погруженный в игру. Его руки увлеченно перебирали клавиши. Со стороны было похоже на видеоигры где надо попадать по светящимся кружочкам, Доран увлекался ими в детстве. Кстати, они улучшили его реакцию и координацию. Но для пианиста нигде ни было экрана, ни нужных кнопочек. Выступление длилось уже пару минут беспрерывно.

— Неужели он делает это все по памяти? — прошептал Доран.

— На слух. Он учил мелодию так долго, чтобы исполняет ее почти неосознанно.

— Так дело в мышечной памяти?

— Ты упрощаешь.

Музыка дрогнула, замедлилась, успокоилась. Пара нажатий, и отзвенели финальные аккорды.

Люди аплодировали, а пианист встал, чтобы поклониться слушателям.

— Зачем вы показали мне это?

— Я хотел, чтобы ты понял, насколько сложно наше восприятие. В Юхэ рассказывают все о мозге и его нейронных связях, но упускают саму суть сознания.

— “Душа”? — Доран не смог скрыть пренебрежения в тоне.

— Такие, как человек со старой кожей, считают, что можно перенести душу в Сеть. Ты, наверное, слышал о взломщиках Вселенной. Когда они умирают, с вир-шлемом на голове, в экстазе и агонии, люди говорят, что они ушли в Сеть.

— Но они же просто умирают. Шлем выжигает им мозг, — Доран не понимал, как можно отрицать настолько очевидные вещи.

— Да, так и есть. С твоей точки зрения. Это твое восприятие. Но у всех оно разное.

Доран вдохнул и выдохнул, успокаиваясь. Макс, ясно видевший его зарождающийся гнев, только усмехнулся.

— Не злись из-за того, что вещи не соответствуют твоему представлению. Мысли самостоятельно, цыпленок! Хватит думать как все.

— Но я всегда имею в виду то, что говорю!

— Твое восприятие старательно лепили в Юхэ. Но ты покинул ее. У тебя есть шанс увидеть мир своими глазами, а не через аффи, созданные вычислениями нейросетей. Вся жизнь впереди, чтобы пережить собственный опыт и составить мнение о мире.

Доран мерно дышал, успокаиваясь. Левый протез ноги заныл от боли. Хотелось присесть и передохнуть. Пианино так и не убрали с верхушки холма, но пианист ушел. Люди оставались в ожидании продолжения.

— Так, нам нужно идти, — заторопился Макс.

— Что такое?

— Тут будет инсталляция. Не будем мешать.

— А посмотреть нельзя?

Макс поджал губы в сомнении.

— Хорошо. Только краем глаза.

— Глаз круглый, у него нет края…

Макс сделал жест, словно закрывает свой рот на молнию. Доран понял и заткнулся.

Инсталляция началась.

Двое людей парили над холмом, держась за руки. Человек в синем тяжелом комбинезоне космонавта времени до Эпохи. И молодая женщина в традиционном одеянии предков — пышном белом платье и белой прозрачной накидке на голову. Все ее одеяние было максимально непрактичным и неудобным, считая юбку.

Позади них двигались декорации — пролетали серебряные модели галактик, перекатывались огромные красные лилии, переливалась радужная ткань, сверкали зеркала. Парочка парила и неотрывно смотрела друг на друга. Странный дрон в форме креста завис между ними, поворачиваясь то к женщине, то к космонавту.

Затем космонавт стянул визор шлема. Это был мужчина. Они потянулись друг к другу и поцеловалась. Робот торжественно произнес: