«Машина» с евреями - Петр Подгородецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С течением времени меня выгнали и с «Серебряного дождя» (это отдельная история), и я остался на время без работы. Через несколько дней у меня раздался звонок. Звонил Толя Демидов — телепродюсер, старший брат Вани Демидова. Он предложил мне приехать для беседы. Стали делать всякие комплименты типа того, что не могут забыть мое участие в программе, где ведущий выглядел бледнее, чем я, хвалили всячески, а в конце предложили занять место ведущего. Я выразился в том смысле, что неудобно как-то при действующем ведущем внедряться в программу, на что получил ответ, что вопрос с увольнением Дубины уже решен. Вот так я стал телевизионным ведущим и стал вести еженедельную программу «История сбитого летчика». Собственно камеры я никогда не боялся, проблемы были лишь с тем, на какую камеру когда работать, вписаться в формат 26 минут, чтобы не терялась энергетика реального времени. Со стилем было все просто, по-домашнему, джинсы, футболка, комбинезон, толстовка, джинсовая куртка или рубашка. Помню, первые передачи я записывал по два — два с половиной часа. Конечно, это было мучение для всех. Мы готовились, составляли какие-то досье, репетировали. Где-то через полгода я втянулся и практически не тратил времени на подготовку. За два года у меня прошло более сотни эфиров и, соответственно, более сотни героев: артистов, политиков, спортсменов и просто интересных людей.
Случилось так, что для некоторых гостей эта программа была последней в жизни — для Николая Еременко, например, для моей мамы, к сожалению…
Любопытная ситуация произошла при съемках программы с певицей Алисой Мон. Там была рассказана такая трогательная история о том, как ее бил первый муж, запирал ее в доме, в общем, народ даже в студии рыдал. Передача получила гневный негативный пафос и поток женских откликов, сводившихся к фразе: «Все мужики — сволочи!» А само шоу кончилось обычно: порыдали все вместе и разошлись. На следующий день я решил сходить в «М-бар», развеяться. Около входа в компании сидит какой-то видный мужик. Подходит ко мне: «Петр, — говорит, — очень приятно познакомиться. Смотрел вчера вашу программу, узнал много нового о себе». Оказалось, что это бывший муж Алисы Мон, который и изложил мне, без претензий между прочим, все, что рассказывала гражданка, но с точностью до наоборот. Не то чтобы она била его, но стервой и потаскушкой была редкой. Ну я тему развивать дальше не стал и пошел пить виски.
Однажды ко мне на программу пригласили певца Юлиана. Пригласили, естественно, спонсоры, которые платят телевизионщикам за демонстрацию их подшефного по ТВ. Началось все с того, что он опаздывал. А на ТВ этого не любят: задействована и оплачена студия, камеры, группа и т. д. Потом он все-таки приехал, и редакторша тут же повела его гримироваться. Если кто не знает, это нужно для того, чтобы на потеющем от света юпитеров лице не было бликов. Редакторша пришла минут через пять с большими, ну очень большими глазами и сказала: «По-моему, он неадекватен». Я спросил, в чем это выражается, но связного ответа не получил. Еще минут через пятнадцать в комнату влетела гримерша и с порога стала кричать: «Все, я увольняюсь!» Мы дружно стали успокаивать ее, а она сообщила нам, что Юлиан находится под каким-то непонятным кайфом. Запаха вроде нет, но наркотическое опьянение, выражаясь языком сотрудников правоохранительных органов, очевидно. Первое, что сделал артист, — это попросил гримершу побрить ему спину, что само по себе необычно. Спина была тщательно побрита, но Юлиан не успокаивался и требовал брить остальное… тут уж я не выдержал и сказал, что как бывший наркоман сразу отличу, под кайфом он или нет. Зашел я в комнату. Артист меня не замечал и говорил по телефону. Я прислушался. Слова его сильно напоминали текст бессмертного произведения А. П. Чехова «Палата № 6». Бред сумасшедшего, одним словом. Я взглянул парню в глаза, и мне все стало ясно: зрачок в пол-лица, сама физиономия бессмысленная абсолютно, а что касается речи, то к тому времени она уже полностью потеряла осмысленность. Пришлось мне идти к редактору и отменять съемку. Уже позднее мои друзья-музыканты объяснили мне, что Юлиан сидит на какой-то мерзости, и это его обычное состояние. Даже в отношении Александры Пахмутовой, которая, собственно, его вывела в люди, он допускает такие высказывания и даже поступки, что краснеть за него приходится, казалось бы, самым толстокожим людям.
Зато вот Крис Кельми, который тоже был у меня на программе, пришел без наркотиков как настоящий благопристойный рокер. Пришел он, в отличие от Юлиана, даже пораньше и уже выпивши. А у нас еще была такая традиция — наливать людям граммов сто хорошего коньяка, чтобы они раскрепостились и чувствовали себя как дома. Крис тут же забрал бутылку и выпил все, что в ней оставалось, — граммов пятьсот примерно. Затем достал фляжку виски и стал прикладываться к ней. Во время съемок он даже оставил ее в кадре, так что было видно, как она быстро пустеет. Еще у нас была такая традиция: если приходил артист, мы ставили в студии клавишные и микрофоны, чтобы он вместе со мной мог что-нибудь спеть из своего репертуара. В ноты Крис ни разу не попал, более того, он не вспомнил до конца ни одной своей песни. Даже «Ночное рандеву» забыл. Но кому из нас, рокеров, это не знакомо? Сделали попурри из напетых им частей, подложили инструментальную фонограмму, и все прошло прекрасно.
Отдельная история — это выступления политиков. Каждый из них рассматривал мою программу как способ пропиариться и при этом не сказать о себе ничего негативного. На мой наводящий вопрос: «А вам разве не сказали, что программа у нас называется „История сбитого летчика" и что вы должны вспомнить о своих неудачах?» — политики отвечали: «Да Бог с вами, батенька, какие неудачи? Да я самый востребованный политик в стране. Ну, может, после президента…» Ни слова правды, одни мифы и легенды. В общем, вытянуть из них что-то интересное для зрителей было трудно. Такое впечатление, что человеку в мозги введена программа, которую он слепо выполняет.
Другая история с продажными программами. Мне, кстати, практически ничего не доставалось от гонораров, которые платились за эфиры, — так, раза два по сто долларов. Делилось все это наверху. А мне приходилось «раскручивать» какого-нибудь изобретателя системы быстрого чтения, который любую фразу заканчивал словами «мой курс быстрого чтения вам поможет». Неважно при этом было, о чем речь шла в начале фразы или в вопросе, обращенном к нему. Были люди, которые панически боялись камеры, прятали глаза, смотрели всю передачу куда-то в сторону. Но все это как-то укладывалось в рабочие отношения или, как сейчас принято говорить, «формат». Слово «формат», появившееся где-то в начале девяностых, я ненавижу всей душой. Наверное, потому что я сам человек неформатный. А мне это напоминает самую отвратительную совковую цензуру, только на месте Главлита сидит группа дебилов, которые считают, что коммерческая выгода их «проекта» (тоже не люблю этот термин) зависит исключительно от того, что они будут подбирать музыку и делать передачи в одном стиле. Ну и на ТВ то же самое…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});