Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии - Виктор Поротников

— Со мной еще одна девушка была, по имени Милослава, — слабым голосом произнесла Пребрана. — Где она?

— Не ведаю, доченька, — ответила Васса, заботливо поправляя одеяло, под которым лежала Пребрана. — Кто такая эта Милослава? Где ты с ней познакомилась?

Пребрана поведала матери о том, как она столкнулась с Милославой на улице, приняв ее за юношу. А узнав, что перед нею девушка, переодетая в мужской наряд и взявшая в руки оружие, она так вдохновилась смелостью Милославы, что сама отважилась пойти на битву с татарами.

— Чем закончилась сеча на валу у Исадских ворот? — обеспокоенно спросила Пребрана.

— Отогнали наши ратники мунгалов, — сказала в ответ Васса и перекрестилась. — Все обошлось, слава Богу! Одно плохо — много наших воинов полегло.

— Где тятенька? — вновь спросила Пребрана слабым голосом.

— При деле батюшка твой, — усмехнулась Васса. — Стоит в дозоре на западной крепостной стене. До полуночи ему там стоять придется.

Пребрана устало закрыла глаза, ощутив слабое головокружение, ее мысли опять обратились к Милославе. Что с ней? Жива ли она?..

Два светильника на высоких подставках из витых бронзовых прутьев освещали просторный покой с тремя резными дубовыми колоннами, поддерживающими длинную потолочную балку. В покрытой блестящими изразцовыми плитками печи гудело жаркое пламя.

В четыре небольших окна сквозь зеленоватое богемское стекло пробивались последние отблески заката.

Старая княгиня Агриппина Ростиславна восседала в кресле с подлокотниками. На ней были длинные траурные одежды, голова ее была покрыта темным платком, сколотым под подбородком серебряной брошью.

Перед княгиней стоял гридень Терех Левша, комкая в руках шапку с лисьей опушкой. Гридень только что вернулся с вылазки, предпринятой рязанцами с целью уничтожить метательные машины татар.

— До камнеметов-то отряд наш добрался, матушка-княгиня, — усталым голосом молвил Терех, — но запалить огнем эти чертовы орудия мы не успели. Мунгалов из стана набежало просто тьма! Пришлось отбиваться от нехристей и отходить обратно к городскому валу. Много у нас погибло в этой неравной сече бояр, гридней и разного прочего люда… — Терех тяжело вздохнул. — Гридничий Супрун Савелич пал в сече. Боярин Громыхай Иванович и сын его Ратибор головы сложили. Погиб тысяцкий Яволод. Юрия Игоревича дружинники чуть живого из сечи вынесли, восемь стрел в него вонзилось. Лекари говорят, что князь и до утра не доживет с такими ранами, — чуть слышно добавил Терех, глядя в пол.

Бледное лицо старой княгини слегка дрогнуло, в уголках ее губ залегли скорбные морщинки.

— Кто же теперь войско возглавит? — тихо и печально спросила Агриппина Ростиславна. — На кого нам всем уповать?

— Купцы и бояре поставили тысяцким боярина Твердислава, — сказал Терех. — Твердислав тоже на вылазку ходил и выказал немало храбрости. Он же и выводил уцелевших ратников обратно к рязанским валам. Во главе старшей дружины мужи градские поставили Оверьяна Веринеича.

— Ладно, Терех, — после долгой тягостной паузы промолвила Агриппина Ростиславна. — Ступай.

Гридень поклонился и скрылся за низкой дверью.

Княгиня долго сидела в неподвижности, устремив взор на покачивающееся дверное кольцо.

Страшная действительность давила на Агриппину Ростиславну, лишая ее сна и покоя. Ей казалось, что самое страшное она уже пережила, потеряв троих внуков, но, похоже, злой рок уготовил Агриппине Ростиславне еще более тяжелое испытание — стать очевидицей разорения Рязани татарами. Собственная судьба мало заботила эту стойкую женщину. Ее ужасала возможность гибели многих тысяч рязанцев, в том числе женщин и детей. Это казалось ей высшей несправедливостью. Все ее существо добродетельной христианки противилось такому печальному исходу. В то же время Агриппина Ростиславна с тяжкой горечью сознавала свое полное бессилие перед суровой неизбежностью.

«Где же ты, сын мой? Где же ты, Ингварь Игоревич? — мысленно терзалась Агриппина Ростиславна. — Почто не спешишь на выручку своего стольного града? Где ты, храброе сердце, Роман Ингваревич? Иль не ведает твоя светлая головушка о наших бедствиях?.. Господь-Вседержитель, отврати же от Рязани злые полчища татарские! Иль даруй рязанцам удачу в битве! Пособи же, Отец Небесный, христианскому воинству!»

Гибель многих храбрых мужей во время неудачной вылазки ослабила и без того небольшое рязанское войско. Храбрейшие пали в неравной сече, и теперь на ночном военном совете вовсю звучали голоса слабовольных и малодушных. Хор этих голосов возглавляли мытник Сдила Нилыч и княжеский огнищанин Лихослав.

— Чего мы добились своей вылазкой? — нападал ретивый мытник на боярина Твердислава и сотника Лукояна. — Сколь доблестных воев положили! Где теперь Яволод? Где гридничий Супрун? Где Громыхай Иванович?.. Молчите. А я молчать не стану! Ежели прежде во время приступов татарских ратники наши могли сменять друг друга в сече, то теперь сие невозможно. В сотнях осталось по тридцать-сорок человек, и те еле на ногах держатся от усталости и ран.

— Какую еще задумку нам предложишь, удалец? — вторил мытнику Лихослав, обращаясь к сотнику Лукояну с язвинкой в голосе. — В какую новую напасть вовлечешь нас горемычных? Может, прямо на Батыев стан двинем в ночь-полночь, а?

— О вылазках теперь надо забыть, — промолвил купец Данила Олексич, соглашаясь с мытником и огнищанином. — Опытных воинов совсем мало осталось. Со стариками да юнцами нам против мунгалов не выстоять!

— Брешь в восточной стене удалось заложить бревнами и камнями, — сказал боярин Любомир Захарич, в тереме которого проходил совет. — Тын позади вала возведен, как запасной рубеж. Что еще можно сделать? Давайте думать, воеводы, а не собачиться друг с другом. Мертвых все едино не воскресить, оборону же и дальше держать нужно.

Сказанное Любомиром Захаричем немного сгладило царящее на совете гнетущее напряжение. Собравшиеся стали обсуждать, стоит ли оборонять Успенский и Плотницкий околотки, если татары все же прорвутся через вал и защитный частокол.

— Я полагаю, разумнее будет воинству нашему отступить к женскому монастырю и к Соколиной горе, ибо возвышенные места защищать легче, — промолвил Оверьян Веринеич.

— Ишь, что удумал! — рассердился Сдила Нилыч. — Твой дом на холме стоит и, значит, годится для обороны, а мой дом стоит в низине и посему обречен на разорение. Я с этим не согласен!

— Пойми, Сдила, коль ворвутся мунгалы в Рязань, то они рассыплются повсюду, как саранча! — пытался убеждать мытника Оверьян Веринеич. — Не одолеть нам множество нехристей на обширном пространстве с нашими малыми силами.

— Стало быть, надо кумекать, что необходимо еще сделать, дабы не допустить мунгалов в Рязань, — проговорил Данила Олексич. — А то что же получается? Я кладовые новые ныне построил, ворота дубовые поставил, ограду новую сделал — и все это за здорово живешь отдать на разор нехристям собачьим!

— Упреки твои нам понятны, друже Данила, — произнес боярин Твердислав с некоей укоризной в голосе, — но и ты уразумей, что нам ныне не до жиру, быть бы живу.

Сразу после военного совета Сдила Нилыч, придя домой, разбудил супругу свою Пестемею.

— Одевайся, голуба моя, — прошептал жене Сдила Нилыч, чтобы не разбудить спящих сыновей. — Пришла пора золотишко наше спрятать понадежнее. Нам с тобой затемно надо управиться.

— Неужто все так худо? — пролепетала заспанная Пестемея, машинально заплетая спутанные волосы в косу. — Неужто подмога к нам не подоспеет?

— Какая подмога, откуда?! — Сдила Нилыч безнадежно махнул рукой, опустившись на постель рядом с женой. — Наши ратники, ходившие на вылазку, освободили из татарского плена двоих боярских челядинцев, коих, как оказалось, татары пленили при захвате Переяславца. Разумеешь?

Сдила Нилыч заглянул в очи супруге при мигающем свете масляного светильника.

— Ну, и что из того? — непонимающе прошептала Пестемея.

— А то, что татары уже все города вокруг Рязани разорили, даже до Ожска и Переяславца добрались! — пояснил жене Сдила Нилыч. — Юрий Игоревич отправил в Переяславец боярина Бронислава Дерновича с наказом рать собирать со всей тамошней округи, но Бронислав сгинул незнамо где, воинство так и не собрав. Остались еще братья Роман и Глеб Ингваревичи, ушедшие к Коломне и Ростиславлю полки собирать, но, я полагаю, татары и до них уже добрались. У Батыги ведь войска видимо-невидимо!

— О Господи! — простонала Пестемея. — Что же делать-то?

— Золотишко для начала нужно укрыть, а уж потом и о себе самих промыслить, — ответил Сдила Нилыч, вставая с постели и жестом веля жене одеваться потеплее. — Шевелись, милая!