История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

9 августа, согласно договору, сдан был замок Ангела папе, и так Иннокентий VII мог мирно именовать себя государем римским. Сенатором сделал он Пьера Франческо де Бранкалеоне де Кастель Дуранте. Покорность римлян наградил он возобновлением упадшего их университета. Вскоре за тем, 6 ноября 1406 г., он скончался. Человек без разума и без энергии, прославляемый современниками за миролюбие и бескорыстность, вполне беспечный относительно схизмы и духовного своего долга. Немногие папы умирали столь спокойной смертью.

Глава V

1. Григорий XII, папа, 1406 г. – Переговоры об унии. – Испорченность церкви. – Решение о конгрессе в Савоне. – Николай де Клеманж. – Препятствия к унии. – Колонны вторгаются в Рим. – Павел Орсини выгоняет их. – Он становится могуществен в городе. – Отъезд Григория XII в Сиену. – Владислав идет на Рим. – Тамошнее состояние дел. – Вступление Владислава в Рим, 1408 г. – Он покоряет провинции церкви и правит как государь в Риме

Смерть папы во время схизмы являлась наиблагоприятнейшим поводом к ее улажению, ибо весь вопрос заключался в том, чтобы воздержаться от новых выборов и тем засвидетельствовать о серьезном желании мира, по крайней мере в одном лагере.

14 римских кардиналов действительно находились в сомнении, давать или нет преемника Иннокентию VII. Но эгоизм и боязнь революции привели их 18 ноября на конклав, дабы не оставлять римскую церковь без видимого главы. При этом подписали они торжественную декларацию о готовности каждого из них в бытность его папой вести переговоры об унии и в видах достижения оной сложить с себя тиару; они объявили вообще, что избирают нового папу в тех лишь видах, дабы он являлся прокуратором унии. Равно должен был избранник обязаться не назначать никаких новых кардиналов.

Выбор пал 30 ноября на кардинала Св. Марко, венецианца Анджело Коррера, 6 декабря 1406 г. вступившего на Святой престол. Григорий XII немедленно утвердил этот декрет, объявил на первой же консистории о намерении добросовестно придерживаться своей присяги и выказал готовность к унии. «Я полечу навстречу унии, – так свидетельствовал он, – коли морем, то в рыбачьем челне даже, коли на суше, то даже со странническим посохом». Так говорил 80-летний старец, избранный по всем вероятиям кардиналами в тех лишь видах, что, по человеческим соображениям, честолюбие способно в виду могилы преображаться в самоотречение. Они заблуждались; одна минута дрожащей власти имеет в глазах пурпуроносных старцев столько еще драгоценностей, что усталое их самообожание обретает юношескую силу. Григорий XII отправил к противнику своему Леонарда Аретинуса с письмом, которым приглашал его к совместному отречению, и испанец Петр де Луна отвечал в том же духе. Гонцы летали взад и вперед для устройства свидания. Христианство требовало все с большей настойчивостью собора. С авиньонской эпохи с каждым годом впадала церковь в большее и большее развращение. Аннаты, десятины, резервации, индульгенции и дисиенсации истощили систематическим грабежом весь Запад. Духовные должности составляли повсюду предмет торговли; прелаты массами набирали приходы, не заглядывая в духовные свои резиденции. Властелином церкви был Симон Волхв, а апостолическая камера подобна Харибде. При схизме зло это разрослось до чудовищности. Во всех странах ратовали благородные люди против мерзостного этого состояния и требовали реформы. Нигде не нашли эти жалобы лучшего выражения, как в сочинении Николая де Клеманж, ректора Парижской академии и долголетнего секретаря при авиньонском дворе. Около 1393 г. написал он свой трактат «О разорении церкви или о поврежденном ее состоянии». В нем пересчитывал он все разъедавшие ее язвы и возводил их к их первоисточнику – мирской алчности пап и клира. Настаивая на реформе, изрек он знаменательные слова: «Сперва предстоит церкви быть униженной, затем воспрянуть». Само папство поколеблено было во всех коренных его устоях; оно поплатилось иерархическим своим могуществом, престижем всесветной своей юрисдикции, повелевающим народами положением. Оно расплавилось, как империя, и распалось даже на две половины, из которых каждая обязана была раздельным существованием своим лишь покровительству сильных монархов. Великое папство Гильдебранда и Иннокентия сделалось теперь по всему свету предметом критических изысканий. Короли, парламенты, синоды, университеты, народное мнение воздвиглись теперь в равное число трибуналов, подвергающих расследованию в лице враждующих пап сам сан папы, а в лице враждующих кардиналов – права самой священной коллегии. Декреталии, основные законы пап, подверглись уничтожению, и из критического этого процесса выдвинулось снова то мощное гибеллинское или монархическое право, которое присвоило высшей светской власти – императору – компетенцию судить собором и низлагать папу.

Под давлением воли Франции заключили оба папы, Бенедикт XIII и Григорий VII, марсельский договор, по которому обязались устроить в сентябре 1408 г. в Савоне, под Генуей, конгресс; но оба мистифицировали намерениями, которых вовсе не имели. Григорий, старый и слабый, доминируем был своими непотами, с которыми в детском обжорстве проводил дни и расточал вымогаемые им под покровом унии десятины. Помимо сего, ставил препоны и Владислав; все выгоды короля неаполитанского зиждились на продолжении схизмы; тогда как уния и, что было весьма возможно, французский папа могли лишить его не только протектората Рима, но и короны, ибо Людовик Анжуйский сохранял еще на нее свои притязания под покровительством могущественного своего родственника, короля французского. И вот когда стало походить на то, что состоится конгресс об унии, Владислав начертал план его расстроить путем завладения одним ударом Римом. Здесь народ признал суверенитет нового папы и получил в сенаторы от него Иоанна де Цимис из Чинголи. Он не был поэтому расположен в пользу короля, но многие бароны желали его.

По наущению Владислава оба Колонны с прочими аристократами и неаполитанскими войсками ворвались ночью 17 июня 1407 г. в город через пролом стены в воротах С.-Лоренцо. Григорий XII тотчас бежал в замок Ангела. Однако замысел заговорщиков не удался, ибо Павел Орсини, кондотьер папы, подоспел на следующее утро от Кастель-Вальха, вступил в Ватикан, соединился с Коррерами, непотами папы, и поспешил встретить врагов у Porto S. Lorenzo. Иоанн и Николай Колонны, Антонио Савелли, Иаков Орсини, Конрадин Антиохийский попали в руки победителя. Рим осветился в знак радости огнями. Колонны откупились от Орсини, но менее привилегированные бароны на Капитолии подверглись смертной казни. В числе казненных были Галеотт Норманни, «кавалер свободы», Ричард Сангвиньи и Конрадин Антиохийский, отрасль Гогенштауфенов и носитель имени, оказавшегося роковым и для него самого.

Теодорих Ним утверждал, будто Григорий VII посвящен был в план Владислава и преднамеренно бежал в замок Ангела, чтобы для вида явиться там осажденным и тем воздержаться от путешествия на конгресс унии. Буде Григорий действительно имел лицемерный этот замысел, то таковой был разрушен поведением римлян и самостоятельной волей Павла Орсини. Возникшая между папой и храбрым этим воином, его избавителем, разладица могла бы подтверждать справедливость мнения Теодориха, но объясняется другими причинами. Со времени своей победы Павел Орсини был могущественнейшим лицом в Риме. Григорий нанял его в качестве военного капитана церковной области и предоставил ему доходы с Романьи и прочих провинций. В награду отдал он ему викариатство Нарни, но деньгами не дал ничего. Он сам был вынужден заложить у флорентийских менял драгоценную папскую свою корону, постыдный акт, могущий вообще служить символом унижения тогдашнего папства. Павел Орсини страшил Григория своими требованиями, а еще более возрастающим своим влиянием. Богатый военачальник из знатнейшего гвельфского дома в городе был теперь вторым Рицимером в Риме. Это побудило Григория покинуть город. Папа уступил предводителю банды. Генеральным викарием своим назначил он уважаемого кардинала Петра Стефанески де С.-Анжело и отправился 9 августа 1407 г. со своими в Витербо, с тем чтобы проследовать оттуда далее (как он, по крайней мере, делал вид) на конгресс в Савону.

Отъезд Григория состоялся прямо наперекор воле римлян, боявшихся тирании могущественного Орсини или же предвидевших неминуемые смуты, в которые должно было их вовлечь честолюбие короля Владислава. Павел оставлен был, впрочем, с несколькими тысячами рейтаров в качестве верховного главнокомандующего церкви и защитника города, между тем как магистраты Капитолия повиновались кардиналу Петру; в руки последнего сложил сенатор Иоанн де Цимис свой должностной жезл, а три консерватора правили сенатом.

Из Витербо в сентябре переехал Григорий XII с восемью кардиналами в Сиену, где его встретили послы Франции и другого папы. Савона казалась ему теперь ненадежной, он требовал для конгресса другого места; бесполезно, ибо с обеих сторон происходили лицемерные переговоры, и алчные непоты Григория достигли своего умысла – затянуть раскол. Пользуясь теперь дальностью папы, поспешил властолюбивый Владислав извлечь из этого выгоды. Церковная область имела вид выморочного имущества; и не представлялось ли вообще для короля неаполитанского неотразимым искушением объявить вообще Dominiun Теrrporale упраздненным и вместо папы сделаться в ней властелином? Владислав задался, таким образом, идеей завоевать Рим. В нем повержено было все в ужас и в распадение. 1 января обложил кардинал-легат налогом в 30 000 гульденов клир города; последний собрался в монастыре делла Роза и порешил не производить никаких платежей, не звонить более в колокола, не служить более обеден. Магистраты ввергли тогда в тюрьму многих духовных, а прочие покорились силе. Массивные статуи святых и сосуды отданы были в плавку; так повелел папа. Открылся голод, устраивать стали процессии, показывали народу платье св. Вероники; но хлеба не было. Римляне стали волноваться. Возвышение податей ожесточило их, грабежи производились на всех улицах, партия из ста пилигримов убита была наемниками Павла Орсини, некоторые римляне желали теперь Владислава, надеясь иметь через него порядок и изобилие. Король с сильным войском двинулся в путь. При таких обстоятельствах кардинал-легат счел целесообразным возвратить снова народу прежнюю его власть. 11 апреля восстановил он снова правление бандерези, снял с них в Ватикане присягу верности и роздал знамена. Народный магистрат тотчас же при звуке труб совершил въезд на Капитолий, на ступенях которого почтительно был приветствуем всеми капитанами кварталов. Так восстановлено было в последний раз демократическое правление в Риме; при всем том оно было одной лишь бессильной руиной, ибо сам народ, расшатанный во всех своих элементах, убедился скоро в неспособности своей сохранять обладание свободой. Через несколько дней после того появился перед стенами Рима король с 12 000 рейтаров и многочисленной пехотой, причем галеры его стали в устье Тибра. 16 апреля стал он перед Остией. Крепостью командовал от имени церкви римский капитан Павел Баттиста ди Джовио; плохо снабженная продовольствием капитулировала она 18-го, 20-го расположился король станом поблизости Св. Павла. С ним находились выдающиеся капитаны: граф де Тройа, граф де Каррара, Джентиле де Монтерано, оба Колонны, Баттиста Савелли и Людовик Милиорати, который, будучи изгнан Григорием XII из мархии Анконы, завладел Асколи и Фермо и отдал их Владиславу, на службу к которому тогда же и вступил. Король приказал, как некогда Тотила, навести понтонный мост на Тибре. Павел Орсини засел в Риме с 1400 лошадей и пехоты; городская стена укреплена была рвами и засеками, над чем вскоре по отъезде папы должны были работать толпы поселян; удачная оборона была не невозможна, ибо зачастую победоносно преодолеваемы были римлянами и несравненно большие атаки. Но падение Остии затормозило подвоз; скудость, раздоры и измена подтачивали всякую энергию, и быстрое завоевание Рима Владиславом явилось ясным как день доказательством, что римская республика отжила свой век. В начале XV века не действовал более в Риме ни один из тех трех принципов, взаимной борьбой которых держалась столь долго великая партийная жизнь. Все распалось, аристократия и гражданство; муниципальный дух, цезаризм и папизм. Из-за раскола опустился сам Рим на низкую степень провинциального города и мог вследствие этого сделаться добычей первого всякого завоевателя, не вызвав даже своим падением заметного изменения в свете. Одно уже это отсутствие самоуважения вполне объясняет полную его несостоятельность к обороне. Сверх того она была вверена ненадежным рукам военачальника банды, готового продаться дающему наивысшую цену. Павел Орсини завел переговоры с Владиславом, предложившим ему за сдачу Рима золото и почести. Узнав про это, римляне его заклеймили названием изменника отечества, но сами поспешили удалить от себя гибель. Послы от народа явились в лагерь короля, и 21 апреля заключен был следующий договор: все крепости и Капитолий имеют быть сданы Владиславу, народное правительство слагает власть в его руки. Бандерези немедленно отреклись, назначенный королем сенатор Ианнотус Торти занял Капитолий, а неаполитанское войско с музыкой вступило в город.