Тринадцатая сказка - Диана Сеттерфилд

А вскоре ему пришлось взять на себя приготовление пищи. В последнее время периоды затмения все чаще настигали Миссиз непосредственно у кухонной плиты, в результате чего картошка сначала разваривалась до кашеобразного состояния, а потом превращалась в горстку углей на дне кастрюли. В доме постоянно пахло горелым. И вот в один прекрасный день мы увидели у плиты Джона. Его руки, которыми он прежде только выкапывал клубни из земли, теперь эти клубни мыли и чистили, а потом гремели крышками стоявших на огне кастрюль и сковородок. Отныне мы ели нормально приготовленные мясо и рыбу с гарниром из вареной или жареной картошки и пили горячий, крепко заваренный чай. Между тем Миссиз покойно сидела в своем любимом кресле в углу кухни и, судя по всему, уже не помнила, что когда-то стряпня и уборка входили в ее обязанности. А по вечерам, после мытья посуды, они с Джоном вели долгие беседы за кухонным столом. Темы были всегда одни и те же. Джон тревожился о будущем: как им прожить в отсутствие хозяина дома?

— Не волнуйся, когда будет нужно, он спустится сверху и все уладит, — говорила Миссиз.

— «Спустится сверху»? — Джон только вздыхал и качал головой, ибо слышал это далеко не в первый раз. — Ты опять все забыла, Миссиз. Его нет наверху. Он исчез.

— Исчез, ха-ха! — Миссиз воспринимала его слова как шутку.

Когда она впервые узнала об исчезновении Чарли, этот печальный факт прошел через ее сознание, но не сумел в нем прочно закрепиться. Существовавшая в ее мозгу сложная система ходов, коридоров и лестничных маршей, посредством которых связывались или разъединялись отдельные мысли, обветшала и пришла в полную негодность. Ухватив мысль с одного конца, она пыталась проследить ее движение, однако мысль выбирала непростые маршруты — она лезла через дыры в стенах, спотыкалась о неожиданные препятствия и озадаченно замирала перед глубокими провалами в полу: «Что же здесь было раньше? А разве это не?..» Думая о затворнике Чарли, тоскующем по навсегда утерянной сестре, она незаметно для себя проваливалась во времени, переносясь мыслями к его отцу, когда тот после смерти жены заперся в библиотеке.

— Я знаю, как его оттуда выманить, — сказала она, хитро подмигнув Джону. — Надо принести ему малютку. Это проверенный способ. Я сейчас же пойду в детскую и возьму ее из колыбели.

Джон не стал напоминать ей о смерти Изабеллы, зная, что это лишь вызовет очередной всплеск горестного изумления и массу последующих вопросов. «Психушка?! — воскликнет потрясенная Миссиз. — Но почему мне никто не сказал, что мисс Изабеллу забрали в психушку? А каково будет ее несчастному отцу?! Он же любит ее до безумия. Эта новость его убьет!» Далее последуют многочасовые блуждания в запутанных лабиринтах времени, оплакивание давних утрат так, будто они случились только вчера, при полном забвении сегодняшних проблем. Джон проходил через все это неоднократно и предпочел на сей раз обойтись без душераздирающих сцен.

Миссиз выбралась из кресла и, с трудом переставляя ноги, отправилась в бывшую детскую комнату к малютке, которая за годы, начисто выпавшие из ее памяти, успела вырасти, выйти замуж, родить близняшек и умереть. Джон ее не остановил, зная, что она все равно забудет, куда и зачем шла, еще не достигнув лестницы. Когда она повернулась к нему спиной, он опустил голову на руки и тяжело вздохнул.

Что делать? Его беспрестанно мучили мысли о Чарли, о Миссиз и обо всей этой ситуации. К концу недели, когда комнаты Чарли были очищены от скверны, его ежевечерние раздумья вслух оформились в некое подобие плана. Никаких известий от Чарли не поступало. Никто не видел, как он покинул дом, и никто за пределами усадьбы не знал о его исчезновении. Учитывая его замкнутый образ жизни, представлялось маловероятным, что кто-то посторонний заметит его отсутствие. Раз за разом Джон задавал себе вопрос: обязан ли он сообщить кому-нибудь — скажем, доктору или адвокату — о случившемся? И каждый раз ответом было «нет». Чарли имел полное право покинуть свой дом, когда ему заблагорассудится, и не обязан был уведомлять слуг о том, куда направляется. Джону очень не хотелось привлекать к этому делу доктора, чье предыдущее вмешательство в их жизнь обернулось одними неприятностями, а что касалось адвоката…

Дальше его рассуждения продвигались медленно и со скрипом. Если Чарли так и не объявится, кто еще, как не адвокат семьи, должен будет контролировать все операции с его банковским счетом? Джон где-то слышал, что в случае неоправданно затянувшегося отсутствия человека об этом следует известить адвоката или представителей власти, однако… Его нежелание связываться с чужаками можно было понять. Много лет они здесь жили в отрыве от окружающего мира. За все это время одна лишь Эстер явилась к ним со стороны — и к чему это привело? Кроме того, Джон инстинктивно не доверял юристам. Он ничего не имел против мистера Ломакса лично — при посещениях Анджелфилда тот показал себя воспитанным и благоразумным джентльменом, — однако ему было нелегко смириться с мыслью, что их проблемы будет решать какой-то профессиональный крючкотвор, сующий нос в чужие дела исключительно ради того, чтобы на этом заработать. И потом, когда исчезновение Чарли станет таким же общеизвестным фактом, каким ранее было его затворничество, где гарантия, что адвокат согласится подписывать за него счета, чтобы Джону и Миссиз было чем расплачиваться в деревенской лавке? Даже скудных знаний Джона о юристах и юриспруденции было достаточно, чтобы понять, насколько это все непросто. Он представил себе, как мистер Ломаке в порядке ревизии тщательно осматривает дом, открывает все двери, роется в шкафах и заглядывает в каждый темный закоулок, нарушая покой призрачных обитателей Анджелфилда. Однажды начавшись, это уже никогда не закончится.

В этой связи Джона беспокоило еще одно обстоятельство. Посетив усадьбу, адвокат наверняка заметит неадекватное состояние Миссиз и вызовет доктора, после чего она может пойти по стопам Изабеллы — проще говоря, ее упрячут в богадельню.

Так стоило ли обращаться к адвокату? Нет. Они только что с трудом перенесли одно вторжение извне, и не стоило сейчас напрашиваться на другое. Пусть все идет своим чередом, а там будет видно.

Причин торопить события не было. Со времени последнего денежного поступления прошло всего несколько недель, так что на жизнь им пока хватало. Кроме того, Эстер сбежала, не успев получить причитающуюся ей плату, с учетом которой (если, конечно, Эстер ее не востребует) они располагали вполне приличной суммой. Крупных затрат на провизию не предвиделось: овощей и фруктов из сада хватило бы на целую армию, а в лесу пока еще не перевелись фазаны и куропатки. А если они окажутся в бедственном положении (Джон употребил именно этот термин, вряд ли вдумываясь в его смысл, ибо разве не таковым было их нынешнее положение, — о каких еще новых бедствиях тут можно говорить?), он имел на примете одного человека, который всегда был готов заплатить пару шиллингов за бутылку старого вина, немалый запас какового хранился в погребе.

— Сколько-то продержимся, — заверил он Миссиз, дымя сигаретой на кухне. — Если будем экономить, денег хватит месяца на четыре. А как выкручиваться дальше, ума не приложу. Ну да ладно, там поглядим.

Он обращался к ней исключительно для самоуспокоения, ибо давно уже не рассчитывал услышать в ответ что-нибудь вразумительное. Однако привычка беседовать с Миссиз укоренилась в нем так глубоко, что отказаться от нее в одночасье он не мог, и потому каждый вечер сидел напротив старухи за кухонным столом, делясь своими мыслями, тревогами и видами на будущее. А когда она ему отвечала — как правило, невпопад, а то и вовсе бессмысленным набором слов, — Джон честно ломал голову, пытаясь уловить связь между своим вопросом и ее ответом. Но лабиринт ее мыслей был слишком запутан, а тонкая логическая нить, ведущая от одного слова к другому, то и дело обрывалась, исчезая во мраке беспамятства.

Он копался в огороде, выращивая овощи; он готовил еду; он кормил Миссиз, мелко нарезая мясо и вилкой поднося кусочки к ее рту. Он убирал из-под ее носа остывший чай и вместо него ставил чашку со свежезаваренным. Он не был плотником по профессии, но занимался и плотницкой работой, прибивая новые доски поверх сгнивших половиц. Он старался вовремя сливать дождевую воду из кастрюль и тазиков на верхних этажах; он залезал на чердак и, скребя затылок, оглядывал дыры в крыше. «Надо будет это поправить», — говорил он себе под нос, но дожди тогда шли нечасто, а до снегопадов было еще далеко, и эта работа могла подождать. У Джона и без того дел было невпроворот. Он стирал простыни и одежду, которые по высыхании становились жесткими и липкими от мыла, потому что он забывал их прополаскивать. Он свежевал кроликов и ощипывал фазанов на жаркое. Он мыл посуду и чистил кухонную раковину. Он знал, что нужно делать по дому, поскольку сотни раз видел, как все это проделывала Миссиз.