Государыня - Галина Гончарова

Только вперед.

На стене Азова в эту ночь не спали. Казалось бы, день был тяжелый, но…

— Придут ли?

— Должны прийти.

Ромодановский сомневался, чего уж там. Не верил он все же до конца в придумки царевичевых воспитанников. Хотя Софья бы сильно оскорбилась за гелиограф. Воин Афанасьевич хоть и не оскорблялся, но был уверен:

— Эту игрушку в хороший день за сотню верст видать. Кому надо — и увидели, и услышали…

— Да знаков не подали.

— Нечего татарву на них наводить.

— Коли не придут, так мы не более трех дней тут выстоим. Хан ровно как озверел…

— Кто б на его месте не озверел? На его землю в первый раз война пришла…

— Поделом шакалу…

— Пойду я готовиться.

— С Богом.

Воин Афанасьевич усмехнулся и отправился вниз. К своим людям. Когда все начнется, они ударят татарам в спину. Тут уж либо пан, либо пропал — сегодня все решится.

Селим-Гирей назад не повернет, им же отступать некуда. Сейчас многое решится. Воин Афанасьевич смутно понимал, что сегодня ночью творится история, но до размышлений ли о судьбах человечества? Лишний раз проверить зажигательные бомбы, гранаты, пушки — и приготовиться.

Не спал и Селим-Гирей, тоскливо было на душе у крымского хана. Где он ошибся? Как попустил?

Вроде бы все правильно, султан позвал — татары пошли. Но…

Пока они гуляли в польских землях, захватили их родной, личный, можно сказать, Азов. И отдавать назад не собирались.

Тоже ничего удивительного, он из рук в руки переходил чаще, чем кубик в нардах. Но…

То, что творилось на его землях…

Селим-Гирей шкурой чувствовал неладное. Русичи в этот раз пришли не баранами, а волками. И уходить не собирались. Они резали, рвали, жгли… мог бы хан — взвыл бы.

Это неправильно!

Это в корне, жестоко неправильно! Так не должно быть!

И не радовали хана ни послушные наложницы, ни сладости, ни драгоценности. Тяжко было у мужчины на душе… Потому и бился он сейчас за Азов, понимал, что ежели выбьет он отсюда русичей, то остальным перекроет выход из Крыма — и устроит кровавую баню. А коли нет…

Неужели — конец?

Неужто он будет последним крымским ханом?

Размышления оборвал шум снаружи.

Штурм?!

Но КАК?!

А дальше размышлять было некогда. Все вокруг закрутилось в бешеной горячке боя.

Бить неожиданно, бить сильно, бить всем вместе — вот основные правила маленькой победоносной войны. Почему маленькой? Так в большую она переродиться и не успеет, коли все правильно сделать. Ромодановский, хоть правил для себя и не формулировал — сие баловство одно, — да сделал все правильно.

Когда ночью в татарский тыл ударили конница и картечницы, перевезенные на телегах, шум поднялся знатный — и русские, которые вышли подземным ходом, не стали мешкать.

Под стенами никого не было, татарский же лагерь атаковали с двух сторон.

Что такое ночная атака? Ну, для начала — это сумятица. Да, были часовые, но они полегли первыми. Казаки, между прочим, тоже не лаптем щи хлебали, по тяжелой жизни на Дону снимать часовых становилось почти искусством. А потом…

Да, сила татарского войска — это его конница, но она же и слабость. Кони, между прочим, боятся огня, шума, криков боли… вот это им русские войска и обеспечили. И сколько ни говори, что лошадь — милое, умное, обаятельное животное, которое никогда не бросит своего хозяина…

Это верно.

С другой стороны — это милое животное, вставая на дыбы и лупя копытами по воздуху, любому способно обеспечить тяжелые травмы.

К тому же при штурме крепости конница не нужна, коням по лагерю свободно бродить тоже никто не позволит, так что все они содержались в одном месте. Вот по этому месту и пришелся первый удар русских. Снять часовых, факелами, саблями, волчьими шкурами, воплями и картечью придать коням нужное направление — и пусть бегут. Разве что еще десятка два всадников с ними пустить, чтобы с пути не сбились.

И вся эта конная масса налетела на татарский лагерь.

Конь никогда не наступит на спящего человека?

Безусловно! Но ведь и людям несвойственно топтать и калечить друг дружку. И однако же, в толпе, в возбуждении, в истерике…

Больше всего нападающим было жалко коней.

Ночь наполнилась криками боли и ярости, конским ржанием, а потом и предсмертными хрипами. Потому что за конями шли люди. И уж они не знали ни пощады, ни сострадания. Татарский лагерь брали в клещи, нещадно вырезая всех, кто попадался на пути. Пленные?

О них никто не думал.

Здесь и сейчас решалось, быть Крыму татарским или русским. Именно здесь и именно сейчас.

Селим-Гирей смог-таки совершить чудо. Сбить в отряд своих телохранителей, какую-то часть войска — его шатер не попал под обезумевший табун, — и теперь хан сам взялся за саблю.

И был воистину смертоносен.

Любой, кто налетал на ханский отряд, ложился навзничь, чтобы уже никогда не подняться. Но о серьезном сопротивлении хан сейчас не думал. Ему надо было прорваться к краю поляны, уйти, чтобы вернуться потом с новыми силами. Вернуться, отомстить…

Распахивались ворота Азова — и оттуда шло войско. Русские не бежали, они словно на крыльях летели, слышались громкие крики… Они торопились вцепиться в горло исконным врагам.

О, если бы ему ночью не ударили в спину, если б они осмелились выйти днем — он встретил бы их! Они бы кровью умылись, они бы все здесь полегли, но сейчас в темноте, когда стрелы не находят свою цель и стреляют только пушки…

Да и пушки какие-то странные. Не те, турецкие, что стояли на стенах крепости, вовсе не те. Легкие, удобные для перетаскивания, для мобильной стрельбы… откуда?!

До чего еще додумались эти дети шакала?!

Враги находились и в темноте. Кто-то же ударил ему в спину, и это были не корабли, нет. На Дону были дозоры…

Но кто?!

Как?!

Откуда?!

Эти вопросы стали последними в жизни Селим-Гирея. Перед лицом что-то полыхнуло — и мир исчез в ослепительной вспышке. Обнаружив очаг сопротивления, русские, не мудрствуя лукаво, забросали его гранатами. Боеприпасы восстановить можно. Жизни вернуть нельзя.

А потому взрывчатки не жалели.

Двух десятков гранат хватило, чтобы очаг сопротивления превратился в толпу охваченных страхом бегущих людей. И рассвет Ромодановский встретил уже за стенами Азова, обходя бывший лагерь и оглядывая пленных.

Их было не так много, не более пары тысяч из всего войска. Потери татар были страшными. Кони, картечь, взрывчатка…

— А главный их где?