Здравствуй, 1984-й (СИ) - Иванов Дмитрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это будет потом, и не факт что я тебя не порву первым, а кент твой без «шнифта» останется сейчас. У тебя какой глазик лишний? — ласково спрашиваю я, переходя местами на феню.
Откуда это во мне? Ладно, ещё феня блатная, сидевших в нашей деревне хватало, вот батя Кондрата, хотя бы. А финкой меня, оказывается, отец учил владеть, он в разведке служил, и до попадания меня, красивого, в тело Толика, тот каждый день тренировался. Но больше испугала меня моя злоба. Так ведь реально сесть можно, самозащита и в будущем не прокатывала, а сейчас и подавно. Всё это прокачалось в башке за секунду, и тут же раздался стук в дверь.
— Откройте милиция, — дёргается дверь с другой стороны.
Как же вовремя! Слышу голос ещё и проводницы.
— У меня ключ, у меня ключ.
— Скажешь лишнее что, найдём накажэм, — с акцентом говорит первый девушке, и потом кивает и мне. — К тэбе это тоже относится.
Я ухмыляюсь, прячу финку и отпускаю окровавленного мужика. Тот потирает глаза, растирая кровь из носа по всей роже. Эту картину и видит мент, дядька лет под полтинник, ещё не грузный, однако с намечающимся брюшком.
— Стоять, руки все вверх! Откуда кровь? — нервно орёт он.
— Сам упал, — вытирает рукавом юшку мой сосед.
— Документы к осмотру, командует мент и убирает ствол.
Так, Полякова Полина, Таймураз Тускаев, Тамерлан Тускаев. Братья, да, хм, Осетия? И Анатолий Штыба, — читает документы представитель власти. — Штыб какой-то.
— Кто? — подскакивают оба осетина и смотрят на меня.
— Штыба, — удивлённо говорит мент.
— Это какой Штыб? — говорит первый, видно старший из братьев.
— Тот самый, что у вас воевал, был бы жив дед, он вам бы пояснил сам, — цежу в их сторону, понимая, что мою фамилию они могли и слышать, раз с Осетии.
— Я сам на улице Штыба живу, ай, парень, как я ошибся! Ты прости, дорогой. А? — запричитал первый, второй хоть и молчал, но смотрел уже без злости.
— Какой-такой Штыб? — спрашивает недовольный тем, что всем на него наплевать, мент.
— Ему Дзержинский часы подарил с надписью, я в музее видел, — добавил второй.
— Я так понимаю, ссоры больше не будет? — решил, что дело сделано, милиционер.
— Ай, какая ссора, — кричит Таймураз.
— Будет, если перед девушкой прощения не попросишь, — почти соглашаюсь я.
— Ты извини, дорогая, мы не знали, что ты с ним, ну сказали глупость! Прости! — искренне рвет волосы на груди старший брат.
Девушка фыркает и лезет наверх, купе пустеет, все лишние вышли.
— И это всё? — вдруг зло спросила она у меня.
— Чего тебе надо, заполошная? Я из-за тебя только, что на зону не сел.
— Он меня лапал! Я хочу его наказать!
— Ай, дорогая, — вступает в разговор первый. Ну, давай ты меня лапай, молчать буду! Клянусь.
Фурия наверху молчит, соображая как бы наказать их не лапая.
— Правда, дед твой? — спрашивают у меня.
— Правда, родной брат моей бабушки, — говорю я и лезу в рюкзак достать фото бабули. Я перед поездкой переложил фотки в книгу. Кладу подранного Дюма на полку и показываю фото бабушки соседям. Те восхищённо присвистнули, видя ордена и винтовку снайперши.
— А можно я почитаю? — наглая мадам добралась до Дюма.
— Да ты слазь вниз и читай. Тамерлан, иди к брату! — говорю я.
Дальше, как водится у них на Кавказе, я из врага перешёл в категорию друга, ну и Полина вместе со мной. Я предложил свои запасы, они свои. Поля сидела внизу и гордо ничего не ела, внезапно она схватила мою финку и сверху вниз ударила по руке Таймураза, ну как ударила, чуть задела, он успел убрать ладонь со столика. Засочилась кровь, а я быстро отобрал нож у девушки.
— Убьёт, а? Клянусь, убьёт! Как спать? — заволновался старший брат, перевязывая руку чистым платком.
Вот уж не поверил бы, что в кармане у такого брутала чистый носовой платок.
— Ты это извини, если не то что-то сказал, хочешь на моё место? — пошутил я.
Та, гордо взглянув на нас, забралась с книжкой опять к себе наверх. Выпустив пар, Полина успокоилась и уснула, тихонько так похрапывая изредка, уснул и я.
Утром, как и ожидалось, соседи меня разбудили, собираясь. Я попрощался с ними, а их место заняла мамаша с девочкой лет четырнадцати. Она ещё не видела Полю и вела себя как королева, этакое создание, уже понимающее, что мужикам от неё чего-то, возможно, надо, но не знающее зачем. Она сразу принялась строить меня, ожидая моего интереса к ней — выставила за дверь, чтобы переодеться, потом стала пытать, куда я еду, зачем, и, видя что я её игнорирую, фыркнула и полезла наверх на своё место. Мама её поминутно морщилась, и я, невыдержав, спросил:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— У вас болит что-то? У меня таблетки есть обезболивающие.
— Хорошо как, я, ведь, на вокзале купить не успела. Меня Ольгой Станиславовной зовут, а дочку Катя, — улыбнулась женщина, и мне пришлось лезть за цитрамоном.
Разговорились, ехали они до Оренбурга, то есть почти сутки нам вместе находиться. Я рассказал, что еду в комсомольскую школу в Красноярск. Тут сверху свесилась голова Полины, а затем и её красивые ноги. Легко спрыгнув, она сказала:
— Толя, я тебе вчера зря спасибо не сказала, — и поцеловала меня в щёку, вызвав едва слышное фырканье королевы сверху, понявшей, что не она тут самый главный цветок, есть розочки интереснее.
Полина ехала со мной почти до конца, — Ачинск какой-то, знакомый мне только по аббревиатуре КАТЭК.
Ехали эти сутки неплохо, дожрали мою курицу и картошку, дамы и сами угощали меня, не сказать, что деликатесами, но всё было вкусно, тем более я в Саратове и Сенной докупил у бабушек на перроне разную снедь. Бабушек таких, пока еще не гоняли. Мы играли в карты, в основном втроём, и чаще всего оставалась в дурочках Катюша, что её злило. Полина в нашем вагоне пользовалась вниманием мужчин, всё больше взрослых дяденек, конечно. В вагоне молодёжи было мало. Девушку активно зазывали и в купе и в ресторан, стоило лишь ей выйти из купе.
— Надоели, смотрят на меня как на доступную дурочку, — в сердцах сказала она.
— Меня тоже бесит, — вставила вдруг Катя, наверное, чтобы я не забывал, что она тоже жутко красивая и популярная.
Мы с Полей, не сговариваясь, улыбнулись такому детскому поступку.
— Предлагаю свою компанию для посещения вагона-ресторана, — сказал я Полине и добавил ещё один аргумент. — Никогда там не был.
— Там дорого может быть, денег не жалко? — иронично посмотрела на меня приглашённая.
— Деньги есть, один идти не хочу, — честно говорю я.
— Да что там, в вагоне-ресторане, вам, молодежи, делать? — всплеснула руками Ольга Станиславовна. — Я понимаю, взрослый, командировочный там посидит, выпьет немного.
Собственно после этой фразы судьба похода в ресторан была решена. Полину обидела информация о том, что она недостаточно взрослая, оказывается, по мнению спутницы.
Идём в ресторан, вещи под надёжным присмотром соседей, явно не станут по сумкам лазить и воровать.
На входе табличка:
Вагон-ресторан
Время работы с 9.00 до 23.00
Заходим. Столики, против моего ожидания, свободные были, был даже выбор, и мы сели в самом конец зала за двухместный столик, подальше от стойки буфета. Эх, давненько я в советском вагон-ресторане не был. На столике — искусственный букетик цветов, салфеточница, никелированный кронштейн с солонкой и перечницей, и… сюрприз — пепельница. Курить в ресторане можно. Ясно, что меню нам ждать долго придётся. Официантка изображает из себя деловую и страшно занятую, черкая что-то в блокноте и щелкая костяшками счётов. Какая прелесть! Меня даже ностальгия пробила.
— Девушка, я могу меню посмотреть? — нагло льщу матроне лет тридцати пяти, но на меня подняли благосклонный взор из-под густо накрашенных ресниц. Брови у «девушки» тоже никогда не слышали о выщипывании.
— Спрашивай, мальчик, — благосклонно кивнула царица. — Не всё есть. Солянку рекомендую.
Блин, да кто бы сомневался, поезд Читинский и едет назад. Как я узнал, что Читинский? По рыбным блюдам из северных сортов рыб. Солянку брать не буду, колбаска туда может пойти специфическая, из нарезок недоеденных.