Не прячьте ваши денежки - Варвара Клюева

Итак, это возражение мы сняли. Что у нас на Романа в графе «Нейтральное»? Коммерческий вуз, нетрудовые доходы, связь с бизнес-леди моей версии не противоречат. Танцы со стриптизершами в ночном клубе — лишнее очко в мою пользу. Помнится, Тамара объясняла нервозность Цыганкова страхом перед публичным выступлением. Но если человек не стесняется скакать перед публикой в компании с голыми девицами, с чего бы ему нервничать по поводу участия во вполне пристойном спектакле, представленном на суд аудитории в три человека?

Нет, все-таки я права, а Марк ошибается. На этот раз чутье его подвело. Не может быть, чтобы версия, увязывающая все факты, оказалась неверной.

Я собрала бумажки и вышла в коридор, где стоял телефонный аппарат. Нужно позвонить Полевичеку. Пусть он и его коллеги с Петровки активизируют поиски цыганковского сообщника.

Я потянулась к трубке, но заколебалась. Может, подождать со звонком до возвращения Леши и Марка? Пока я раздумывала, из кухни вышел Генрих.

— Ты не Полевичеку собираешься звонить? Я как раз хотел предложить, чтобы ты попросила его проверить счет Вероники — не снимал ли кто-нибудь деньги после субботы?

— Вряд ли. — Я покачала головой. — У нее же нет при себе сберкнижки.

— Откуда ты знаешь?

У меня пересохло в горле.

— Ты хочешь сказать, что Роман позаботился об этом? Что он сунул ей не только паспорт, но и сберкнижку? Боже! Тогда, возможно, ее уже убили! — Я прислонилась к стене. — Заставили получить деньги и убили… Триста тысяч баксов — достаточно крупный куш, чтобы махнуть рукой на мифические миллионы в заморском сейфе.

— Погоди, Варька, не нагнетай жути. Во-первых, сберкнижка, скорее всего, преспокойно лежит в Вероникиной квартире. Во-вторых, даже если и не лежит, это еще не означает, что по ней получили деньги. И в-третьих, почему преступник должен отказываться от швейцарских миллионов, получив жалкие триста тысяч, если он может заграбастать и то, и другое? Пока милиция не вышла на его след, он чувствует себя относительно спокойно. А новое убийство — это новый риск, сейчас оно может перечеркнуть все его планы.

Не могу сказать, чтобы доводы Генриха очень меня обнадежили. Я не сомневалась, что Макиавелли собирается рано или поздно избавиться от Вероники. Но, возможно, ее сберкнижка действительно осталась в квартире, и тогда у нас еще есть шанс. Не имея доступа к здешним сотням тысяч, Макиавелли непременно попытается добраться до швейцарских миллионов. Не для того же он затеял свою опасную игру, чтобы остаться на бобах! А добраться до миллионов без ключа и без Вероники невозможно.

Немного воспрянув духом, я снова потянулась к аппарату. Выслушав мой вопрос, Полевичек попросил подождать у телефона и побежал куда-то выяснять: а была ли книжка?

— Нет, — сообщил он минут десять спустя. — Сберкнижку мы не находили.

На меня снова напал мандраж. Не знаю, много ли понял Полевичек из моих сбивчивых объяснений, но к проблеме отнесся серьезно.

— Вы не знаете, в каком банке у нее счет?

«Вот черт! А я-то у Вероники даже не спросила!»

— Понятия не имею! А вы не можете проверить все?

— Это сложно. Да не волнуйтесь так, Варвара Андреевна. Возможно, книжку пропустили при осмотре — ведь ее не искали специально. Я сейчас отправлю на квартиру Шеповаловой нашу бригаду, и они поищут еще раз.

— А можно, я тоже туда подъеду? С друзьями. Бездеятельное ожидание невыносимо.

— Гм! Помнится, не далее как два часа назад вы наотрез отказались встречаться с моими коллегами.

— То было два часа назад.

— Что ж, приезжайте, — разрешил Полевичек. — Попроситесь в понятые.

Минут десять мы с Генрихом безуспешно пытались растолкать Прошку.

— Ладно, пусть его! — сдалась я наконец. — Вернутся Леша с Марком, уж они ему выдадут за то, что отпустил нас одних!

Угроза подействовала мгновенно. Прошка скатился с дивана как ошпаренный.

Когда мы поднялись в квартиру Вероники, трое коротко стриженных молодцев уже шуровали там вовсю, прекрасно обходясь без понятых. Наше появление их нисколько не обрадовало. Один хмуро оглядел нас с ног до головы, попросил вывернуть карманы и усадил в холле на диване, строго предупредив, чтобы там и оставались. Верный себе Прошка попытался развлечь троицу веселым трепом, но несколько неодобрительных взглядов охладили его энтузиазм. Нам оставалось лишь сидеть и наблюдать, как суровая троица с ловкостью фокусников перебирает предмет за предметом, тут же возвращая их на места. Один из них перетряс все книги в гостиной и скрылся в темной комнате, которая служила Веронике гардеробной.

«Жаль, этот не треснется, — лениво подумала я и потерла лоб, вспомнив набитую в субботу шишку. — Может, маленькая житейская неприятность добавила бы полицейскому роботу человечности. Кстати, куда они ее, такую здоровущую, подевали? Не иначе, предыдущая бригада прихватила с собой в качестве стройматериала. Оперативно работает наша милиция, ничего не скажешь!»

Тем временем второй «фокусник» закончил осмотр гостевой комнаты и перешел на кухню, а третий занялся холлом. Через несколько минут он предложил нам встать, пошарил в складках кожаного дивана, одним мощным рывком отодвинул пухлого гиганта от стены, проверил, не отстает ли плинтус, пошарил рукой по обоям и громко объявил:

— Я закончил!

— Я тоже, — откликнулся его товарищ и вышел из темной комнаты. — Пойду, посмотрю, что там у Серого.

«Подходящее имечко для бойца незримого фронта!» — одобрила я мысленно. Богатое воображение тут же нарисовало мне картину, которую я когда-нибудь, возможно, запечатлею на полотне: хмурое туманное утро, а может, вечер, и над серым городом строгими рядами и шеренгами парят безликие серые ангелы, и у каждого над головой серый нимб с козырьком от форменной фуражки.

Кухонный Серый ничего не нашел.

— Не расстраивайся, — прошептал мне на ухо Генрих. — Это еще ничего не значит. Может быть, Вероника хранит книжку на работе.

Я прикусила губу и кивнула. Раскисать нельзя — душевными терзаниями Веронике не поможешь.

Серая троица вышла в холл, еще раз смерила нас с ног до головы недружелюбным взглядом, но, поскольку скудость нашей одежды не оставляла сомнений, что мы не прячем под нею базуку или хотя бы пистолет, нас отпустили с миром.

— Это не по правилам! — возмущался Прошка, когда мы возвращались домой. — Они должны были составить протокол и дать нам подписать!

— Скажи спасибо, что тебе не дали пинка, — философски заметил Генрих и рассказал эпизод, на этот раз о приятеле, которого однажды пригласили присутствовать при досмотре мертвецки пьяного гражданина. Когда приятель, невзирая на выразительные подмигивания служителей закона, отказался подписывать протокол, где утверждалось, что, когда гражданина привели в участок, он был гол как сокол, у строптивого понятого мигом обнаружили в кармане ручку-пистолет. Как она туда попала, неизвестно, но в итоге приятель Генриха заплатил за свою принципиальность около тысячи долларов. Таким оказался суммарный гонорар адвоката, который год спустя добился прекращения дела «за недоказанностью».

Леша и Марк уже ждали нас дома. К счастью, недолго, потому что задержались, врезая мне новый замок. Они подтвердили, что из квартиры ничего не пропало, даже старинная золотая брошь с сапфиром, которую покойная бабушка подарила мне на шестнадцатилетие.

— Но половину посуды тебе придется заменить, — предупредил Марк. Взломщик не утруждал себя, доставая из буфета по тарелочке, просто вынул полки вместе со всем содержимым, и посуда, естественно, попадала на пол.

— Ты должна позвонить маме, — сказал Леша. — Она оставила на автоответчике аж три сообщения и в последний раз говорила очень сердито.

Я с сомнением посмотрела на часы, прикидывая, сколько времени сейчас в Торонто.

— Давай-давай звони, не раздумывай! — насел Прошка, немного знавший мою маму и потому представлявший, чем может обернуться ее сердитость.

Я послушно побрела к телефонному аппарату.

Первую половину нашего разговора я опущу. Скажу только, что при первых раскатах маминого голоса мысль о счете, который телефонисты предъявят Марку за этот международный разговор, мгновенно вылетела у меня из головы. Вторая половина была более содержательной.

— Папа сказал мне, что ты разыскиваешь Вероникину тетю, — сообщила мама, слегка отдышавшись. — Он, как всегда, все перепутал. Валерия Пищик — вдова его коллеги с другой кафедры, и папа относил ей деньги, собранные сотрудниками института на похороны мужа. А сестру Ларисы зовут Валентиной. Валентина Максимовна Пустельга. Тоже птичья фамилия. Адреса у меня нет, но есть телефон. Хотя его, наверное, уже сто раз поменяли… Но на всякий случай запиши. Если что, на телефонной станции подскажут новый номер.

— Какая у тебя прекрасная память, мамочка! — льстиво сказала я.