Благословенный Камень - Барбара Вуд

— Прямо как люди, — усмехнулся Абрам.

Он все больше осваивался среди народа Северного Оленя, хотя чувствовал свое превосходство над ними и знал, что они чувствуют то же самое по отношению к нему. Это было добродушное соперничество. Когда он попытался описать свой дом, Бодолф спросил:

— Ты весь год живешь в одном и том же доме?

— Да, уже много лет.

На его товарищей это произвело очень сильное впечатление. Они стали пощипывать носы и гримасничать.

— Мы подметаем в нем, — оправдывался Абрам. — Мы поддерживаем в доме чистоту.

— Почему вы живете в одном доме?

— Чтобы сторожить виноградник.

— Вам нужно сторожить виноградник?

— Ну я же сказал.

— А если ты не будешь сторожить его, тогда виноград не вырастет?

— Конечно же, вырастет.

— Так зачем тогда сторожить виноградник?

— Чтобы другие не рвали виноград.

— А почему другие не могут рвать виноград?

— Потому что он наш.

Бодолф переглянулся с остальными.

— Значит, если к вам приходят чужие, они не могут брать этот виноград?

— Именно так.

— Но почему? Ведь плоды растут на лозе.

— Но эти лозы вырастил мой авва, поэтому виноград принадлежит ему.

Эскиль нахмурился:

— Если бы твой авва умер, лозы тоже погибли бы?

— Нет, конечно.

— Так как же они могут принадлежать ему?

Напустив на себя важность, он рассказал им историю Талиты и Серофии. И возмутился, когда они стали хохотать. Но чем больше он пил медовуху и чем дальше рассказывал эту историю, тем смешнее она казалась ему самому, и скоро он сам уже хватался за живот, потешаясь над давними проделками этих невозможных женщин.

Под конец, несмотря на разницу во взглядах, Абрам и люди Северного Оленя сошлись в одном: в том, что хмельные напитки заслуживают всяческого одобрения.

Наконец они захотели послушать его собственную историю, которую он закончил так:

— Я не знаю, почему я убежал и не хотел возвращаться. Я мог остаться с торговками пером и зажить спокойной жизнью. Но что-то толкало меня на запад, и теперь мне кажется, что я дошел до края света.

— Может быть, ты ищешь свою цель, — сказал Бодолф, и остальные закивали с серьезным видом.

Так Абрам провел и вторую зиму среди народа Северного Оленя — охотился на тюленей и приносил их Фриде, ночью засыпал в ее объятиях, а днем они разговаривали, хотя день ничем не отличался от ночи. Она показала ему вспышки света в северном небе, танцующее видение, окрашенное в сказочные цвета. А он рассказал ей про пустыню и соленое безжизненное море. Им было уютно вместе — с Фридой Абрам на какое-то время забывал о своем позоре, из-за которого он оказался здесь, и о совершенном преступлении. Он зарывался лицом в ее кукурузные волосы и говорил, что она — любовь всей его жизни, она только смеялась в ответ и дразнила его, потому что слышала, как он во сне зовет Марит, и знала, что темноволосая женщина из сна — ее соперница.

Абрам приспособился к новому ритму дня и ночи. С весны до поздней осени они были белыми, а с осени до весны — черными. Три месяца солнце не опускалось за горизонт, а потом три месяца не всходило. Времена года отличались появлением и исчезновением на море толстого слоя льда. Абрам выучил богов Болдофа и суеверия его народа и уважал их верования. Он привык ко вкусу тюленьего мяса, и летом они вместе с Фридой поднимались на снежные вершины, откуда был виден весь мир. Народ Северного Оленя делал себе татуировки с помощью тонкой костяной иглы, прошивая кожу нитками, покрытыми сажей, и как-то весной Абрам отважился на эту пытку, попросив сделать ему рисунок на лбу. Место у Неиссякаемого Источника стало для него призрачной мечтой, Марит и все остальные казались ему чем-то нереальным. Наверное, ее и вовсе нет, этой теплой солнечной страны, которая так далеко от этих холодных заснеженных земель.

Когда одна из упряжных собак родила щенков, один из них приглянулся Абраму больше других, и он стал навещать загон, в котором их содержали. Должно быть, это чувство оказалось взаимным, потому что щенок стал скулить, когда Абрам уходил, а потом и вовсе выпрыгивал из загона и бежал за ним до самого дома. Абрам назвал щенка Собакой, и после этого она стала его неотлучной спутницей.

Шло пятое лето его жизни с народом Северного Оленя, когда его начали посещать сновидения. Ему снились Юбаль и Марит, жрица Рейна, его братья и даже Хададезер; теплые, манящие сны, окрашенные в зелень и золото иорданской весны. Во сне Абрам, как младенец, жаждал тепла, его руки тянулись к красным макам и розовым пионам, сладким финикам и сочным гранатам. Сны были настолько яркими, что, просыпаясь, он с изумлением понимал, что находится на холодном севере, и удивлялся, как его душа умудрилась за такое короткое время пролететь такое громадное расстояние.

Сны стали посещать его все чаще и становились все ярче, пока он не стал плакать и тосковать, как больная собака. Бодолф и Фрида обеспокоились. И послали за женщиной, гадающей на камнях.

Предсказательница была маленькой и старой, ее тело было похоже на сморщенный коричневый орех в скорлупе из меха котика и оленя. Но взгляд у нее был пронзительным, как сияние Северной Звезды, в нем мерцала сила, которая заставила Абрама поверить в то, что она подскажет ему ответ.

Все уселись в круг и смотрели, как предсказательница дунула в кожаный мешочек, из которого затем вытряхнула на мягкую тюленью кожу камни. И стала показывать крючковатым пальцем на каждый из них, приговаривая скрипучим голосом:

— Этот камень отвечает за твои чаяния и страхи. Этот камень означает то, что нельзя изменить, но чего нужно ожидать. Этот камень говорит о настоящем. — Она посмотрела на Абрама. — Ты хочешь остаться. Ты хочешь уйти. Ты должен сделать выбор.

— А камни могут подсказать мне, как я должен поступить?

Она медленно и осторожно вздохнула:

— Рядом с тобой дух какого-то животного. Я его не знаю. Маленький зверье высокими и вьющимися, как дым, рогами. Шкура у него цвета меда, черные полосы на спине и белое брюхо. — Она посмотрела на него. — Это дух твоего клана.

— Газель, — изумленно произнес он. Как же она сумела так хорошо его описать, если она никогда его прежде не видела? — Как она хочет, чтобы я поступил?

Она покачала головой:

— Дело не в том, чего хочет она. — Она на мгновение пронзила его взглядом своих горящих глаз, резко выделявшихся на ее старческом лице. — Есть еще один камень, — сказала она наконец. — Не из этих. А вот этот. — Она показала на висевший у него на груди мешочек. — Синий, как небо, и прозрачный, как море. Этот камень и даст тебе ответ.